Сунг - Метелин Олег - Страница 5
- Предыдущая
- 5/33
- Следующая
Комендант матерится под нос:
– …Еб твою мать! Этот засранец опять все по-своему сделал. Говорил же ему, что не здесь надо… Говнюк!
Слова подполковника потихоньку стихают по мере его удаления. Через пяток минут он оказывается на вершине, растерянно оглядывается, делает шаг и… пропадает. Видимо, спрыгивает в какой-то окопчик.
– А нам что делать? – вопрошает мой спутник – майор белое безмолвие.
– Подождите пока… – предлагает «безмолвие». – Покурите. Тут можно: «духи» не увидят…
Кажется, я его вычислил. Этот парень находится за вот этим холмиком, или под ним (если этот холмик – насыпь из земли над окопом, искусно замаскированным). У меня сразу начинают чесаться руки, чтобы проверить свою догадку. Но как? Гранату не бросишь – свои, черт бы их побрал!
Разведчик видит это по моему лицу, улыбается одними губами и кивает мне. Похоже, он пришел к такому же выводу одновременно со мной. Потом демонстративно присаживается на корточки и вытягивает сигарету из мятой пачки:
– Закуривай, старлей!
– Закуривайте, товарищ старший лейтенант, – советует мне голос веселого наглеца, – И не крутитесь, все равно не найдете.
– Будешь хамить, боец, гранату брошу! – кричу в ответ, – Знаю, где сидишь!
– Не успеете, – лениво подключается к перепалке второй, – Я вас еще с половины подъема на прицеле держу.
Через минут пятнадцать появляется красный от гнева Рукосуев. Рядом с широко шагающим подполковником семенит, стараясь не отстать, маленький прапорщик с хитрованской татарской физиономией.
Комендант что-то сердито ему выговаривает. Прапор виновато мотает головой, искоса поглядывая на начальство. Впрочем, по его лицу не видно, что он сильно удручен разносом…
– К Снесареву! – походя бросает нам Рукосуев и, не сбавляя темпа, начинает спускаться в сторону траншей.
Прапорщик, пробегая мимо вместе с подполковником, мотнул головой, словно копируя жест царских офицеров. Получилось это у него неплохо, если бы не шапка, съехавшая от рывка прапору на нос.
Нам ничего не остается, как последовать за этой парочкой.
Рукосуев не идет, а летит по целине. От него, словно от носа крейсера в штормовом море, в разные стороны фонтанами разлетается снег. Мы едва поспеваем – видимо, сильно разозлил его неведомый Снесарев.
А вот и он – Снесарев.
Разбитной малый в потертом на рукавах и на животе бушлате (видно, часто лазит по траншее). Из-под расстегнутого ворота куртки в глаза вызывающе лезет зеленая пограничная тельняшка. Шапка на затылке. (Впрочем, ее он в начале разноса приводит в нормально-уставное состояние.) Глаза, наверное, в обычное время нагловато-веселые (теперь понятно, с кого берут пример борзые бойцы в «секретах»!), сейчас нарочисто – виноватые и по-солдатски слегка бессмысленные. Франтоватые черные усики тщательно подстрижены. Они смотрятся по-опереточному на его смуглом, обветренном лице грубоватой, мужицкой лепки.
Кого он мне напоминает? Точно! Таким в моем воображении был старшина разведки Чубаров из некрасовского «Сталинграда». Лихой, бесшабашный вояка, предпочитающий больше полагаться на себя, а не на приказания начальства «сверху».
Он молча слушает разнос подполковника за то, что устроил огневую точку и «секрет» на сопке, которую было решено не занимать. Пару раз старший лейтенант Снесарев пытается вставить слово:
– Но это же господствующая над нами высота… …Если «духи» займут…
– Не ваше дело, старший лейтенант! С неожиданно жестким тоном вмешивается в разнос майор-разведчик. – Это не ваше дело! Сегодня же – слышите, сегодня! – с сопки должны быть все выведены. Это приказ!
Старший лейтенант не знает, имеет ли право ему приказывать незнакомый майор. Он вопросительно смотрит на Рукосуева.
– Вы слышали, Снесарев?! – кидает тот начальнику «стопаря». – Идите выполняйте приказание!
Старший лейтенант козырнул и отошел в сторону. Вполголоса отдал распоряжение прапорщику.
Тот, в свою очередь, кинул выразительный взгляд в сторону нашей группы и отправился сторону сопки. Мы молча смотрим ему в след.
Разнос происходит в шагах десяти за траншеями «точки». В них то и дело мелькают любопытные закопченные физиономии и солдатские шапки солдат.
Снесарев поворачивается в их сторону:
– Вам чего, делать нехер?! А ну по местам!… Ты чего здесь?! Отдыхаешь после наряда? Сейчас в наряде на кухне отдохнешь! И не лыбся, Худойбергенов, сгною!
…Семенов! – кричит Снесарев кому-то, – Сержант! Почему у тебя стадо по траншее бродит?! Где Семенов?!
– На кухне, товарищ старший лейтенант! – отвечает все тот же Худойбергенов, – Обед пробует. Сами же приказали!
Снесарев сплевывает и отправляется наводить порядок.
… – Раздолбай! – бросает вполголоса Рукосуев, – Распустил солдат. Хороший тактик, грамотно воюет. Но раздолбай!
В мою сторону он демонстративно не смотрит, разговаривает только с майором. Мне ничего не остается делать, как начать свой собственный спор с комендантом. Мысленный, естественно.
«Почему распустил? Нормальные солдаты, с нормальными, не запуганными лицами. Солдат не должен бояться офицера. Он должен его уважать. Мы не в прусской армии Фридриха Великого служим, где для нижнего чина фельдфебель был страшнее врага. Мы – в России. А здесь боец всегда найдет способ наколоть начальника, если он его не уважает. Привычка не выполнять приказы в бою заканчивается хреново.
И если Снесарев раздолбай, то любимчик с «Шахт» – вообще чудо в перьях. Хм, «раздолбай»… Молодец, обезопасил себя. Эта сопка буквально нависает над позициями. «Духи» ее займут – перещелкают всех, как вшей на письменном столе.
А кого не перещелкают, того вниз столкнут. Склон здесь как раз подходящий для того, чтобы шею свернуть… «Раздобай»… У этого Снесарева блиндажи не в пример добротнее и выше, чем у того… как же его? Опять фамилию забыл. …А то, что не доложил, так он что – идиот: в радиоэфире такие вещи докладывать? А майор-то, похоже, лизоблюд. Ишь, как вписался в «накачку», слово свое веское вставил. Без него бы не обошлись».
– Что вы там бычитесь, старлей? – обратился ко мне Рукосуев.
От неожиданности я вздрогнул.
– «В угрюму думу погружен…» – насмешливым тоном процитировал классика подполковник. – Вы считаете, что я не прав? Думаете, небось, что это не в моей компетенции? Я – комендант! Это мой участок, и все, что происходит на нем – в моей компетенции. Схема обороны заранее согласована и утверждена, а этот, видите ли, молокосос, решил поиграть в Наполеона!
Обидное словечко «молокосос» относится по формальным признакам к Снесареву. Но по интонации чувствую, что подполковник имеет в виду не только его…
Я молчу: на этот раз комендант в чем-то прав: Снесарев не должен был самостоятельно менять утвержденный план обороны. Приходится «выбрать фигуру умолчания», как пишут в исторических романах…
Резкий хлопок моментально выветрил все посторонние мысли. Из ближайшего поворота траншеи в сторону границы сорвалась красная ракета. Описав плоскую дугу, по настильной траектории она воткнулась в землю, разбросав вокруг себя кучу искр.
Она еще горела, исходя белым дымом, как только что вернувшийся с горушки прапорщик нырнул в траншею, что-то крича по-таджикски. Мы кинулись за ним: на войне все непонятное следует рассматривать как угрозу.
Через несколько минут перед нами, вытянув руки по швам и виновато помаргивая черными ресницами, стоял солдатик, и что что-то бубнил себе под нос.
– Ай, ишак! – выкрикнул прапорщик и ткнул солдата кулаком в грудь. Тот отшатнулся, но не упал – помешала стенка траншеи.
– Он говорит, – повернулся к нам прапор, – что ракету выстрелил случайно. Он недавно служит, никогда сигнальную ракету не видел, хотел посмотреть…
Подполковник сплюнул на снег:
– Случайно, не случайно… Сейчас это хрен докажешь. В любом случае засветились перед «духами». Надо срочно уходить. А ты… – Рукосуев повернулся к подошедшему Снесареву: – Организуешь этому охломону такую службу, чтобы он зарекся за всякие незнакомые приспособления дергать. Так он у тебя в следующий раз чеку гранаты дернет, а отвечать будешь ты! Если выживешь при этом.
- Предыдущая
- 5/33
- Следующая
