Провидица (СИ) - Григорьева Юлия - Страница 61

Если в короткие мгновения слабости Катиль и звала смерть, то быструю, как от меча, которую ей мог даровать Рёнгафт Туни. Но огонь!

— Святые, почему? — прошептала лаисса Альвран, вновь обхватывая себя за плечики. — Разве я не заслужила менее мучительного конца?

Святые безмолвствовали, и Кати, тяжело вздохнула. Но ведь сон не показал, ни причины пожара, ни того, чем все закончится! Эта мысль немного успокоила девушку. Теперь оставалось ожидать, или нового видения, или дня, когда она окажется в огненной ловушке. Решительно тряхнув головой, лаисса Альвран приняла свою судьбу.

Накинув плащ, Катиль покинула дом. Она вышла на улицу и подняла лицо, подставляя его холодному ветру, разогнавшему остатки тяжелого сна.

— Зачем вы встали, Кати? — услышала девушка и обернулась.

Ласс Корвель стоял позади, глядя поверх ее головы, словно опасаясь взглянуть в лицо благородной лаиссе. Катиль опустила голову и стиснула в кулачках полы плаща, плотней закутываясь в него.

— Я выспалась, Гален, — ответила она. — Долго ли еще до рассвета?

— Уже скоро, — ответил мужчина, глядя на небо. — Вернитесь в дом, ночи еще холодны, а вы ослаблены дорогой.

Лаисса Альвран вдруг испытала раздражение. Она вновь вскинула голову и пристально вгляделась в смутные очертания лица бывшего сайера.

— Мой дорогой ласс, временами вы напоминаете мою няньку, — сухо произнесла Катиль и отвернулась от собеседника. Она направилась к узкой деревенской улице.

— Я всего лишь беспокоюсь за вас, моя дорогая лаисса, — в тон ей ответил Корвель, пристраиваясь рядом.

— Ваша забота — честь для меня, но порой она становится чрезмерна, — уже более спокойно сказала провидица. — Следовать за вами, Гален — мое добровольное решение. Поверьте мне, ласс Корвель, я не страдаю от вынужденных тягот и лишений.

— Однако кошмары вам уже снятся, — заметил бывший сайер. — Это признак приближающейся хвори. Вы слишком слабы для подобных путешествий.

Лаисса Альвран промолчала. Она устремила взгляд в темноту, сквозь которую еле угадывались дома крестьян, и, если бы не собаки, начинавшие гавкать при приближении мужчины и девушки, можно было подумать, что пара находится на безлюдной дороге. Катиль невольно передернула плечами, вспоминая о недавнем сновидении, но близость ласса Корвеля внушала ощущение защиты, и тревога так и не переросла в новый приступ страха.

И все же от Галена не укрылось, что маленькая лаисса пытается спрятать от него что-то, что терзает ее. Немного подождав, Корвель решил спросить прямо:

— Что было в вашем сне, Кати?

Девушка вскинула голову и попыталась рассмотреть лицо собеседника, скрытое темнотой.

— Огонь, ласс Корвель, пожар, — все-таки ответила она. — Не пытайте меня, молю вас, я сама мало, что поняла из своего сна. Ни что горело, ни пострадал ли кто, я не увидела.

— Но вы кричали, — новый прилив раздражения от настойчивости мужчины вынудил лаиссу остановиться.

— Огонь был рядом со мной, я испугалась, — ответила Катиль и отчеканила, прекращая этот разговор. — Я не скажу вам больше не слова, Гален, ибо мне нечего ответить на ваши вопросы.

Корвель почувствовал ответное раздражение, он не любил, когда от него что-то скрывали. Однако спорить и настаивать дальше не стал, решив, что Кати не утаит от него то, что он должен знать. Они вышли за пределы деревни и остановились, не стремясь продолжить путь, или вернуться. Каждый сейчас думал о своем. Вопрос Галена вернул Кати к размышлениям и редких нынче видениях и тревожном, но не до конца ясном сне.

Корвель же думал о Гетте и дальнейшем пути отряда. Пока вся его задумка казалась невероятной и неисполнимой. Поднять мятеж, да так, чтобы не настроить против себя знать, а найти в ее лице отзыв и поддержку — вот, что было настоящей задачей. И как было не прискорбно осознавать, но оставлять за спиной сторонников короля нельзя, а значит, придется уничтожать несогласных. Присяга на верность или смерть, вот, что ждет тех, через чьи земли пройдет рать мятежного ласса, бывшего сайера, и бывшего подданного короля Валимара. Все это не нравилось Корвелю, и он пытался найти иные пути, пока не разозлился на себя.

К Нечистому! Хватит думать, как подданный, пора думать, как мятежник, раз уж он выбрал путь свержения короля. Прочь жалость! Она никогда не была сильной стороной потомка древнего княжеского рода. Как сказала Кати о своем отце и братьях? "Они знали, на что шли". Вот и он знает, на что идет. И каждый, поднявший против его рати меч, так же будет знать, что делает. На место убитым лассам придут новые, хвала Святым, этого добра хватает, и земли всего лишь сменят одних хозяев на других.

Но лассы будут потом, сначала должны подняться смерды. Первые ядовитые споры уже пущены в народ, уже слышится первый шепот в домах крестьян и простых горожан, мимо которых проехал отряд: и о праздности и сластолюбии короля Сеймунда Веселого, и о его любимчиках, которым венценосец раздает земли и золото, в то время, как его удел потуже затянул пояса после неурожая прошлого года. Ратники и Ведиса, которую Корвель отправлял с воинами по лавкам, постарались на славу, как бы между прочим, рассказывая о жизни в столице.

Но это все были мелкие пересуды, настоящая волна начнется, когда Гален Корвель соединится с верными ему людьми. Сейчас же были посеяны всего лишь первые сомнения в души горстки людей. Однако эта горстка жила там, где семена должны были дать всходы быстрей всего — Уделе Тарваль, который беглецы все еще не покинули. Именно вотчина короля более всех пострадала от прошлогодних бед, именно его вассалам было обидней всего узнать, о ком по-настоящему заботится их венценосец и сайер.

— Нужно найти семьи тех девушек, чьих дочерей Сеймунд забрал силой во дворец и превратил в шлюх для развлечения своих приближенных, — задумчиво произнес Корвель. — Нескольких я знаю, девушки говорили мне, откуда родом.

— Король не платил семьям за молчание? — откликнулась Кати.

— Не всем. Кого-то просто запугали. Но есть еще завистливые сестры, оскорбленные женихи, злопамятные отцы. Слух о том, что король проделывает со своими игрушками, не оставит простолюдинов равнодушными. Для многих благородных лассов его забавы омерзительны, что уж говорить о смердах, — ответил Гален.

— Вы ведь тоже забавлялись с королевскими игрушками, не так ли, ласс Корвель? — спросила Катиль, и мужчина промолчала. Впрочем, признания не требовалось, ответ был очевиден. — Вам были по душе такие забавы?

Корвель поднял лицо к светлеющему небу. К чему кривить душой, да, нравились. Нравилась та бесшабашность, царившая в покоях Сеймунда, нравились женщины, лишенные налета жеманства и ложной скромности. Но у себя в замке он бы не стал устраивать подобных развлечений. Для Галена королевские ночи были приятным разнообразием до того, как он встретил… Мужчина поджал губы и отогнал воспоминание о наложнице, ему стало неприятно.

— Вы брали женщин силой, Гален? — этот вопрос лаиссы Альвран и вовсе поставил Корвеля в тупик.

Он обдумал ответ, отыскивая в своей бурной юности подобный грех.

— Я хочу понять, почему Рагна была уверена в том, что в пылу после сражения, вы должны были обесчестить меня, — дрогнувшим голосом пояснила девушка.

— Она неверно истолковала мои привычки, — улыбнулся мужчина. — Да, близость с женщиной обычно унимает жар в крови, после порыва ярости, или же после схватки, но со мной всегда была наложница, которая появлялась по первому моему зову. Рагну я брал с собой, когда сайер Гудваль в своей извечной наглости нападал на мои границы. До того мгновения, пока бой не утихнет, и рать мерзавца не будет откинута на свои земли, она ждала в безопасном удалении, после же… — Корвель замолчал, не желая продолжать разговора, который был не предназначен для ушей невинной девицы.

Катиль молчала, и ее мыслей было невозможно угадать. От этого благородному лассу стало не по себе, весь этот разговор казался неловким и ненужным. Лишенный стеснительности бывшей сайер, отчего-то стыдился говорить с маленькой лаиссой о других женщинах, словно это могло оскорбить ее.