В круге последнем - Рекемчук Александр Евсеевич - Страница 3

В последнее время мадам продолжила ту деятельность, ради которой и была подряжена, уже на другом поприще. Мы имеем в виду письма, которые от имени существующего во Франции общества «Ар э Прогрэ» Тереза Баскэн разослала по всему свету. О чем? Опять-таки о насущной необходимости премировать Солженицына. В своих письмах она не без гордости сообщала, что «в ответ на наше воззвание уже получено несколько подписей французских литераторов», и призывала, в частности, советских писателей поддержать «нашу инициативу, распространяя мысль о выдаче Нобелевской премии Солженицыну в литературных и интеллектуальных кругах, высказывая ее на собраниях и в частных разговорах, подавая индивидуальные и групповые прошения в соответствующие инстанции».

Стоит ли говорить, что советские писатели расценили эту «инициативу» по достоинству, т. е. как очередную политическую провокацию зарубежных антисоветчиков.

Несомненно, мадам Баскэн хранит оригиналы своих писем. А что, если она пожелает публично заявить о своем приоритете в «истории с премией» и оспорит претензии «Часового»? Кто рассудит м‑м Баскэн с г‑ном Ореховым?

…Наши заметки, как видит читатель, посвящены на этот раз не непосредственно Нобелевскому комитету. Но факты говорят сами за себя: Нобелевский комитет позволил вовлечь себя в недостойную игру.

Он заявил, что заботится об «этической силе» литературы. Однако совершенно очевидно: в данном случае под «этической силой» члены комитета имеют в виду антисоветскую направленность… Тогда все становится на свои места. Тогда легко объяснить, почему «инициаторами» оказались такие личности, как г‑н Орехов и м‑м Баскэн.

Характерно, что западная печать не скрывает политической подоплеки присуждения Солженицыну Нобелевской премии. Комментируя это решение, лондонская «Таймс» в редакционной статье прямо писала: «На Западе работы Солженицына привлекли к себе особое внимание явно из-за политического смысла…» Шпрингеровская «Вельт» сформулировала ту же мысль еще откровеннее: «Присуждение Нобелевской премии Солженицыну является политической демонстрацией».

Так все же кому принадлежит приоритет? Г‑ну Орехову или м‑м Баскэн?..

В конце 1971 года гамбургский журнал «Штерн» выступил с большим материалом в связи с изданием в ФРГ романа А. Солженицына «Август Четырнадцатого».

Восторженных «рецензий» и «анализов» появилось на Западе множество. Не остался в стороне и журнал «Штерн». Однако он не останавливается на том, чтобы констатировать антисоветскую направленность «Августа Четырнадцатого» (а подчас и солидаризироваться с ней). Редакторы гамбургского журнала задались вопросом, поставленным, кстати, и в других западных изданиях: насколько автобиографично сочинение Солженицына? Или точнее, в какой мере на этом сочинении сказались происхождение автора, его воспитание, унаследованные взгляды? И тут им удалось выяснить нечто весьма любопытное…

Впрочем, пусть об этом судит читатель, вниманию которого мы и предлагаем в сокращенном виде публикацию «Штерна».

«Это была семья грубиянов», — говорит Ирина Щербак, 82‑летняя тетка лауреата Нобелевской премии Солженицына, о его родных, некогда богатейших землевладельцах…

Семейная история Солженицына до сих пор оставалась совершенно неизвестной. В архивах значится: «Александр Исаевич Солженицын родился 11 декабря 1918 года в Кисловодске на Северном Кавказе, в семье учителя». Это указывает на происхождение из мещан. Но Ирина Щербак располагает более точными сведениями. Отец Солженицына, Исай, был сыном богатого землевладельца. Когда он женился в 1917 году, к его капиталу прибавился капитал жены. Он женился на Таисии, дочери крупного помещика Захара Щербака.

Мать Солженицына выросла в помещичьем доме, напоминавшем замок. Ее брат Роман сделал хорошую партию: его жена Ирина унаследовала от отца миллионное состояние. Она была самая богатая из них, и, поскольку она отдала все свои деньги мужу, тот мог изображать из себя феодала.

С грустью вспоминает Ирина свою жизнь до первой мировой войны, когда она вместе с мужем совершала длительные заграничные путешествия. В Штутгарте они побывали на заводах Даймлер и купили сигарообразную спортивную машину, на которой Роман решил принять участие в автогонках Москва — Петербург. Он уже был в то время обладателем «роллс-ройса» — во всей России их насчитывалось тогда только девять. Во время войны верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич реквизовал эту роскошную машину для личного пользования.

После возвращения в 1956 году из ссылки Солженицын навестил свою тетку Ирину в Георгиевске и целыми днями расспрашивал ее об истории их семьи. Часть рассказанного ею попала на страницы книги «Август Четырнадцатого».

Роман и Ирина жили в поместье, принадлежавшем дедушке Солженицына, которого писатель называет в своей книге не Щербак, а Токмак.

Ксения — это мать Солженицына Таисия. О ней Солженицын пишет: «Когда Ксения приезжала на каникулы домой, ее приводила в ужас атмосфера невоспитанности в семье. Однажды она привезла с собою Соню (свою подругу-еврейку), ее глазами еще острее ощутила всю эту неотесанную первобытность и чуть не сгорела от стыда». Старый Щербак избивал жену и во время спора со своим сыном Романом не раз хватался за нож.

Ирина не любила эту семью, с которой ей пришлось породниться по воле отца. «Это была семья грубиянов», — характеризует она ее в своих воспоминаниях. Она написала эти воспоминания для своего знаменитого племянника, которому не успела все рассказать во время его коротких наездов. Солженицын так и не приехал за рукописью. Поэтому она отдала ее журналу «Штерн». «Наши землевладельцы, — пишет она, — жили, как свиньи. Вино, карты, разврат, распутство…»

Родители Солженицына поженились в 1917 году на фронте, где воевал отец, тогда еще молодой офицер. В 1918 году он вернулся на свой хутор в Саблю. Однажды Ирина получила телеграмму от матери Солженицына Таисии: «Исай при смерти».

Ирина с мужем тут же приехали к ним и застали отца Солженицына смертельно раненным в больнице. Официальная версия гласила — несчастный случай на охоте, но, по-видимому, это было самоубийство. За несколько минут до смерти он сказал Ирине: «Позаботься о моем сыне. Я уверен, что у меня будет сын». Таисия была беременна на третьем месяце.

Александр Солженицын родился в доме своей тетки Ирины. Все имущество семьи было конфисковано красными. Таисия перебивалась, работая машинисткой в Ростове. Дядя Роман устроился водителем автобуса. После его смерти в 1944 году Ирина осталась без всяких средств к существованию.

Не без горечи Ирина Щербак вспоминает свою последнюю встречу с прославленным племянником. Это было в 1970 году. Солженицын пригласил тетку в Рязань и послал ей деньги на дорогу. «Когда я вышла из поезда, — рассказывает старая женщина, — я вдруг увидела, что Наташа и Саня скрылись в здании вокзала и спрятались там. В своей старой одежде я выглядела слишком убого. Они постыдились меня. Если бы у меня были деньги, я тут же уехала бы обратно. Но у меня оставалось лишь 20 копеек».

Ирина Щербак никак не согласна с тем, что Солженицын, который был исключен в 1969 году из Союза писателей СССР и с тех пор не может опубликовать в Советском Союзе ни одной строки, живет в крайней нищете. «У них хозяйство велось, как в богатой буржуазной семье, — сообщает она. (Гонорары Солженицына на Западе составили ему состояние в несколько миллионов). — Регулярно они отправлялись в Москву — в театр или кино».

Первоначально Ирина предполагала прожить в Рязани три месяца. Но уже через семнадцать дней она уехала обратно. В одном из последних писем она писала своему прославленному племяннику: «Саня, ты ко мне плохо относишься. А у меня перед глазами все еще тот мальчик, которого я так любила носить на руках».