Этика для нового тысячелетия - Гьямцхо́ Нгагва́нг Ловза́нг Тэнцзи́н "Далай-лама XIV" - Страница 15

Таким образом, наша прирожденная способность к сопереживанию является источником того наидрагоценнейшего из всех человеческих качеств, которое по-тибетски называется nying je. Термин nying je, переводимый обычно просто как «сострадание», имеет многозначный смысл, который трудно передать кратко, хотя содержащиеся в нем идеи в общем понятны. Он значит любовь, привязанность, доброту, мягкость, щедрость духа и теплосердечие. Это слово используется также для обозначения как сочувствия, симпатии, так и нежности. С другой стороны, в отличие от слова «сострадание», оно не включает в себя «жалость». Оно не имеет смысла «снисходительность». Наоборот, nying je означает чувство связи с другими, и таким образом отражается его происхождение из сопереживания. Поэтому мы можем сказать: «Я люблю свой дом», или: «Я очень привязан к этому месту», но мы не можем сказать: «Я сострадаю», говоря о каком-то предмете. Мы не можем сопереживать вещам, потому что у них нет собственных чувств. А потому, следовательно, мы не можем говорить и о сострадании по отношению к ним.

Хотя из содержания термина понятно, что nying je, или любовь и сострадание, понимается как чувство, оно принадлежит к той категории чувств, которые включают в себя наиболее развитый познавательный [cognitive] элемент. Некоторые чувства, такие как отвращение, которое мы склонны испытывать при виде крови, имеют инстинктивную основу. Другие, вроде страха нищеты, имеют как раз этот развитый познавательный элемент. Таким образом, мы можем понимать nying je как чувство, объединяющее сопереживание и рассуждение. Мы можем представить сопереживание как свойство очень искренней личности, а рассудительность – как свойство некоего весьма практичного человека. Когда они объединяются, возникает чрезвычайно действенная комбинация. И в этом смысле nying je очень сильно отличается от таких беспорядочных чувств, как гнев и страстное желание, которые совершенно не способны принести нам счастье и лишь тревожат нас и разрушают наш душевный покой.

Для меня предположение, что посредством упорного размышления над состраданием и ознакомления с состраданием, через повторение и тренировку мы можем развить в себе внутреннюю способность связи с другими людьми, является обстоятельством чрезвычайной важности, принимая во внимание тот подход к этике, который я описал. Чем более мы взращиваем в себе сострадание, тем более по-настоящему этичными будут наши поступки.

Как мы уже видели, когда мы действуем, исходя из интересов других, наше поведение по отношению к ним автоматически становится позитивным. Это потому, что, когда наши сердца наполнены любовью, в нас не остается места для подозрений. Как будто некая внутренняя дверь открылась, позволив нам войти. Забота о других ломает все барьеры, запрещающие сердечные отношения с другими. И происходит не только это. Когда наши намерения относительно других благотворны, мы обнаруживаем, что чувства застенчивости и беззащитности, которые, возможно, одолевали нас, значительно ослабли. В той мере, в какой мы сумели открыть эту внутреннюю дверь, мы испытываем чувство освобождения от нашей привычной занятости собой. Как ни странно, мы находим, что это сильно увеличивает и чувство доверия. Тут, если можно, я приведу пример из собственного опыта; я обнаружил, что при любой встрече с новыми людьми, если я настроен именно таким положительным образом, между нами не возникает никаких барьеров. Неважно, кто эти люди, каковы они, светлые у них волосы или темные, или покрашенные в зеленый цвет, – я ощущаю, что просто встретился с доброжелательным человеком, который точно так же, как и я, желает быть счастливым и избежать страданий. И я вижу, что могу говорить с ним так, словно он мой старый друг, даже если мы встретились впервые. Постоянно помня о том, что в конечном счете все мы братья и сестры, что между нами нет каких-то серьезных различий и что все, как и я сам, разделяют желание быть счастливыми и избежать страданий, я с такой же легкостью выражаю свои чувства незнакомым людям, как и тем, с кем хорошо знаком уже много лет. И это не только слова или жесты, это настоящее общение сердец, независимо от языкового барьера.

Мы также обнаруживаем, что когда мы действуем, исходя из заботы о других, тот мир и покой, которые возникают при этом в наших сердцах, приносят покой всем, с кем мы связаны. Мы приносим мир в семью, мир в общение с друзьями, на рабочее место, в общину и так далее. Так почему же каждому не захотеть развить в себе это качество? Может ли быть нечто более высокое, чем то, что приносит всем мир и счастье? Для меня уже то, что мы, люди, способны возносить хвалы любви и состраданию, является самым драгоценным из даров.

И наоборот, даже самый скептичный из читателей вряд ли предположит, что такой мир и покой могут когда-либо возникнуть в результате агрессии и опрометчивого, так сказать, неэтичного поведения. Разумеется, нет. Я хорошо помню, как усвоил этот урок, будучи еще мальчиком и живя в Тибете. Один из моих служителей, Кенраб Тензин, заботился о маленьком попугае, которого он обычно кормил орешками. Хотя он был довольно суровым человеком, с выпученными глазами и даже несколько отталкивающей внешностью, попугайчик, едва заслышав его шаги или его покашливание, тут же начинал волноваться. Когда птичка клевала с его руки, Кенраб Тензин поглаживал ее по головке, и, похоже, попугай приходил от этого в полный восторг. Я очень завидовал их отношениям и хотел, чтобы птичка и ко мне проявляла такое же расположение. Но, когда я несколько раз попытался кормить ее сам, мне не удалось добиться от нее знаков дружелюбия. Поэтому я попробовал ткнуть в нее прутиком, в надежде на лучший отклик. Незачем и объяснять, что результат оказался прямо противоположный. Птица была весьма далека от того, чтобы полюбить меня; она отчаянно перепугалась. И если до того у меня и были небольшие шансы подружиться с попугаем, теперь от них ничего не осталось. Тогда я понял, что дружба возникает не в результате запугивания, а только в результате сострадания.

Каждая из мировых религиозных традиций отдает ключевую роль воспитанию сострадания. Поскольку оно является одновременно и источником, и результатом терпения, терпимости, прощения и всех хороших качеств, очень важно заниматься его взращиванием с начала и до конца духовной практики. Но даже и без религиозных намерений любовь и сострадание, несомненно, имеют для всех нас основополагающее значение. Учитывая нашу основную предпосылку, что этическое поведение состоит из поступков, не приносящих вреда другим, мы делаем вывод, что нам необходимо принимать в расчет чужие чувства, а это делается на базе нашей врожденной способности к сопереживанию. И если мы, сдерживая все, что препятствует состраданию, и взращивая то, что способствует ему, преобразуем эту способность в подлинные любовь и сострадание, нравственная сторона нашей деятельности улучшится. И мы обнаружим, что это ведёт к счастью и нас самих, и других.