Севастополь. Сборник литературно-художественных произведений о героической обороне и освобождении го - Петров Евгений Петрович - Страница 8

Ни на одну минуту в эту ночь не прерывалась связь с обкомом партии. Наша информация немедленно передавалась оттуда в Москву, в Центральный Комитет партии.

Стрельба, наконец, прекратилась.

Без двадцати минут пять был дан отбой воздушной тревоги. Кончилась бесконечная первая ночь войны.

Откинул маскировочные завесы на окнах. Ясное, чистое утро. Искрилась роса на листьях тополей. Солнечный луч проложил вдоль песчаной дорожки двора золотую черту.

После отбоя снова собрались члены бюро горкома. Важно было немедленно призвать население к бдительности, довести до сознания жителей Севастополя, что ночью было не очередное учение, а нападение на город, и организовать массовое оборудование укрытий. В 5 часов утра штаб Черноморского флота оповестил о вражеском налете на город.

Краткое обращение городского комитета партии и горисполкома, переданное по радио, призывало население "соблюдать порядок и спокойствие, и сегодня, в воскресенье 22 июня, организованно выйти на работу".

Жизнь городских предприятий и учреждений подчинялась требованиям флота. Вот почему понадобилась работа в воскресенье.

Оставив в горкоме только дежурных, все мы отправились на предприятия.

При выходе столкнулись с Василием Петровичем Ефремовым. Оказывается, он уже успел побывать на месте падения мин.

Вид его был красноречивее всяких слов. Он вдруг сразу как-то постарел.

— Рассказывать, что видел, не буду. Увидишь сам. А памятник Погибшим кораблям стоит, — прибавил он, и улыбка тронула его сухие губы. — Мина упала в десяти метрах, а он и не шелохнулся.

Он говорил о памятнике, сооруженном в честь кораблей, затопленных в оборону 1854—1855 годов, чтобы закрыть вход в Севастопольские бухты флоту противника.

…Первая мина не оставила после себя воронки. Она упала в воду у самого Приморского бульвара и сильно повредила здание санатория. А памятник — орел на мраморном цоколе, распростерший могучие крылья, — запечатленная в мраморе и бронзе слава русских моряков, — стоял нетронутый.

Большой дом на улице Щербака был разрушен до основания. Команды МПВО разбирали завалы, извлекали из-под обломков погибших.

Во время войны довелось видеть немало убитых, но первые жертвы запомнились на всю жизнь…

Многие плакали — молча, скупыми слезами. Не слышно было ни рыданий, ни крика.

Севастополь приобрел вид военного лагеря. По городу патрулировали краснофлотцы и красноармейцы в полной боевой выкладке: подсумок, за плечом винтовка со штыком, на голове каска. На улицах немало молодых людей в гражданском платье, перепоясанных ремнями, с противогазами на боку и вооруженных. Это комсомольцы. Они несли боевую вахту, помогали командам МПВО в очагах поражения, рыли щели…

У подъездов домов, возле убежищ — дежурные.

Высоко в небе барражировали над городом наши ястребки.

Полная картина ночного налета на Севастополь обрисовалась несколько позднее, во второй половине дня. Оказалось, противник сбрасывал на парашютах электромагнитные мины большой взрывной силы. Падая на землю, они взрывались и причиняли разрушения. При падении же в воду такая мина плавно погружалась на дно бухты.

Секретари райкомов и руководители предприятий с утра сообщили: работу повсюду начали вовремя. Когда я утром приехал на Морской завод — основное предприятие города, — там во всех цехах кипела работа.

В 12 часов дня Севастополь слушал по радио выступление Вячеслава Михайловича Молотова.

Слушали повсюду — на кораблях, в частях, на предприятиях, в учреждениях, на улицах. Возникали митинги.

Выступления гневные, в них ненависть к фашистам, нарушившим мирную жизнь советских людей, готовность работать, не щадя сил. Мысли всех обращены к Родине, к партии…

Война стала непреложным фактом, и горком партии и горисполком обратились к севастопольцам с призывом свято хранить боевые традиции своей Родины, своего города, самоотверженно трудиться, быть бдительными и дисциплинированными и вместе со славными моряками-черноморцами громить фашистских разбойников.

В каждом дворе, на каждом пустыре, на бульварах, площадях — словом, всюду, где имелся свободный клочок земли, рылись щели, оборудовались под убежища погреба и подвалы. Славно развернули работу команды МПВО! Через несколько дней — как воздушная тревога, весь город сможет уйти под землю!

По улицам двигался поток грузовых автомашин — областной комитет партии потребовал от нас немедленной эвакуации матерей с детьми. Созданный для этой цели горкомом штаб привлек большой актив домохозяек, учителей, комсомольцев и в первый же день войны вывез из города несколько тысяч женщин с детьми.

Вечером мы собрались снова, чтобы обсудить задачи партийной организации в связи с выступлением Вячеслава Михайловича Молотова. Прошло менее двадцати часов после ночного заседания бюро горкома, а как изменился за это время, насколько строже стал облик товарищей!

Применительно к условиям военного времени нам предстояло коренным образом перестроить работу партийных организаций на предприятиях и в учреждениях и прежде всего так поставить массово-политическую работу среди населения, чтобы каждый житель города все время был в курсе событий и население могло активно помогать фронту.

Когда в дальнейшем Севастополь оказался в кольце вражеского огня, когда бомбы, снаряды и мины выводили из строя важнейшие узлы связи, мы только потому и могли удержать в своих руках нити руководства городом, что имели постоянную связь со всеми низовыми организациями и населением.

От горкома, через райкомы и первичные партийные организации, через рядовых коммунистов и наш актив — партийных и непартийных большевиков-агитаторов протянулись крепкие нити к населению.

Указания Коммунистической партии, правительственные сообщения о событиях на фронтах Отечественной войны и боевых подвигах защитников Родины, наконец, наши собственные решения через коммунистов, агитаторов буквально на следующий день становились известны каждому севастопольцу.

Позднее мы ввели в систему примерно каждую неделю собирать при горкоме руководящий состав города, районов и предприятий, информировали товарищей о положении на фронте, в стране, в городе, о тех очередных задачах, которые ставят перед нами партия и военное командование. Товарищи сообщали, какие нужды терпит то или иное предприятие, что препятствует выполнению фронтовых заказов; рассказывали об инициативе рабочих, обменивались опытом, советовали нам, требовали, когда дело зависело от городских организаций.

На Морском заводе имени Серго Орджоникидзе и на других предприятиях города был заведен такой порядок: каждый коммунист ежедневно докладывал секретарю первичной партийной организации или парторгу, что сделано им лично для выполнения производственного плана, какие он встретил неполадки и какие меры принял к их устранению. Это сильно повысило чувство личной ответственности коммунистов, их активность и немало способствовало выполнению предприятиями обязательств перед фронтом…

Город погрузился в полную темноту. За соблюдением светомаскировки следили все, особенно старались подростки. Заметив где-либо световую точку, они бесцеремонно стучались в дверь и требовали немедленно устранить непорядок…

Улицы сделались непривычно тихими и малолюдными. И лишь, как капли в воду, гулко падали в напряженную тишину города четкие шаги патрулей. Ночью опять ожидался налет вражеской авиации. На кораблях и в частях все «на-товсь». В темном небе плавали гигантские рыбы — аэростаты воздушного заграждения.

У входа в КП у нас тщательно проверили документы. Мимо с озабоченным видом пробегали связные. В проходах штольни расположились сменившиеся с вахты вооруженные краснофлотцы — охрана штаба. Одни читали или вполголоса беседовали, другие дремали, сидя на корточках или стоя, прислонившись спиной к скользкой стене штольни.

Адъютант доложил о нашем приходе.

Мы подробно рассказали командующему и члену Военного Совета о положении в городе; вице-адмирал, в свою очередь, коротко ознакомил нас с военной обстановкой: