Выбери любимый жанр

В круге последнем - Рекемчук Александр Евсеевич - Страница 10


Изменить размер шрифта:

10

Чудовищное признание. Я содрогаюсь, вспоминая лес фашистских виселиц, Освенцим, Бухенвальд, Бабий Яр, белорусские стертые с поверхности земли села и всюду могилы и кровь, стенания и казни…

Солженицын сбрасывает одну за другой маски. Холодеет сердце, когда читаешь его исполненные бездушного цинизма обращения к американцам и европейцам, отказавшимся спасти власовских изменников. «В своих странах, — объявляет Солженицын на стр. 265, — Рузвельт и Черчилль почитаются как эталоны государственной мудрости. Нам же в русских тюремных рассуждениях выступала разительно — очевидно их систематическая близорукость, и даже глупость»…

Книга «Архипелаг Гулаг», написанная плохим языком, в напыщенно-вычурном стиле, — это кредо человека с малюсеньким историческим кругозором, ошалевшего от честолюбивых завихрений и бессильной ярости.

Галина СЕРЕБРЯКОВА. (АПН).

Ползком на чужой берег

Книга Солженицына «Архипелаг Гулаг», хотя и названа им в подзаголовке «опытом художественного исследования», на самом деле является продуманным и хитросплетенным конгломератом. В нем давно-давно известные факты показываются в кривом зеркале, где изображение (точнее — воображение!) вытягивается до уродливых размеров. Даются сноски. В них смешиваются: выписки из архивных документов, цитаты из книжиц наших недругов, осевших за границей, бредовые размышления «опытника» и откровенные сплетни политических торговок. Все это соединяется в одно антигуманистическое, антисоветское месиво.

Есть в нем строки, обращенные прямо и ко мне, испытавшему пять лет неволи и написавшему затем «Повесть о пережитом». Солженицын, как бы вызывая меня на диалог, спрашивает: хлебал ли я лагерную баланду вдесятером из банного таза, да еще вперегонки? И в толкучке над тазом, ехидствует Солженицын, думали я только о родной партии?

Да, хлебал баланду. Но не вдесятером, и не вперегонки, и не из банной шайки, а из отдельной миски и своей ложкой. Да, думал и о партии. Ждал, что партия меня вызволит, что правда восторжествует. Моя надежда, моя вера осуществились.

Я не собираюсь полемизировать с Солженицыным. На XX и XXII съездах КПСС партия сурово осудила нарушения законности, раз и навсегда восстановила ленинские нормы, ленинские принципы партийной жизни.

Стало быть, здесь предмета для полемики нет. Спорить о сплетнях? О бреде? О манипуляциях с фактами? Об этом не спорят. В этом уличают. Что я и позволю себе сделать, хотя бы на нескольких примерах, взятых из «опытного исследования».

Вы, Солженицын, не краснея, а зеленея, убеждаете читателя, что в нашей стране, с первых дней революции и затем во все последующие годы, будто бы царили беззаконие, произвол, анархия. Хватали, мол, за руку чуть не каждого, кто попадал на глаза, устраивали Шемякины суды (вы в этом месте не удержались и в скобках похулиганили, стали рычать и лаять: «Б‑р‑р… гав-гав!». Ничего себе, интерпретация «художественного исследования»!). И не только, убеждаете вы, были бесправные суды, но поголовные расстрелы интеллигенции, служащих, военных, рабочих, деревенских мужиков — кого попало и всех ни за что!.. Если, по-вашему, бородатые звери-большевики, с ножами в зубах и за поясом, истребили бесчисленное множество людей, то позволено будет спросить: а кто же тогда разбил белогвардейцев и интервентов, выбросил их вон из молодой Республики Советов, вытащил страну из разрухи, восстанавливал промышленность, сельское хозяйство, ликвидировал неграмотность, поднимал экономику, культуру, кто, наконец, победил в Великой Отечественной войне вооруженных до зубов фашистов?

До чего же вы залгались, Солженицын.

Вы глумитесь над памятью людей, дорогих нашему народу и всему передовому человечеству, Ленин в ваших «исследованиях» — ненавистник интеллигенции, руководит насильственными методами. Дзержинский — сеет в людях страх, недоверие друг к другу, обвиняет в контрреволюции и арестовывает кого хочет. Орджоникидзе (вы тут оговариваетесь, передавая сплетню: мол, «рассказывают»!), разговаривая со старыми инженерами, якобы клал на письменный стол по пистолету справа и слева. Горький (по «мнению» вашего однокамерника, какого-то Юрия Е., а вы это «мнение» распространяете) — не кто иной, как ничтожная скучнейшая личность, придумал сам себя и придумал себе героев. И книги у него все выдуманы насквозь…

Как только у вас, Солженицын, поднялась рука царапать кощунственные строки о таких людях?!

По вашим расчетам, в Советском Союзе необходимо отдать немедленно под суд четверть миллиона человек, «виновных» в вашем аресте. Откуда взята цифра? Вы ее произвели с удивительным цинизмом от 86.000 нацистов, осужденных в ФРГ к 1966 году, и, выходит, требуете за каждого эсэсовца троих советских людей. Вам мало двадцати миллионов, погибших на войне, развязанной фашистами? А ведь восторгающую вас «статистику» в 86.000, если и можно с чем сопоставить, так с 20 миллионами убитых советских людей, как и с 6 миллионами погибших в фашистских лагерях евреев, как с тысячами сожженных советских городов и деревень, как с цифрами жертв в чехословацком городе Лидице, во французском городе Орадур-сюр-Глан… Вот что стоит в подлинном счете народов к фашизму против цифры 86.000. Этот счет был предъявлен на Нюрнбергском процессе, где фашизм судили не судьи ФРГ, а судили народы, понесшие немало жертв в битве с фашизмом, и в том числе советский народ, больше всех заплативший кровью за свою победу. И эту дорогую для нас победу и этот правый суд народов вы хотели бы обернуть для нас поражением?!

Вы пишете, что вас пугали Сухановской тюрьмой, как самой страшной, «ее имя выговаривают следователи со зловещим шипением». Вас в нее не сажали. «А кто там был — потом не допросишься: или бессвязный бред несут или нет их в жизни». Однако, не допросившись, вы все же обрисовали сухановскую камеру. А я в ней, к вашему сведению, сидел, и довольно-таки долго. О своем пребывании в Сухановке я подробно написал в «Повести о пережитом». Понимаю: она вас не устраивает, раздражает. Вот если бы она была с антисоветской подкладочкой — другое дело: вы, конечно, возрадовались бы!

В вашем «исследовании» слышится тяжкий вздох: разве напечатают в СССР произведения, связанные с незаконными репрессиями в прошлом?.. Неправильно информированные и антисоветски настроенные пресса и радио капиталистических стран подхватывают ваше воздыхание и разносят его по земле и в эфире. Вы же, Солженицын, отлично знаете, что издана моя книга, в журналах и газетах публиковались на эту тему «запретную» рассказы и повести. Забыли?.. Не думается. Память у вас не короткая. Просто не хотите говорить о том, что, так сказать, не работает на вас!

Однажды, сидя в зале Верховного Суда СССР, где на творческой встрече коллектива Суда с вами обсуждали «Один день Ивана Денисовича», вы философствовали: «Если первая крохотная капля правды разорвалась как психологическая бомба — что же будет в нашей стране, когда Правда обрушится водопадом?».

Произошло иное. Наша Правда, а не ваша ложь, потекла широкой рекой. Она вас затопляет, вы в ней барахтаетесь, ползете на чужой берег, проклиная всех и вся, в том числе и нашу Победу в Отечественной войне, и вопиете истошно: «Это война вообще нам открыла, что хуже всего на земле быть русским».

Ну знаете, это уже вопль безумца!.. Впрочем, чему же тут удивляться? Вы сами пишете, что после ареста — «затмение ума и упадок духа сопутствовали мне в первые недели». Вам только так кажется. Вы себя успокаиваете. Болезнь у вас, Солженицын, затянулась, переросла в хроническую, неизлечимую, и по сей день дает себя знать.

В общем, как говорится, опыт не удался. Факир был разъярен: замахнулся шпагой на социалистическую державу, а проколол самого себя.

Известно, что ложь прежде всего приносит позор самому лжецу. А Виссарион Григорьевич Белинский еще и утверждал, как великую истину, что когда человек весь отдается лжи, его оставляют ум и талант.

10
Перейти на страницу:
Мир литературы