Успокой моё сердце (СИ) - "АlshBetta" - Страница 32

Малахитовые глазки отвечают за своего обладателя. Он очень молчаливый. Позже надо будет задуматься над тем, как разговорить его. Но пока есть более важные заботы.

- Отлично. Оно сбудется, - подношу пальцы к его щекам, отчего малыш дергается назад. Едва удерживаю Джерома на руках.

- Все хорошо, - ласково улыбаюсь, заканчивая задуманное и осторожно стирая с бледных щечек слезы. Совсем некстати вспоминаю о том, как это же проделывал Каллен. В ту страшную ночь.

Я вернула долг. Его сыну.

- Давай найдем ещё что-нибудь интересное, - поворачиваюсь обратно к окну, и Джером делает тоже самое. Спустя две моих коротких, только что выдуманных сказки о том, почему звезды желтые, а луна белая, мальчик прислоняется головой к моей шее. Его дыхание становится размеренным. Рыданий не слышно совсем.

Отлично.

- Джером, - глажу светлые волосы, - пойдем в кроватку.

Умиротворенность сразу пропадает. Малахиты, обращенные на меня, опять сияют страхом.

Резкое качание головой из стороны в сторону, наводит на мысль, что малышу приснился кошмар.

- У тебя там монстры? – первое, что приходит на ум. «Корпорация монстров» - единственный мультфильм, который я смотрела.

Его глаза мою версию отметают к черту.

- Кто бы там ни был, я их прогоню, - клятвенно обещаю, поудобнее перехватывая ребенка, – а ты будешь спать, и плавать среди разноцветных рыбок. Любишь рыбок?

Не любит.

- Тогда выдумай себе сон, который хочешь увидеть, и он тебе приснится.

Я стала горазда на выдумки и неожиданные речи. И это притом, что ничего не знаю о детской психологии.

Я говорю так, будто уже трижды мама со стажем воспитательницы детского сада…

Есть только одно разумное всему этому объяснение – естественные инстинкты. Вот только то, что их действий распространяется и на меня – открытие года.

Поворачиваюсь к окну спиной и выжидаю пару секунд. Малыш не упирается, наоборот – его хватка немного ослабевает, подбородок утыкается мне в плечо.

Значит, он поверил.

Детскую комнату нахожу в темноте с поразительной легкостью. Дергаю за ручку, ступая внутрь.

Белокурый ангелочек напрягается, сильно вжавшись в мое тело.

- Не бойся.

Большая кровать – чересчур большая для ребенка – встречает нас в спешке расстеленными простынями и сбитыми белыми подушками. Он убегал отсюда.

Поправляю постель, прежде чем опустить на неё мальчика. Сажусь на краешек рядом, гладя его белокурые волосы.

Глаза ребенка следят за каждым моим движением.

- Засыпай. Я посижу здесь, пока ты не уснешь, а потом пойду в свою кровать.

Джером резко вскакивает. В малахитах блестит ужас и немая просьба. Просьба остаться?

Подтверждая теорию, крохотная ладошка цепляется за мою. Крепко цепляется. Ни за что не отпустит.

- Джером…

Малыш ничего не отвечает. Он отодвигается, опуская взгляд на простыни рядом с собой. Ладошка несильно тянет меня за руку.

Смотрю в детские глаза и понимаю, что они не просят. Они умоляют. Невероятное чувство, именуемое состраданием, захватывает меня целиком.

- Хорошо, - отметаю сомнения, и укладываюсь на предложенное место. Здесь действительно удобно. Очень удобно.

Собираюсь немного вздремнуть на своей половине кровати, как ещё раз шокируя меня, мальчик преодолевает разделяющие нас пятьдесят сантиметров, оказываясь совсем рядом.

Молчаливо жду его дальнейших действий.

Смерив меня недоверчивым, даже пугливым взглядом, малыш вздыхает и осторожно прижимается к моей груди. Ему страшно, но этот страх затмевает другой. От кошмара.

- Я здесь, Джером, - шепчу, поглаживая малыша, - я здесь и с тобой. Засыпай.

Только теперь понимаю, что я и вправду здесь. В мыслях только этот ребенок. Только беспокойство о нем и желание позаботиться.

Как ни странно, чувствую себя на своем исконном месте. Там, где и должна быть.

Всегда.

*

От третьего лица

Она была здесь. Эдвард чувствовал это.

Стояла, злорадно улыбаясь своей чертовой голливудской улыбкой. Завитки белокурых волос спадали на плечи, путаясь в кружевах платья. Того самого, что надела в тот день.

Она молчала. Молчала, сдавливая его в тиски гробовой тишиной. Жар, исходящий от её тела, наполнял и без того душную комнату.

Здесь нечем дышать.

Каллен надеялся, Она уйдет. Она часто приходит, но надолго не задерживается. Смотрит, улыбается, исчезает…

Мужчина считал секунды, сцепив зубы от нетерпения.

Но ничего не поменялось. Красное платье никуда не делось.

- Убирайся… - рявкнул он, начиная терять терпение, – немедленно…

- Эдвард, - Она улыбается шире, делая шаг в сторону бывшего супруга. Кровавая ткань скользит по полу. Кружев становится больше, - куда же я без тебя?..

Его терпение на исходе. Эта тварь смеет ещё и говорить! После всего, что сделала!

- Пошла вон! – более не сдерживаясь, орет он.

Кукольное лицо женщины светится изнутри. Совсем не похоже на ту застывшую восковую маску, что Эдвард видел последний раз, на похоронах.

- Я сделала это из-за тебя. Ты виноват во всем, - Ирина говорила на французском - чертова француженка. Чертов французский. Сколько раз Каллен пытался выкинуть этот дьявольский язык из головы? Сколько раз пытался его забыть?

- Ты его убила…Это справедливо, что ты теперь мертва, - проговорил он.

- ТЫ его убил, - делая ударение на первом слове, качает головой женщина, - ТЫ нас ОБОИХ убил. С помощью Розали.

Напоминание о любовнице срывает с ярости Каллена последние сдерживающие оковы. Чувство вырывается наружу, заполоняя собой все и вся. Только вот Она по-прежнему непоколебима. Даже не отступает.

- Ирина! – громовой голос мужчины заставил бы уйти кого угодно, но не бывшую супругу. И вправду, что живой может сделать с мертвым? Есть ли ей чего бояться?

- Я сожгу тебя снова, если ты не исчезнешь! – Эдвард не пытается схватить её. Знает, это не поможет. Это невозможно. Она всегда ускользает.

- Я навещала Джерома, - как бы невзначай сообщает женщина, не обращая никакого внимания на угрозы Каллена. – Он так хочет ко мне. Он бежал за мной, протягивал руки, звал…

- Не звал, - Эдвард со всей силы ударяет рукой по спинке кровати. – Не звал. Он больше никого не зовет!

- Я слышу его, - она пожимает плечами, не переставая улыбаться, - только я его слышу. Потому что я его мать.

Ни разу не было такого, чтобы Ирина забыла напомнить о том, кем являлась для мальчика. Сегодняшний день не стал исключением.

- Не трогай ребенка, - при упоминании о сыне Эдвард ощущает, что готов сделать все что угодно, лишь бы больше тот не страдал. – Приходи ко мне. Делай что хочешь, но не приближайся к Джерому. Умоляю…

- Лестно слышать это из твоих уст, - белокурые пряди вздрагивают, бездонные глаза Ирины сверкают. - Куда катится мир?.. И все же - нет. Джером уже был бы со мной, если бы ты не вмешался, Эдвард. Я намерена вернуть все на свои места.

Очередная вспышка ярости мужчины не заставляет себя долго ждать. Страх за Джерома, ненависть к Ирине, ощущение собственной беспомощности – все объединяется в едино, приобретая непомерный размах.

- УБИРАЙСЯ! – ревет он, покидая кровать и мгновенно оказываясь рядом с бывшей женой. – УБИРАЙСЯ В АД!

- До Ада и тебе недолго осталось, - весело усмехается та, постепенно растворяясь в воздухе. – Но за это время ты здорово помучаешься, любимый.

Знакомое жжение разливается по телу. Теплая волна накрывает его левую часть, концентрируясь внизу. Огненная вспышка не заставляет долго себя ждать. Деревянный пол встречает мужчину радушными объятьями.

- Я тебя ненавижу… - хватая ртом воздух, выплевывает Каллен, ладонь которого прижимается к пульсирующей ноге, заходящейся от этого ещё сильнее.

- Взаимно, любимый, - голос постепенно затихает. Комната пуста.

До прикроватной тумбы не так много, но ползком это расстояние кажется огромным.