Вырвавшийся (ЛП) - Уайлдер Джасинда - Страница 6

— Поэтому технически, по закону, да, я еще замужем, с такой стороны это будет супружеской изменой. Но в плане брака, того, о котором говорится в Библии, когда речь заходить о прелюбодеянии... нет, я не верю, что это то, чем мы занимаемся.

Трэ отвернулся и уставился в окно. Потер виски, поднялся с кровати и начал ходить голышом перед окном взад и вперед. Довольно долго он молчал, обдумывая услышанное. Я дала ему время на раздумья. Создалось впечатление, словно я банально оправдывалась, исходя из того, что ему сказала и, как я полагала, он знал это.

— Я не знаю, Шия. Это словно оправдание. Я имею в виду, что понял о двух видах брака, которые ты упомянула, и теперь, поразмыслив над этим, соглашусь с таким утверждением. Но не могу отделаться от мысли... правильно ли это, даже несмотря на то, что это просто законный брак, который ничего не значит ни для тебя, ни для твоего мужа, бывшего мужа или как там его назвать? И если это не дешевый бессмысленный секс, то что тогда? Это, прежде всего, секс вне брака и это грех.

— Неужели? И где это сказано? Где написано, что секс — это плохо?

Трэ остановился и задумался, затем махнул рукой, пренебрежительно отгоняя эту мысль от себя.

— Ты оправдываешься. Знаю, я говорил ранее, что меня не волнует, если это неправильно, но теперь все изменилось.

Я положила кольцо на прикроватную тумбочку и пересекла комнату, встав прямо перед ним. Правда я не касалась его. Не хотела сбить его с того, во что он верил. По крайней мере, не полностью.

— Трэ, ты сам должен решить, во что тебе верить. Я считаю, что ты все еще руководствуешься тем, что тебе привил отец. Во что ты веришь сам? Считаешь ли ты неправильным то, чем мы занимались?

— Что же между нами, Шия? Ты сама сказала, что не знаешь. Я имею в виду, куда это нас приведет? Как долго мы будем двигаться в этом направлении? Это прекрасно и великолепно, и я... Боже, я не хочу прекращать это. Но плохо ли это? Не знаю, внезапно я так запутался. Ты мне нравишься. Действительно нравишься. Наверное, даже слишком. Мое сердце дивным образом бьется, когда я думаю о тебе. Это глупо звучит, знаю, извини. — Трэ повернулся и посмотрел на меня, а лунный свет посеребрил его фигуру. — Я влюбляюсь в тебя? Я едва тебя знаю. Я не... имею в виду, мы знакомы всего три дня. Вообще-то, даже два. И большую часть времени мы провели, занимаясь любовью. Может, я чувствую себя так только по этой причине? Из-за секса? Не знаю.

— Дело вот в чем. Только тебе решать, что ты чувствуешь. Мне нравится проводить с тобой время, быть с тобой. И я надеюсь, ты решишь остаться со мной, но кроме этого не буду пытаться влиять на то, во что ты веришь или что чувствуешь. Если бы я это делала, то была бы не лучше твоего отца.

Трэ опять повернулся к окну, и на его лице четко было видно, что его раздирали сомненья — это выражалось в том, как были сжаты его губы, насколько напряжены были его плечи. Внезапно он стал выглядеть как настоящий мужчина, а не неуклюжий, нерешительный мальчишка, которым он был всего пару дней назад.

— Я не могу вернуться, — немного погодя, ответил он. — Я не могу опять стать тем, кем был. Это не касается того, чтобы вновь стать девственником, а, скорее всего, осознавать то, что мои родители — мой отец — больше не любит меня, и все кажется таким... другим. Словно... словно быть с тобой, заниматься сексом или любовью, как хочешь, так это и назови, изменило то, как я вижу окружающий мир или... то, как я воспринимаю себя и жизнь, и... Господи, все.

— Все в порядке, — ответила я. — В некоторой степени я знаю, через что ты прошел. Я сбежала с бывшим мужем Дэном, когда мне было шестнадцать, почти семнадцать. Помню, как внезапно я стала смотреть на окружающих другими глазами, сексуальными, взрослыми. Даже если ты не испытываешь к ним влечение, все равно смотришь на них иначе, зная, что ты сделал то, что сделал, и это меняет то, как ты все видишь, осмысливаешь и чувствуешь.

Руками я обхватила его за талию; на мгновение он замер, затем его мышцы расслабились, он обернулся и обнял меня, прижимая к своей груди. Моя голова удобно расположилась у него под подбородком, настолько гармонично, словно была создана, чтобы быть там.

— Ты сердишься на меня за то, что я лишила тебя девственности? — спросила я.

Этот вопрос, опасение возникло в моей голове уже довольно давно. Я ждала, что он ответит, мое сердце тяжело билось в груди и внезапно глаза защипало от слез. Эта встреча была меняющим все ураганом, который возник из моего самоконтроля и стал превращаться в нечто пугающее — во что-то, что так походило на отношения.

— Нет, — ответил он, прошептав мне это на ухо. — Я сделал выбор. Пришел сюда, зная, по крайней мере, в некоторой степени, чего ты хотела, и чего так же хотел я. Когда я переступил порог этого дома, то знал, что перешел некую черту, которую не смогу переступить обратно. Но все равно сделал, и это был мой выбор, Шия. Ты не лишила меня девственности — я отдал ее тебе. И не жалею об этом.

— Просто я не знаю, куда мы движемся. — Эти последние слова он прошептал больше для себя, чем меня, и я не ответила.

Я тоже не знала ответа на данный вопрос.

ГЛАВА 3

Двигатель моей «Ауди» жужжал и размеренно гудел, когда Трэ вел машину по плавному изгибу шоссе. Верх машины был опущен, ветер играл нашими волосами, а солнце согревало нас, пока мы ехали на юг по трассе US-49 в сторону Джексона.

Проснувшись на следующее утро, Трэ принял решение на свежую голову.

— Я хочу уехать, — сказал он за завтраком.

— Уехать? Хорошо. Куда ты хочешь уехать и как надолго?

Наши взгляды встретились, его был напряжен и решителен.

— Я имею в виду оставить Джексон. Уехать, навсегда.

Я была шокирована.

— Хорошо... ладно. Ты уверен?

Он кивнул:

— Я не думаю, что мы останемся вместе, если ты не готова к этому. Я не хочу предполагать, что это... нечто, что может быть совсем иным для тебя.

Я задумалась на пару минут. Осмотрелась вокруг, посмотрела сквозь раздвижные стеклянные двери во двор, где никогда не была. И поняла, что здесь для меня ничего не было. Если Трэ уедет, уеду и я.

— Хорошо, — сказала я. — Поехали. Поехали сейчас. Я соберу сумку, и мы можем ехать.

Он поехал в дом родителей на своей старой F-150, сумку он положил в багажник моей машины. На этот раз я пошла с ним, одетая несколько консервативно: в джинсах и не слишком открытой футболке. Я держала Трэ за руку, пока мы стояли в фойе дома его родителей, как, соответственно, и его отец. Его мать сидела на «ленивом» раскладном кресле, вышивала крестиком простой узор на полотне, натянутом на пяльцы. Она не подняла глаз, когда Трэ вошел, не поздоровалась с ним и сделала вид, что вовсе не заметила его присутствия.

— Что тебе нужно? — спросил отец Трэ. — И почему ты привел эту блудницу в мой дом?

Глаза Трэ сузились, челюсти сжались, а пальцы сформировали кулак. Прежде чем я смогла остановить его, он отпустил мою руку, сделал три больших шага и ударил отца громовым правым хуком. Пастор МакНэбб рухнул, упав на спину, а из его разбитого носа фонтаном полилась кровь.

— Она не блудница, папа, — сказал Трэ сквозь зубы. — И мы пришли попрощаться. Я уезжаю. Навсегда. Лучше так, чем думать, что ты когда-нибудь изменишь свое мнение обо мне и Шие.

Наконец, мать Трэ подняла взгляд, ее карие глаза округлились, руки замерли над вышиванием, а меж дрожащими пальцами застыла игла. Его отец все еще лежал на полу, пачкая кровью белую рубашку.

Трэ ждал, но никто из его родителей не сказал ни слова.

— Хорошо, ничего не говорите. Вы мои родители, и я люблю вас. По крайней мере, хочу любить. Но если вы так консервативны, что отречетесь от меня за это, даже не поговорив со мной или не зная ни черта о Шие... тогда, наверное, так тому и быть. Вы бы никогда не приняли меня, живи я не так, как решили вы.

Трэ развернулся и пошел к двери с непроницаемым и жестким лицом, взял меня за руку, и, не оборачиваясь, сказал: