Ветка кедра - Костман Олег - Страница 5

— Ты слишком сильно ударил его, ему надо отдохнуть.

Страж, не говоря ни слова, отдал пострадавшему бич. Затем все вернулись на свои места, надсмотрщик встал к рычагу. Новый стражник громко подал команду и щелкнул бичом, глыба приподнялась и передвинулась вперед. Когда сошли с пандуса на ровную дорогу, аборигены вновь затянули песню.

Владислав подошел к пострадавшему:

— Тебе было больно?

— Да, немного, — ответил тот, не оборачиваясь.

— А зачем он тебя ударил?

— Страх прибавляет сил.

— А теперь вы его наказали и заставили работать?

— Нет, наказали меня…

Владислав ничего не понял. Он давно уверился, что понять их логику пока невозможно. Он просто наблюдал и запоминал. Подобные случаи, как недавно происшедший, были далеко не первыми.

В это время новый стражник сам спросил его:

— В твоей душе печаль. У тебя беда?

— Да, беда, не ладится работа.

— Я понимаю тебя, работа — это много. Наверно, сломалась какая-нибудь из машин, которые заменяют вам ноги, руки и даже крылья?

— Нет, машины в порядке… Мы не можем найти причину, решить задачу…

— В чем эта задача?

— Тебе не понять, впрочем… В самом центре пустыни, куда не залетают даже птицы, есть озеро. Оно соленое, солонее океана. Мы хотим из его солей добыть металлы, чтобы построить маяк. Но мы не знаем, как оно произошло и сколько можно взять из него.

Стражник ответил после долгого раздумья:

— Тебе надо обратиться к жрецу пустыни, он должен знать…

Разговор можно было считать законченным, но Владислав решился спросить еще:

— Можно задать тебе плохой вопрос?

— Вопрос может не иметь смысла, — ответил абориген.

— Он не понравится тебе.

— Спрашивай…

— Почему вы к нам плохо относитесь? Почему не интересуетесь ни нами, ни нашими машинами, разве это вам безразлично?

Абориген молчал, будто не слышал вопроса, затем после долгой паузы ответил:

— То, что я скажу, может не понравиться тебе…

— Я не обижусь…

— Тогда слушай. Вы легкомудры и суетливы, вы вечно спешите. А знаете ли вы: куда? А машины… в них души меньше, чем в мертвом камне. И они не только служат вам, они еще и властвуют над вами, съедают ваши мысли и силы. Они плохие слуги.

— А скажи, — задал еще вопрос Владислав. — Не прилетали к вам на огненном корабле такие же как мы, может, другие, но тоже с машинами?

Абориген опять заговорил после долгой паузы:

— В древних легендах есть что-то о железных драконах, это все, что я знаю. Спроси у жрецов, они знают больше.

Владислав понял, что дальнейшие расспросы будут неуместны, он простился и побежал дальше.

Селение располагалось на берегу. Оно состояло из двух улиц, расположенных в виде буквы «т». Одна улица вдоль берега, другая перпендикулярно ей, вверх но покатому ложу сухого распадка. В конце этой улицы, как бы замыкая ее, находился главный храм. Он был виден с любой точки селения, и часть окон каждого дома была обязательно направлена в его сторону. Храм представлял собой огромное здание, сложенное из каменных монолитов, очень простое по форме, но строгих пропорций и идеальной симметрии. Приходя в поселок, Владислав всегда подолгу любовался им. Он садился на берегу и смотрел, смотрел подолгу и неотрывно. Постепенно ему представлялось: храм висит в воздухе, медленно разрастается и заслоняет собой весь горизонт. Он закрывал глаза и отгонял видение, чувствовал, что храмовая композиция обладает почти гипнотическим действием. После этого уходил, наперекор желанию смотреть еще и еще.

На этот раз направился к храму пустыни, тот располагался рядом с главным, слева, если смотреть от моря. Справа находился храм океана. Владислав бывал в каждом. Самым богатым был храм океана, не храм — а музей, разукрашенный драгоценными раковинами, кораллами, панцирями. Главный храм внутри был прост как и снаружи, здесь располагались скульптуры мужчины и женщины, фигуры были даны в движении. Если стоять в центре и по очереди смотреть на них, создавалась иллюзия танца. Внутри храма пустыни не было ничего, только плита в центре зала с надписью: «Мы искупим грехи и вернемся». Владислав как-то спросил, что это значит. Жрец отвечал пространно и непонятно. Владислав тогда лишь запомнил:

— …перешедший порог дозволенного совершает грех. Чтобы достичь порога, надо вложить много сил и разума. Но только великий разум может постичь будущее, и горе, если он не видит завтрашнего дня. — Голос жреца при этом был тих и скорбен.

На этот раз храм был пуст, ни жрецов, ни просто служителей. Владислав ждал долго. Наконец появился один и направился прямо к нему, видимо, пришел специально:

— Зачем ты здесь и кого ждешь, пришелец?

— Я хочу поговорить с главным жрецом, так мне посоветовали.

— Да, я знаю, но главный в саду на сборе семян и придет только поздним вечером. Готов ли ты ждать?

— Да…

На этом разговор окончился, служитель ушел. Владислав некоторое время посидел в раздумье, затем быстро поднялся и вышел наружу. Здесь он прежде всего вызвал корабль и передал, что задержится надолго. Дежурный отвечал неодобрительно, но запрещать не стал. После этого Владислав побежал догонять служителя. Поравнявшись, он сразу попросил разрешения идти вместе с тем в сад. Служитель не ответил. Владислав в недоумении приостановился, но затем вновь догнал и пошел следом. Служитель не обращал на него внимания.

Сад располагался на краю береговой зоны, рядом с песками. Деревья росли беспорядочно, на них висела масса желтых полупрозрачных овальных плодов. Владислав однажды пробовал такие, по вкусу они напоминали финики. Под каждым деревом стояли аборигены, стояли неподвижно, в напряженных позах, как будто чего-то ждали. Неожиданно то один, то другой стремительно бросались к плодам, а затем осторожно и бережно снимали их с ветви, потом быстро аккуратно укладывали в корзину. Владислав решил узнать, в чем дело, стал следить. Оказалось, что срывают те плоды, которые начинают мутнеть, терять прозрачность. Он тоже решил сорвать плод, долго ждал, затем, заметив, что один изнутри стал мутнеть, бросился к нему и тут же отдернул руку — плод ожег его. Владислав снова потянулся, теперь осторожно, а плод вдруг сам мягко упал в его руку. Владислав отнес его и бережно положил в корзину, так же, как делали аборигены.

Корзины затем относили на край сада и здесь высыпали плоды прямо на песок, тут образовалась уже целая полоса из небольших куч.

Сбор продолжался до самого вечера. Когда светило коснулось горизонта, все устремились к сваленным плодам и начали швырять их в сторону пустыни, в песок. Владислав кидал вместе со всеми, плоды теперь были твердыми как камни.

Когда от прежних куч не осталось следа, аборигены собрались в кружок.

— Нужен дождь, — сказал один из них.

— Нужен-нужен, — согласно закивали остальные.

— Иначе семена погибнут…

— Да, погибнут-погибнут, — подхватили окружающие.

— Надо вызвать дождь, готовы ли мы?

— Готовы, готовы…

— Нет ли среди нас больных или немощных, которым не под силу?

— Нет, нет…

Вопросы и ответы увлекли Владислава как молитва, он чувствовал, что, да, нужен дождь, и надо его вызвать, и он сам готов это делать. Очнулся от слов, обращенных к нему:

— Пришелец, оставь нас, предстоит трудное дело.

— А можно не уходить? — спросил он.

— Зачем отдавать силы на чуждое тебе?

— Я останусь…

— Пусть будет по-твоему, но если почувствуешь, что силы покидают тебя, ляг на песок.

Владислав переживал раздвоение: одна часть его сознания, даже не его, а общая всех присутствовавших, верила, что сейчас будет трудное дело и надо выдержать; другая, его личная, аналитическая, предполагала увидеть интересный обряд, скорее всего танец, и ждала этого с нетерпением.

Аборигены построились полукругом, один вышел вперед.

«Точно, — подумал Владислав, — танец».

Но произошло совершенно иное. Он почувствовал, что сливается воедино с остальными. А дальше аналитическая часть сознания отключилась, для нее не осталось места. Непонятная незримая сила скручивала мозг: дождь, дождь, дождь. Эта мысль стала единственной. Дождь! Ты будешь, ты должен, иначе не может быть, все наши силы — дождь!