В прятки со страхом (СИ) - "Ежик в колючках" - Страница 38

— Ну, вражина, погоди. Я тебе еще отомщу.

— Уходим! — извещает всех Фор, неодобрительно качая головой. — Скоро поезд придет.

Грег поднимает меня на ноги, гогоча, подтирает мой сопливый, хлюпающий нос, и мы отправляемся вслед за группой.

— Больно? — жалеет меня воробушек, глядя, как я потираю горящий огнем зад. Эрик, сволочь, сил не жалел.

— Больно, — бурчу я.

— Мелкая, шевели задницей, — рявкает лидер. — Или останешься здесь навсегда, где тебе самое место.

Новый взрыв гогота заглушает мое нытье, а я начинаю размазывать слезы и всхлипывать еще жальче. Вот гад, еще и издевается. Да мне идти даже больно. Каким образом я должна запрыгнуть в поезд?

Бесстрашные шустро залезают в вагоны, а я, вцепившись в ручку двери, чуть не сваливаюсь на рельсы, ударившись еще побаливающим плечом об крепкую сталь состава. Лидер хватает меня в охапку и, затаскивая внутрь, шепчет на ухо:

— Я предупреждал насчет языка. Это не самое плохое, что могло с тобой произойти.

Вот козлина, сам меня развел, намекал, что я в смерти Скайта виновата, хотя прекрасно знает, что это не так! Ублюдок и сволочь, унизил перед всеми!

— Я тебе уже говорил, что ты неподражаема, когда злишься?

— Ты тоже ничего, — мстительно отвечаю, не желая признавать его победу в этом раунде.

— Ты боишься. Это факт. Тебе проще прятаться по углам, чем выйти и сражаться открыто, — бросив сию банальнейшую фразу, он отходит, и всю обратную дорогу мы переглядываемся: я злобно, а он насмешливо.

— Он тебе нравится? — тихо спрашивает Хирут, заметившая нашу игру в гляделки.

— Нет! С чего ты взяла? — тут же возмущаюсь я, краснея под ее пристальным взглядом.

— А то не видно, — язвит девушка усмехаясь. Она придвигаюсь ближе, резко отпихнув в сторону решившего подслушать нашу болтовню Грега, на что тот громко возмущается, демонстративно обидевшись. — Мне кажется, он тоже к тебе неравнодушен, — показав своему мужчине язык, радует меня Хирут. — Иначе, он давно бы тебя прибил за твои огрызания в свой адрес.

— Он как бесчувственная болванка, — жалуюсь я. — Жестокий, самовлюбленный сукин сын. Ему несвойственны никакие теплые чувства.

— Да. Он такой. — подмигивает мне девушка, поправляя свои длинные дреды. — Но к тебе неровно дышит, а ты к нему. Вот и думай сама, — хихикает она, дергая за локоть и притягивая к нам ближе Грега.

— О чем трепитесь? — сразу же вступает парень.

— О мужчинах, — принимается его дразнить Хирут.

— Детка, какие мужчины? — пугается тот, закатывая глаза. — У тебя есть свой.

Он, не стесняясь, прижимает девушку к себе, целует в губы и задумчиво чешет свой ирокез. У него там что, блохи завелись или вши? Чего он там постоянно копается? Но спрашивать я не рискую, опасаясь получить болючий щипок за нос, коими он повадился меня награждать.

После ужина мы с ребятами завели новую забаву, играть в детские салки по всей спортивной площадке, старой боксерской перчаткой. Носились, как ненормальные, прикрываясь за так не вовремя подвернувшимися другими бесстрашными, отхватывая от них дополнительные пинки и затрещины.

Я, споткнувшись о маты и порвав свои кроссовки, иду отмываться и переодеваться, натягиваю свои любимые туфли и собираюсь уже посетить местный бар с Девидом, Грегом и девчонками, но тут примечаю знакомую спину, поспешно скрывающуюся за углом.

«Черт! А ведь он совсем другое имел в виду, выговаривая мне о моей трусости. Эрик намекал, что я боюсь именно его. Даже на поцелуй не могу решиться, вернее решилась, но только как-то все неправильно вышло, нечестно… Забить на свою гребанную гордость и пойти извиниться? А нужно ли это ему?»

Но ноги сами уже несут меня в соседний коридор, где минуту назад скрылся командир. Ну, твою-то мать! Как же я умудрилась его проворонить? Какой-то миг — и он исчез без следа. Мимо проходит большая компания, пестрящая пирсингом и разноцветным цветом волос, а за ней снова мелькает широкая фигура и сворачивает в правый туннель. Я с охотничьим азартом подкрадываюсь к повороту и осторожно выглядываю — никого. Пусто. И где же он?

«Пройти так быстро весь коридор лидер бы не смог, ну, если только не бежал. А зачем ему бежать? Вроде незачем, а, значит, он в одной из этих комнат». Я тихонечко крадусь, вглядываясь в щели под дверьми, и в одной из них мелькает тень, тут же исчезнув. Мне даже хочется крикнуть: «Попался!» от своей сыщицкой дедукции, но я затаиваюсь, напряженно вслушиваясь в тишину. Ничего не слышно, совсем ничего. А, может, это двери слишком звукоизоляционные? Протянув руку к дверной ручке, я нервно ее дергаю, не решаясь войти. А, вдруг, он не захочет меня слушать? Что если я нанесла ощутимый удар по его самолюбию? Или, он просто посмеется надо мной и моими глупыми словами?

«Что? Если? Почему? Как? — передразниваю я сама себя. — Вот иди и узнай наверняка, а не стой тут как дура. Иди».

И я иду, тихонько приоткрыв дверь, на мысочках, практически бесшумно, делаю шаг в помещение, тонущее в сумерках, осторожно вертя головой. Это оказывается темный, пахнущий старыми досками склад старой мебели или хранилище, но не успеваю понять где я нахожусь, так как вижу лидера в сгущающемся среди бетонных стен полумраке. Сердце срывается с места, тяжко ударяясь в грудину.

— Черт! — вырывается у меня, я тут же зажимаю свой рот ладонью, надеясь, что мое присутствие никто не заметит.

Бледный, тусклый свет, попадавший в комнату из окна, не скрывает привалившегося спиной на старый офисный стол мужчину. И не менее безжалостно не прячет женщину, с копной рыжих, вьющихся волос. Она небрежным, привычным движением заправляет за ухо выбившуюся прядь и, стоя на коленях, ловко орудуя пальчиками, стаскивает штаны с ничуть не имевшего против мужчины.

— Черт! — эхом отзывается Эрик, заметив безбилетного зрителя в первом ряду.

Выставив вперед ладонь в отгораживающемся жесте, я пулей вылетаю в коридор, задыхаясь от злости и ревности, пытаюсь стереть из своего сознания нелепое наваждение. Боже… Какая я дура! Идиотка, так слепо поверившая в сказочку о чистой любви. Поверила его взглядам, прикосновениям. Как я могла быть такой наивной? Овца, тупая, идущая на обед к волку. Дура! Дура! Дура…

Громкое перестукивание каблучков по поверхности пола, никак не может заглушить мое самобичевание, забирая все мысли, все силы и черную, полыхающую, как пожар, обиду, заставив отвлечься, отстраниться от реальности. Подбегая к мосту, я никого не вижу и не замечаю — только чувствую краем оравшего и бившего тревогу чутья. Совсем мимолетно, чуть-чуть, но до сознания это ощущение доходит слишком поздно. Резкий удар под сгиб колена, сильный толчок в спину — и я лечу. Лечу, даже не успев понять, не успев крикнуть, в темный, бурный поток подземной реки, разбрызгивающей холодные капли воды по острым камням и скалам. Лечу в пустоту.

====== «Глава 16» ======

Жизнь дается всего один раз, и так хочется ее прожить в мире, гармонии и безрассудной любви. Но ничто так не отвлекает от жизни, как борьба за существование. Ведь в ней нет никаких гарантий, только одни вероятности. Она не находится ни здесь, ни там: жизнь повсюду, но если кто-то ее не ценит, тот ее не заслуживает.

Я ценила и дорожила жизнью. Ведь жизнь — это целый необъятный мир, чужой, непонятный и интересный. В нем множество улыбок и счастья, невероятное количество голосов, тихого и громкого смеха, скрываемых слез радости или откровенной печали. Целый мир всего…

Отвратительней того, что окружало меня последние недели, не было ничего. Только страх, предательства и разочарования. Изо дня в день, без надежды на избавление хоть на какой-то миг от постоянной боли, жестокой борьбы.

Наверное, этот вечер отличался от остальных только тем, что сегодня особенно сильно ныло где-то в душе. Наверное, этим вечером я должна была провалиться во тьму, но что-то вдруг изменилось. Все дело в одном мгновении. Оно определяет саму жизнь, заставляет понять значение, какие-то желания и возможность еще что-то исправить. Ведь нужно только очень захотеть и все обязательно получится. А я хотела жить, хотела, с невероятным и безграничным стремлением. Хотела любить с нескончаемой страстью удивительным упорством. Хотела…