Покажи мне свой мир (СИ) - "Смай_лик_94" - Страница 12

— Ммм, к нам кто-то пришёл? Кто это?

— Это Гэри.

— Привет, Бэлл. Я очень рад, что ты сумел сбежать и вернуться домой. Теперь всё страшное позади. С возвращением.

— Спасибо, — я сел на постели и улыбнулся им обоим. — Ну что, давайте попьём чаю с чем-нибудь вкусненьким? В честь моего возвращения?

— Давай, милый, я приготовлю, а ты отдыхай.

— Хорошо. Я и правда устал, мне надо немного прийти в себя. Позовёте меня, когда будет готово?

***

Выдержав целый день лицемерия, лжи, слащавых улыбок и поздравлений с возвращением, после которого меня уже тошнило, я лёг спать, специально прижавшись к Дюку, чтобы он ничего не заподозрил. Когда он заснул, я встал и, накинув тёплую куртку, вышел из дому. Мне не оставалось ничего, кроме как вернуться в Нижний Шеридан и жить там, воспитывая малыша, которого, возможно, я уже ношу. А про лживую тварь, которую я считал мужем и лучшим другом, мне стоит забыть — чем быстрее, тем лучше.

Выйти за ворота не составило труда — охранник, напившись, спал мертвецким сном, и я беспрепятственно выбрался за пределы города. Я медленно побрёл в темноте по остывшему песку, дрожа от холода, слёз и страха. Следуя логике, надо предположить, что Глэйд не отпустит далеко омегу, беременного его ребёнком. Значит он, наверное, уже ищет меня. Я молился о том, чтобы наткнуться на него. Я, конечно, вполне могу пережить одну ночь под открытым небом, учитывая, что сейчас лето. Но мне будет очень страшно одному.

Давно ли я хотел к Дюку? А теперь хочу подальше от него. Предатель и слабак, оставивший омегу одного в пустыне на растерзание мутантам.

Я брёл и брёл в кромешной тьме, едва переставляя ноги. Я не помнил, куда мне идти. Точнее, примерное направление я знал, но было темно, и даже если я бы дошёл, куда надо, я не увидел бы входа в лифт. А если случилось бы чудо, и я его увидел — я всё равно не знал бы, как его вызвать. Так что надежда у меня было только одна, что Глэйд найдёт меня быстрее, чем я упаду без сил прямо на песок. Усталость брала своё, и я сел на землю, поджав согнутые ноги и обхватив их руками.

— Глэйд… Где ты? Я же здесь, совсем один. Мне страшно. Пожалуйста… Я больше не могу…

Кажется, я потерял сознание, потому что вдруг обнаружил себя лежащим на песке в позе эмбриона. Я сжался в комочек, чтобы было теплее, и закрыл глаза. Здесь намного холоднее, чем я думал. А вдруг я умру? Я не хочу… Я хочу жить, я хочу, чтобы с малышом ничего не случилось. Время потекло медленно и урывками. Я периодически проваливался в бессознательную черноту, а когда приходил в себя, обнаруживал, что всё ещё лежу в той же позе. Ноги и руки совсем замёрзли, и я попытался согреть пальцы дыханием, но ничего не вышло.

Чередующиеся полосы сознания и бессознательности нарушили сильные руки, поднявшие меня с земли. Я прижался к широкой груди и понял, что это моё спасение. Почти тут же я снова отключился.

Следующий всплеск сознания — моё тело окутало приятное тепло. Вода? Наверное. Я приоткрыл глаза и увидел над собой склонившееся беспокойное лицо Глэйда. Я попытался что-то сказать, но не было сил даже приоткрыть рот, я только тихо замычал. Постепенно я начал осознавать происходящее: я лежал в горячей ванне, Глэйд сидел на стуле рядом и периодически добавлял горячей воды, чтобы я не замёрз ни в коем случае. Через некоторое время я смог заговорить — силы возвращались ко мне.

— Я очень хочу спать, — мой голос прозвучал слабо, как у умирающего; мутант тут же сорвался с места и через несколько мгновений вернулся с полотенцем. Я попытался встать в ванне, но ноги меня не слушались, и я поскользнулся. Этот пируэт, исполненный изящества и грациозности, непременно закончился бы разбитой о бортик ванны головой, но Глэйд вовремя схватил меня. Я тут же оказался закутан в полотенце и перенесён на кровать. Сознание снова начало утекать от меня, и я урывками замечал движения Глэйда — вот он вытирает меня полотенцем, вот накрывает одеялом, вот гасит свет и уходит. Последняя недовольная мысль была о том, что он мог бы и не уходить, а остаться, если мне вдруг станет плохо или страшно.

***

Как выяснилось позже, я беспробудно проспал больше суток. Очнувшись, я тут же оказался передан заботливым ручкам Майки, который раскудахтался надо мной, будто я был его ребёнком, а не ровесником. Он носился вокруг меня, как угорелый, таскал мне еду в постель, разговаривал со мной, гладил по голове и рукам, укутывал меня одеялом, расчёсывал мои вечно путавшиеся волосы и вообще всячески старался мне угодить. Видимо, он привык ухаживать не только за своим малышом, но и за Бобом, и теперь у него освободилось много времени, которое раньше он тратил на этого монстра. Вот он и нашёл себе достойную замену. И, конечно, за таким красавчиком, как я, ухаживать наверняка было приятнее.

Постепенно я пошёл на поправку, и забот у бедного Майки снова стало слишком мало, а его деятельная натура не позволяла ему сидеть без дела. Он заскучал и был отправлен любящим мужем на четвёртый ярус, где находились больные и старики — и там он расцвёл, как редкий цветок, утвердив за собой прозвище «сестра милосердия», которое дал ему Глэйд.

С возвращением сознания ко мне вернулись и скорбные мысли насчёт Дюка. Я до сих пор пребывал в ужасе от того, что услышал, но у меня, всё же, оставались вопросы, на которые теперь мог ответить только мой сожитель, как я решил его называть. Вот я как-то и решил порасспросить его по поводу того дня, когда оказался здесь.

Глэйд, как обычно, сидел, уставившись в телевизор, вальяжно развалившись в кресле, которое появилось в квартире непонятно откуда. Его босые ступни, покрытые мелким узором чешуек, с удовольствием прижимались к тёплому полу, а руки были закинуты за голову, и вообще он сейчас производил впечатление наевшегося ленивого кота. Всё дело было в том, что моя беременность подтвердилась благодаря приборам, которыми меня прослушивали и просвечивали, чтобы удостовериться, что я здоров, и он был очень доволен тем, что скоро на его плечи обрушится тяжёлый груз отцовства. Я кашлянул, чтобы привлечь его внимание, но он и не подумал как-то отреагировать. Тогда я швырнул в него подушкой, и он поймал её, не оборачиваясь и не отрывая взгляда от экрана визора.

— Ты что-то хотел?

— У меня есть несколько вопросов, и было бы очень мило, если бы ты уделил мне хоть чуточку своего светлейшего внимания.

— Да пожалуйста, — он выключил визор и повернулся ко мне. — Я слушаю тебя.

— Расскажи мне, что произошло той ночью, когда все мои спутники исчезли таинственным образом из лагеря, а я остался совершенно один и попал в твои лапы.

— Ты правда хочешь это знать? Тебя вряд ли обрадует то, что ты услышишь.

— Слушай, я знаю, что они бросили меня. Думаешь, я вернулся сюда просто так? Я слышал, о чём они говорили. Дюк сказал, что выменял мою жизнь на свою. Как?

— Мы прочёсывали окрестности, ища следы выродков из Буффало, чем, собственно, занимались и ваши альфы. Мы натыкались на них частенько, но не трогали их, потому что дело у нас было общее. И хоть толку от ваших рейдов было маловато, мы позволяли вам бродить, где вам вздумается. Но мы были очень удивлены, когда учуяли запах омеги. У нас, как ты знаешь, омеги не рождаются — ну, почти — и грех был бы, если бы мы не взяли то, что как будто только нас и дожидается. Мы подошли к вашему лагерю и ваши, разумеется, проснулись — только ты спал, как сурок. Они-то, к их чести сказать, ребята тренированные. Они нас не видели, было темно, и они решили, что мы из Буффало. В темноте у них не было шансов нас победить, и мы предложили им сделку — мы не тронем никого из них, если они оставят нам тебя. Они согласились без всяких вопросов, и ушли примерно на милю, так чтобы им было видно тебя, а ты их не заметил. Они видели, как ты метался по лагерю и звал их, но уговор есть уговор, и они не дали тебе знать, что они рядом. Потом один из наших ребят взял тебя и отвёз сюда. А ваши вернулись за вещами и ушли. Вот, собственно, и всё.