В круге последнем - Рекемчук Александр Евсеевич - Страница 13

Естественно, что произведения такого автора было бы по меньшей мере странно издавать в нашей стране, в народных издательствах, на народные деньги.

«Шпигель»: В «Литературной газете» Солженицын был назван литературным власовцем и антисоветчиком. Эти упреки оправданны?

С. Михалков: Генерал-предатель Власов возглавляя отряды, сражавшиеся на стороне гитлеровской армии против советского народа во время второй мировой войны. Этих изменников, сменивших форму солдат Советской Армии на мундиры «освободителей России», народ прозвал «власовцами».

Солженицын сегодня фактически находится в рядах подобных «освободителей». И, на мой взгляд, он с полным основанием может быть назван литературным власовцем.

«Шпигель»: С советской стороны Солженицын и западная печать подвергаются критике за то, что они опубликованием книги «Архипелаг Гулаг» и статьями в связи с этим опубликованием хотят помешать политике советского Союза в деле разрядки международной напряженности. Эта логика нам непонятна. Одно другое не исключает?

С. Михалков: Возня на Западе вокруг Солженицына и его новой книги, судя по ее масштабам, явно подготовлена и организована. Это видно невооруженным глазом. А раз это так, значит, она кому-то нужна.

Я не думаю, что все солженицыны вместе взятые могут существенно помешать процессу разрядки международной напряженности. Но некоторым политическим кругам, по-видимому, выгодно привлечь внимание к произведению человека, живущего в СССР и якобы правдиво рисующего картину жизни в стране, где «попраны человеческие права» и миролюбивые отношения с которой якобы противоречат интересам западных государств. Я не думаю, чтобы «Шпигель», публикуя отрывки из книги «Архипелаг Гулаг», стремился вызвать симпатии у своих читателей к Советскому Союзу и тем самым, к примеру, увеличить приток туристов из ФРГ в СССР.

Советские писатели вместе со всеми гражданами моей страны отлично видят провокационный характер нового выступления г‑на Солженицына. И наше возмущение этой очередной антисоветской провокацией вполне оправданно.

«Шпигель»: Какие цели преследуют журналисты и литераторы вашей страны, остро критикуя Солженицына? Великий Советский Союз может не бояться какого-то Солженицына.

С. Михалков: Поскольку западные средства информации широко пропагандируют клеветнические взгляды Солженицына, живущего в СССР, постольку советские писатели и журналисты считают своим долгом дать свою оценку и произведению, и поведению Солженицына.

Если бы автор «Архипелага Гулаг» жил где-нибудь в Цюрихе, где имеет контору его адвокат, то вряд ли его фигура привлекла бы внимание советской общественности. В кругу себе подобных по ту сторону советской границы он не был бы более заметен, чем другие литераторы-антисоветчики. Подозреваю, что в этом случае г‑ну Солженицыну пришлось бы долго обивать пороги издательств со своими рукописями. И цена им была бы другая.

Вы спрашиваете, боимся ли мы Солженицына. Мы его не боимся, но он нам надоел.

«Шпигель»: Вы думаете, Солженицын отвергает все, что дала Октябрьская революция. Как могло произойти, что убежденный коммунист превратился в антикоммуниста? Может быть, исключение его из Союза писателей и его изоляция были ошибкой?

С. Михалков: У меня нет сомнений в том, что советский строй и политика нашей Коммунистической партии чужды Солженицыну. Вот почему он отвергает или не замечает, или не хочет видеть то, что дал Великий Октябрь нашему народу. Убежденный коммунист не может стать антикоммунистом. Коммунистом Солженицын никогда не был… Об этом убедительно говорит его истинное лицо. Ошибкой было не исключение Солженицына из Союза писателей СССР, а его преждевременный прием в члены союза.

«Шпигель»: Солженицын убежден, что его «Архипелаг Гулаг» будет когда-нибудь издан и в Советском Союзе. Вы верите в это?

С. Михалков: А зачем?

На вопрос «Советской культуры» об отношении к Указу Президиума Верховного совета СССР о лишении А. Солженицына советского гражданства Сергей Владимирович Михалков ответил:

«Как известно, 13 февраля с. г. Солженицын был выдворен за пределы Советского Союза и попал наконец в ту питательную среду, которая его в течение ряда лет последовательно подстрекала и активно поддерживала. В нынешних условиях на реакционном идеологическом рынке этот политический отщепенец представляет собой в определенном смысле уже «уцененный товар». Мы были свидетелями его морального и гражданского падения, и нет сомнения в том, что рано или поздно мы явимся очевидцами его неминуемого, бесславного забвения: он так или иначе будет вынужден разделить судьбу многих иждивенцев международного антисоветизма».

В недавно опубликованной книге «Архипелаг Гулаг» ее автор Солженицын, пытаясь придать видимость правдоподобия своим домыслам, ссылается на труды и документы Владимира Ильича Ленина. Некоторые читатели могут не знать досконально истории СССР. На это и надеется Солженицын, произвольно и извращенно толкуя ее. Но он забывает о том, что Ленина во всем мире не только чтят, но и читают. А это дает возможность показать на фактах, которые любой заинтересованный человек может легко проверить, насколько лживы и искаженны утверждения, содержащиеся в «Архипелаге Гулаг».

С точки зрения Солженицына, главной и определяющей всю историю СССР, чертой, начиная с 1918 года, было господство террора, направленного против всех слоев общества — и против рабочих, взявших власть в свои руки (см. «Архипелаг», стр. 40), и против кулаков, называемых Солженицыным «лучшими хлеборобами» (см. там же, стр. 67), и против интеллигенции, т. е. против всех, в том числе и трудящихся социальных групп. Этот террор, по Солженицыну, характерен для всей истории Советского государства, в которой «поток 37‑го — 38‑го ни единственным был, ни даже главным» (там же, стр. 37).

А у истоков этого террора, как утверждается в «Архипелаге Гулаг», стоял не кто иной, как… Владимир Ильич Ленин, якобы не только санкционировавший, но и теоретически обосновавший его необходимость в новом обществе. Солженицын даже приводит «цитату» из Ленина: «Террор — это средство убеждения» — и дает ссылку: 39 том, стр. 404—405.

Посмотрим, что в действительности пишет. Ленин в указанном месте.

Он пишет о войсках интервентов и контрреволюционеров, действовавших тогда на территории России: «Если бы мы попробовали на эти войска, созданные международным хищничеством, озверевшие от войны, действовать словами, убеждением, воздействовать как-нибудь иначе, не террором, мы бы не продержались и двух месяцев, мы были бы глупцами». И дальше: «Террор навязан нам терроризмом Антанты, террором всемирно могущественного капитализма… И всякий шаг в наших победах над этой первопричиной и причиной террора будет неизбежно сопровождаться тем, что мы будем обходиться в своем управлении без этого средства убеждения и воздействия» (т. 39, стр. 404—405). Значит, убеждение и воздействие на открытых врагов революции и Советского государства (а отнюдь не на трудящихся), на тех, для кого иное «убеждение», кроме насилия, не только бесполезно, но и вредно. Такова подлинная сущность ленинских слов, сознательно извращенных Солженицыным.

Далее, в обоснование той же клеветнической идеи, Солженицын приводит две записки Ленина народному комиссару юстиции Д. Курскому (у Солженицына значится: Л. Курскому). В этих записках идет речь о содержании статей Уголовного кодекса РСФСР, трактующих применение смертной казни. Солженицын заявляет, что эти записки одни «из последних, земных распоряжений еще не охваченного болезнью Ленина, важная часть его политического завещания» (см. «Архипелаг Гулаг», стр. 357). Посмотрим же, в каком ряду среди других работ находятся в деятельности Ленина в мае 1922 г. эти документы. Здесь и вопросы внешней торговли (т. 45, стр. 188), и Генуэзская конференция (т. 45, стр. 192), и развитие радиотехники (т. 45, стр. 194), и сокращение численности армии (т. 45, стр. 202). А всего, после этих «последних земных» документов, Ленин написал (имеется в виду только опубликованное) более 80 работ. Так что с «политическим завещанием» ничего не выходит. Эти записки — малая часть огромной деловой переписки, ведшейся тогда Лениным.