Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Ма - Вафидис Эмилиан - Страница 29

Размышляй и говори про себя: «Я не останусь в этом мире» — и тогда не согрешишь перед Богом. (66)

«Сколько еще мне осталось жить в этом мире?» — произноси эти слова и размышляй над ними, даже если ты не веришь в скорое приближение смерти. Если ты будешь думать, что, возможно, сегодня или завтра умрешь, то не согрешишь.

Никто не грешит, когда размышляет о смерти. Однако нам необходимо иметь совершенное дерзновение пред Богом, преодолеть страх смерти и чаять ее на всякий час, потому что это взлет в рай, в Царство Небесное. Что бы ни удерживало нас в мире, что бы нас ни заставляло бояться — отбросим это прочь.

Мы молимся: «Боже мой, спаси меня, исцели меня, помоги мне». Не будем малодушествовать, скажем: «Да будет так, как хочет Бог!» Ты путешествуешь по морю — и корабль тонет. Летишь на самолете — и он сгорает. Не надо бояться, молясь о себе в панике, потому что если ты имеешь пред Богом дерзновение, Он Сам поможет тебе.

И мы также не должны мириться с тем, чтобы хоть один наш день прошел без ощущения благого дерзновения перед Богом. Без этого никто не может почитать Бога как должно. Не ешь, не пей — сначала исполни все свои обязанности перед Богом, и ты увидишь, как легко тебе будет жить.

Глава четвертая

Не будь чревоугодником и не предавайся многоядению, чтобы не возобновились в тебе прежние грехи. (67)

Во времена преподобного Антония люди обращались к вере от языческого заблуждения, от безнравственной и развратной жизни, из ересей и расколов, поэтому под «прежними грехами» подразумевается жизнь в заблуждении, в неведении того, что Бог дарует нам эту жизнь ради стяжания чистоты и что мы дадим ответ за каждый свой поступок. Грех вошел в тело и душу человека и так сильно извратил его природу, что неестественное состояние стало для него естественным. Развратной и порочной жизнью, клятвами и идолослужением, гордостью и всеми страстями люди уподобились скотам. Все противоестественное возобладало над ними, стало чем-то обыденным, закономерным, и уже сомнительно было, найдется ли на земле хоть один чистый человек.

Когда кто-либо обращался к Богу, грехи прощались ему в таинстве Святого Крещения, а затем и при постриге, если человек сознательно и ответственно принимал его. При этом крещаемый или постригаемый получал особую силу чистоты, без которой невозможно жить в Боге. И хотя и после дарованного ему очищения от греха человек не забывал своего противоестественного состояния, того уподобления скотам, до которого ниспала человеческая природа, созданная как образ Божества, однако он не переживал заново греховные состояния, не разжигал страстей в своем сердце и жил так, как будто никогда не совершал ничего дурного. Испытывая лишь чувство греховности своей природы, он при этом ощущал Бога и наслаждался благами духовной жизни. У него не было греховных воспоминаний, он не чувствовал нужды возвращаться к старому, над ним не властвовали чуждые его обновленной жизни старые немощи и привычки. Таким человеком Бог мог управлять.

И все же бывали случаи, когда опыт прошлой греховной жизни, словно стремительный поток, со всей мощью врывался в человеческую душу, и человек не в силах был сопротивляться, в его естестве возобновлялись старые противоестественные устремления. Скотоподобие, скрывавшееся в сердце, просыпалось и заявляло о своих правах, и человек возвращался к греху, хотя когда-то уже был облечен в белые одежды крещения. Впрочем, и в этом случае он мог снова взыскать благодати Божией, и Церковь прощала его. Если он в течение многих лет доказывал свое желание неотлучно быть с Богом, то вновь приобретал утраченные духовные силы и чистоту. Святые отцы, желая помочь такому человеку, накладывали на него многолетние епитимии, от трех до двадцати пяти лет, а порой и пожизненные.

В те времена люди не были такими самолюбивыми и эгоцентричными, как сейчас. Сегодня человек согрешает и на другой день, исповедавшись, хочет причащаться. Раньше люди были уверены, что из-за греха они стали далекими от Бога, изгнаны из рая и теперь огненный меч охраняет Божественное причастие, поэтому они сами просили отлучить их от него ради своего же спасения. Они претерпевали это мучительное отлучение, для того чтобы доказать свою любовь к Богу и потом уже снова причащаться.

Постепенно Церковь начала сокращать срок епитимий из-за немощи своей паствы. Многие верующие, узнав о строгости епитимии за совершенный ими грех, совсем отказывались от благодати Божией, предпочитали влачить жалкую жизнь, и потому Церковь, чтобы не бросать их, сообразовывалась с их немощами в надежде, не спасет ли кого из них, по слову апостола Павла.

Смягчение епитимий было признаком того, что болезни Церкви умножались. Но в то же время и духовно преуспевающих людей становилось все больше. Чем более умножался грех, тем более преизобиловала благодать Божия, созидая в противовес ему сонм святых людей, которые с раннего возраста вели воздержную жизнь и оставались целомудренными, безукоризненно чистыми до конца своих дней. Причем они были чисты не от плотских лишь грехов, но прежде всего — от грехов мысленных, таких как богохульство, клятва, клятвопреступление, гордость, тщеславие, неверие, ересь и, в особенности, себялюбие, склонность человека критерием всему считать свое «я» и свои желания. Это огромное воинство непорочных людей умножилось и стало столь значительным противовесом греху, что Церковь с радостью признала свое преуспеяние как единого Тела.

Одновременно с этим, как мы знаем из церковных правил, Церковь вынесла новое определение о монашеском постриге. Первоначально постриг можно было принимать с семнадцати лет, теперь же этот возраст был снижен до десяти лет, ради того чтобы предотвратить возможные в юности падения. Возраст с одиннадцати до семнадцати лет самый трудный, поэтому многие родители приводили своих детей в монастырь в три-четыре года, чтобы они уже в самом раннем возрасте стали монахами. Это происходило потому, что среди христиан процветали целомудрие и чистота, благочестие и богопознание.

Однако грех не перестал и никогда не перестанет существовать на этой земле, если только Бог не отнимет у нас свободу. А Бог никогда ее не отнимет, так что мы никогда не потеряем способности собой управлять, выбирая между грехом и святостью. И мы можем это делать в каждый момент своей жизни. Предаваясь помыслам, увлекаясь воображением и своими желаниями или взирая на что-то чувственно, мы восстанавливаем в себе всю полноту своих прежних пороков, возвращаемся к распутству и сладострастию. Кроме того, мы можем вернуться к идолослужению, например, начать обоготворять деньги, женщин, любовь к самому себе (так называемый нарциссизм), умение настоять на своем или что угодно другое.

Но главное, мы можем впасть в непокорность Богу, что равносильно идолослужению. Иными словами, мы можем так сильно довериться своему помыслу, желанию и особенно своему мнению и знанию, что они начнут управлять нами, а Бог перестанет действовать внутри нас Своей силой и утешать нас. В таких случаях человек всегда подвергается демонским нападениям. Демон в какой-то мере приобретает над ним права, входит в него и постепенно так укрепляется в этих правах, что человек страдает и борется до конца своей жизни.

Однако человек кающийся, как правило, изменяет свою жизнь, созидает обновленную жизнь, преображаясь от славы в славу, от совершенства к совершенству, от святости к святости, становясь новым миром, новым человеком. В таком случае воспоминания о демонских воздействиях постепенно изглаживаются, Бог овладевает нами, и мы начинаем подниматься по ступеням, ведущим к безгрешности. Теперь Бог помогает нам, чтобы страсти, подавленные благодаря обновлению нашей природы, не могли в нас проявляться. Потом Бог воссоздает все внутри нас, проникая до самых глубин нашего существа, и тогда мы становимся с Ним единым целым, достигаем в этой жизни безгрешности и обретаем способность не поддаваться соблазнам. Умение не соблазняться, не принимать помыслов, не грешить — это естественное состояние человека Божия. Если у нас есть искушения, помыслы, желания, если мы возвращаемся к своему ветхому человеку, это означает, что в нас еще живо то, что противно нашему естеству.