Вопреки судьбе (СИ) - "Gannel" - Страница 44

- Не скрою, я был бы рад вашей компании, хотя и не понимаю, отчего вы считаете это своим долгом…

В этот момент они подъехали к постоялому двору. Еще издали Атос заметил какой-то экипаж, следом за которым бросилась показавшаяся знакомой фигура. Приближаясь же, граф увидел у окна Луизу. Выражение обреченности, застывшее на ее лице, почему-то показалось Атосу связанным с уехавшей каретой…

Девушка кивнула приехавшим, но, как показалось графу, скорее вымученно, чем радушно. А через мгновение она отошла от окна.

Это ее поведение заставило Атоса нахмуриться – слишком оно не вязалось с обычным поведением Луизы. Да еще и этот то ли ужас, то ли обреченность, то ли они вместе – такого выражения лица он еще не видел.

Атос, бросив поводья слуге, направился к трактиру.

- Планше! – весело крикнул д’Артаньян. – Эй! Планше! Поторопись! Где ты, бездельник?! Куда запропал?!

“Ах да, Планше!” - осенило графа. Вот кто бросился за экипажем! Поэтому ему и показалась знакомой фигура преследователя.

Атос больше не шел, он бросился бегом по лестнице к комнате, занимаемой Луизой. Теперь он уже не сомневался, что произошло нечто ужасное, что он не смог предугадать и предотвратить. Анна была здесь, это точно – и именно она повинна во всем, хотя он еще и не знал, в чем конкретно.

Сердце стучало, кажется, через раз, а лестница всего в десяток ступеней и коридор в пару шагов до нужной двери превратились в путь более длинный, чем проделанная сегодня дорога из Амьена в Бетюн.

Атос рывком открыл дверь… и пошатнулся, увидев Лизу – девушка скорчилась на полу, слабая, хрупкая, беспомощная. Молнией мелькнуло – опоздал! Вот и все. Кончено. Потерял, не обретя.

***

Заметив, что Атос, хмурый и сосредоточенный, поспешил в трактир, д’Артаньян заволновался. Он не так долго знал мушкетера, но успел не только привязаться к нему, но и хорошо изучить его. Атос никогда ничего не делал просто так. И в любых ситуациях сохранял необыкновенное хладнокровие. То, что его заставило хмуриться, должно было вызывать панику у других.

- Д’Артаньян…

- Не сейчас, Констанс, - растерянно отозвался юноша. - Вам лучше пойти в трактир, вам покажут комнаты.

Молодой человек еще не решил, бежать ли ему за другом или попытаться узнать у трактирщика, что тут произошло, с кого лучше спросить, быть может, виновный очевиден, когда во дворе появился Планше.

- Вот и ты, шельмец! – рявкнул гасконец.

- Простите, д’Артаньян, - вставил лорд Винтер, - но, мне кажется, у вашего слуги есть оправдание. Об этом говорит его вид.

Планше и вправду был неспокоен: он тяжело дышал, размахивал руками, в которых было что-то зажато, но не мог и слова сказать. Лицо его покраснело, а взгляд сновал по двору, не цепляясь ни за что.

- Та… дама… была… тут, - наконец смог выговорить он.

- Где она?! – милорд немедленно понял, о ком речь.

- Не знаю, сударь, - несколько отдышавшись, ответил Планше. – Она недавно уехала. Я пытался ее догнать, но мне не соревноваться в беге с ее лошадьми, только пыли наглотался под колесами повозки.

- Так надо было задержать ее еще тут! – воскликнул лорд Винтер.

- Ох, что вы, сударь?! Я и не сразу понял, кто эта дама, я же никогда ее не видел. А она так любезно разговаривала с мадемуазель Луизой, что я уж было решил – знакомая ее. Только когда испуг мадемуазель увидел, понял…

- Дьявольщина! - сжал зубы д’Артаньян.

- Да и не позволили бы мне, сударь, - продолжал причитать Планше. - Кто ж позволит такое учинить со знатной дамой?!

- Значит, она скрылась, - вздохнул милорд.

- Не совсем, сударь, - ухмыльнулся Планше.

- Как это?

- Когда я понял, что за этой дамой мне не угнаться, я сначала не знал, что делать. А затем припомнил, что дама эта уехала не со всеми своими слугами. Одному из них она, садясь в карету, сунула записку в руку, и он, этот малый, остался в трактире. Я подумал и сказал себе: “Не может быть, чтобы он просто получил от нее записку с признанием в любви. А это значит, он служит посыльным. А уже это означает, что сейчас он поедет к тому, кому предназначено письмо…”

- Планше, говорите короче! - нахмурился д’Артаньян, начиная даже завидовать Атосу, поскольку Гримо парой фраз мог пересказать, кажется, все на свете, любую историю сведя к сухим фактам.

- Так вот, сударь, я, как только это подумал, услышал топот. И точно ведь, едет посыльный, спокойно так едет, шагом, видно, торопиться ему некуда…

- Планше, письмо?!

- У меня, сударь.

Записка была передана в руки д’Артаньяна.

- Она близ Армантьера, - пробежав глазами по строкам, воскликнул он. - Да, милорд, вас, вероятно, это заинтересует.

Гасконец отдал письмо лорду Винтеру.

- Кажется, вас не очень желают видеть в особняке на Королевской площади, - добавил д’Артаньян.

- Это мы посмотрим, - прищурился милорд, также читая постскриптум.

Лорд Винтер в задумчивости оглядел двор трактира, пытаясь найти решение. И через мгновение его принял.

- Полагаю, вам следует быть рядом с возлюбленной, ей угрожает опасность. Господин Атос занят… Я же не хочу терять время и намерен преследовать эту женщину. В конце концов, она моя невестка. И я буду виноват, если не остановлю ее.

- Возможно, вы преувеличиваете опасность, исходящую от нее, - заметил д’Артаньян. – Пока она ничем нам не навредила.

- Увы! Скорее наоборот. Вы позволите взять вашего слугу и слугу вашего друга? Мне могут понадобиться люди для поисков.

- Разумеется. Храни вас Бог, милорд!

***

Странная смерть, от которой по всему телу идут пятна, свела в могилу лорда Винтера-старшего столь быстро, что прибывший врач не успел даже что-либо предположить, а тем более начать лечение.

Титул и состояние переходили к его маленькому сыну, при котором опекунами, как было заведено, значились мать и дядя – младший брат покойного. Но именно последний и не принял все это. Он взял себе имя брата и назывался отныне лордом Винтером и бароном Шеффилдом. И причина этому была – он был уверен, что к внезапной смерти брата приложила руку его жена.

Она появилась в жизни старшего барона внезапно. Красивая, умная, загадочная – она мгновенно заняла место в его сердце. Доводы о том, что ее прошлое неизвестно, услышаны не были, лорд Винтер был уверен в дворянском происхождении возлюбленной, а более его ничего не заботило. Свадьба, а после и появившийся младенец вроде бы укрепили положение миледи. Как ей, должно быть, казалось.