Жанна д’Арк. Святая или грешница? - Эрлихман Вадим Викторович - Страница 4

Вот лишь несколько свидетельств, записанных через 25 лет после смерти Жанны, когда сами очевидцы ее детских лет были уже далеко не молоды и не могли вспомнить все детали. Ее подруга Овьетта, которая была на два-три года младше, говорила: «С юных лет я знаю Жанну Деву, родившуюся в Домреми от Жака д’Арка и Изабеллы Роме. Супруги были усердными землепашцами, истинными католиками, пользовавшимися доброй славой. Я знаю это, ибо не расставалась с Жанной и как ее подруга ходила в дом ее отца… Жанна была доброй, смиренной и кроткой девочкой; она часто и охотно ходила в церковь, посещала святые места, ей было стыдно за тех людей, которые удивлялись тому, что она столь благочестиво ходит в церковь… Как и другие девочки, она выполняла различные работы по дому; пряла, а иногда — и я видела это — пасла стадо своего отца».

Изабелла, жена Жерара из Эпиналя, сообщает: «Она с удовольствием раздавала милостыню и давала приют беднякам. Она всегда была готова отдать беднякам свою постель, а сама она устраивалась подле очага». О том, что Жанна раздавала нищим всю мелочь, что давали ей родители, говорит и церковный староста Домреми Пьер Дранье. По его словам, Жанна была недовольна, когда он забывал звонить в колокол, и постоянно напоминала ему об этом. Ее товарищ детских игр Симон Мюнье подтверждает: «Она ухаживала за больными и подавала милостыню бедным: я это видел, потому что, когда я был ребенком, я болел и Жанна приходила утешить меня». Священник из соседней деревни, Этьен де Сьон, передает слова, будто бы сказанные ему кюре из Грё Гийомом Фроном, который к началу процесса уже скончался: «Жаннетта, прозванная Девой, была доброй, простой девушкой, набожной, хорошо воспитанной, живущей в страхе пред Богом, равных ей в городе не было; она часто исповедовалась кюре в своих грехах, и он говорил, что, если бы Жанна имела собственные средства, она отдала бы их своему приходскому священнику, чтобы тот отслужил обедню. Кюре говорил, что каждый день, когда он служил мессу, Жанна приходила в церковь».

О благочестии, третьем отличительном качестве Жанны, говорят практически все опрошенные свидетели. Еще один ее товарищ, Мишель Лебюэн, вспоминал: «Когда я был молодым, я неоднократно совершал с нею паломничество к Богоматери в Бермон. Она почти каждую субботу отправлялась в этот скит со своей сестрой и ставила там свечи». Конечно, не исключено, что громкая слава Девы наложила отпечаток на воспоминания ее односельчан, которые гордились своей землячкой и старались приукрасить ее слова и поступки. Однако приукрашивания в этих рассказах как раз и нет: жители Домреми с крестьянской трезвостью повествуют, что Жанна — или Жаннетта, как ее называли в деревне, — была добрым, честным, трудолюбивым, но, в общем-то, вполне обычным ребенком.

Бытует мнение о мечтательности Жанны: с раннего детства она будто бы уходила из дома, чтобы грезить в одиночестве о чем-то, известном только ей. Однако в источниках об этом ничего не говорится. Скорее, они рисуют нам практичную, работящую девочку, привыкшую серьезно относиться к своим обязанностям и обещаниям — таковы были многие жители Лотарингии, в жилах которых текла немецкая кровь. Единственным доказательством ее фантазий были рисунки посетивший ее дом в 1580 году философ Мишель Монтень писал: «Вся передняя часть дома, где родилась когда-то славная Дева Орлеана, покрыта рисунками, сделанными ее рукой, по время их не пощадило». До наших дней эти рисунки недошли, хотя при недавней реставрации церкви Сен-Реми под слоем штукатурки обнаружились два детских рисунка на стенах, которые тут же объявили сделанными Жанной.

В церковь девочка и ее подруги ходили охотно, и не только из-за любви к Богу. Там можно было обменяться новостями, поглазеть на обновки местных красавиц, полюбоваться иконами и витражами. В церкви Сен-Реми места для всех не хватало, поэтому по воскресеньям жители Домреми в своих лучших нарядах отправлялись в соседнюю деревню Грё, где была более вместительная церковь. Служба начиналась в девять утра, но обычно прихожане ждали появления главного местного начальства — сеньора Бурлемона с супругой. Священник читал проповедь по-французски, потом совершал мессу на латыни и причащал всех присутствующих. Отказ от причастия или неявка на воскресную службу без причины ставили крестьян под подозрение; такого «отказника» могли выгнать из деревни или даже предать церковному суду, где было недалеко до обвинения в колдовстве.

В церкви Грё, кроме статуи святого Ремигия, особо чтимого в тех местах, находились деревянные статуи святых Екатерины Александрийской и Маргариты Антиохийской — именно они впоследствии являлись Жанне в ее видениях. Приходской священник вспоминал, что девочка была очень религиозной и подруги даже подсмеивались над ней. Она никогда не пропускала мессу, по праздникам участвовала в крестных ходах, а когда слышала звон колокола, зовущего к заутрене, прерывала работу и опускалась на колени, чтобы прочесть положенные молитвы.

Впрочем, молилась она не только в церкви. В Буа-Шеню, или Буковом лесу, на окраине Дом рем и имелся целебный источник, куда сходились больные со всей округи. Считалось, что им приносят исцеление лесные дамы, или феи, обитавшие в тех местах. Сеньоры Бурлемон считали, что их род, как и куда более знамени гое семейство Лузиньянов, происходит от феи. По легенде, основатель семьи встретил однажды у источника прелестную девушку и несколько лет встречался с ней, пока однажды их не застигла его жена. После этого фея пропала бесследно, оставив трем своим дочкам от Бурлемона чудесные дары: ложку, умножающую еду, сери, умножающий урожай, и кольцо, умножающее количество детей. Поскольку законная супруга сеньора после истории с феей ушла, а детей у нее не было, наследство досталось дочкам и их детям, которые разделили дары между собой.

Легенда утверждала, что встречи Бурлемона с волшебной любовницей проходили по понедельникам, в традиционный день поминовения усопших. В этот день дети из Домреми приходили к источнику, водили хороводы вокруг росшего над ним раскидистого дуба — Дерева фей — и вешали на его ветки венки из цветов. Вот что об этом говорила сама Жанна в показаниях на суде: «Довольно близко от деревни Домреми есть дерево, прозванное Деревом дам, другие зовут его Деревом фей, и подле него есть источник; и она слышала, что больные лихорадкой пьют из сего источника и приходят к нему за водой для исцеления. И сие она видела сама; но ей не известно, исцелились ли они или нет. Затем она сказала, что слышала, будто больные, если и силах подняться, ходят к дереву на прогулки… Затем она говорила, что несколько раз прогуливалась вместе с другими девочками и плела у дерева цветочные ненки для образа Богоматери Домреми. И множество раз она слышала от стариков, не из ее родственников, что там обитали дамы феи. Она слышала от одной женщины из сей деревни, по имени Жанна, жены мэра Обри, каковая ей самой, Жанне, приходилась крестной, что та видела сих дам; но сама она не знает, правда сие пли нет. Затем она сказала, что никогда не видела названных фей у дерева, насколько ей известно; если же и видела их где-нибудь, то ей о том неведомо. Затем она сказала, что видела, как маленькие девочки вешали гирлянды на ветви дерева, и она сама вместе с другими девочками несколько раз вешала их, а иногда они забирали их с собой, иногда же оставляли там. Затем она сказала, что после того как узнала, что должна идти во Францию, редко участвовала в их играх и прогулках — так редко, как только могла. И не знает, плясала ли она у дерева с тех пор, как стала смышленой, хотя вполне могла там танцевать вместе с детьми, и пела она там чаще, нежели плясала… В народе говорят, будто она, Жанна, получила свою силу у Дерева фей, но она сказала, что того не делала»^[3].

На оправдательном процессе те свидетели, что согласились говорить на такую щекотливую тему, как феи, рассказали, что деревенские дети много лет ходили к Дереву фей, чтобы водить там хороводы и вешать на ветки венки и домики для фей, сплетенные из прутьев. Говорили еще, что Жанна ходила вместе со всеми, но молилась у дуба не феям, а католическим святым. Это продолжалось до тех пор, пока обеспокоенные родители не обратились к кюре, который прочитал под деревом молитву и обрызгал его святой водой. После этого, как уверяли местные жители, феи исчезли, и опечаленные дети перестали навещать их. Скорее всего, поступок родителей был вызван не религиозным рвением, — ведь они в детстве тоже поклонялись Дереву фей, — а боязнью за детей, на которых в лесу могли напасть волки или разбойники.