Победа века - Коллектив авторов - Страница 29

А. Моисеев

У каждого фронтовика на войне была своя главная река. У сержанта Саблина ею стал Днепр. Как и у расчета 82-миллиметровых минометов, которым он командовал. Как и у 958-го стрелкового полка, куда входил расчет. Как и у 299-й дивизии, куда входил полк, незадолго до того почетно именованной Харьковской.

Каждая речонка в зоне боевых действий берется на заметку как оборонительный рубеж, пройти который… Недаром командование так щедро на награды за форсирование. По заслугам! А тут — Днепр!

«Скорее Днепр потечет вспять, чем советский солдат встанет на его правобережных кручах», — объявили гитлеровцы. По своему обыкновению, гитлеровские стратеги дали днепровскому рубежу красивое название — «Голубой вал» — и все необходимое, чтобы погасить в днепровских водах огненный вал наступления русских, чтобы утопить в них наступающие армии.

Дали многое, и все же не было гитлеровцам времени оседлать как следует правобережье. На Курской дуге в июле они рассчитывали на победу и никак не ожидали, что уже в сентябре им придется отбиваться за Днепром. Время работало на них, и наши не могли дать им это время. Было принято решение — форсировать Днепр с ходу. Знали, будет это стоить немалой крови, но, если дать гитлеровцам время на укрепления, крови прольется еще больше.

Мы не знаем, о чем думал сержант Саблин, когда последней сентябрьской ночью оттолкнул свое утлое, из подручного материала, «плавсредство» от днепровского берега, только что ставшего своим, — к чужому берегу, который предстояло сделать своим, — к берегу, сделавшему его героем. О чем думал той ночью сержант Саблин? В звездный наш, смертный час вспоминаем мы прожитое, родных и близких. И он вспоминал, наверное, родной свой поселок, один из многих, что выросли в начале века вокруг станции Челябинск. Где залихватские паровозные гудки привычны с детства, как петушиное горланье. Где у каждого мальчишки нет иного желания, как встать на правое крыло локомотива. Где все взрослые — в черных бушлатах и картузах железнодорожного ведомства.

Он не встал у реверса паровоза, хотя и надел железнодорожную форму, как и все его родичи. На «железке» — работа не только в паровозной будке, но и в депо, и в путейском околотке, и на станционной горке. Он начал стрелочником, а потом обслуживал составы на станции. С перерывом для службы в кавалерии.

Вспоминал наверняка сержант о товарищах по работе. У него было их много, и его знали на станции многие. Ведь он всегда был на виду, авторитетом пользовался заслуженным. По труду. У домашних его сохранилось удостоверение:

«Треугольник 7-го эксплуатационного района Пермской железной дороги награждает Саблина Владимира почетным званием ударника третьего года пятилетки. 6.2.1931».

Это не единственное его трудовое поощрение. Станционные рабочие избирали его в руководство месткома, доверяли ему пост парторга коммунисты.

Большинство его товарищей по работе осталось в войну в железнодорожной форме: НКПС — тоже армия. И у него была броня. Ему удалось вырваться на фронт лишь через полгода после начала войны, после многих заявлений.

Мы не знаем, о чем думал наш земляк, переправляясь через Днепр. Но одно уж точно: в минуты те молил об одном — чтоб миновал его вражеский металл. Чтоб, если уж пришел его час, так пусть он наступит там, на берегу. Чтоб утвердить там своим оружием плацдарм для тех, кто пойдет за ним.

Саблинцам повезло. Миновал вражеский металл их «плавсредство». Невредимым спрыгнул расчет на берег. И конечно же, были их мины в помощь десантникам. А как им пришлось?.. Плацдарм есть плацдарм. И конечно же, до прихода подмоги их уцелели единицы. Но они удержали плацдарм, дали точку опоры полку, дивизии для шага вперед на том берегу.

Указ о награждении В. Ф. Саблина Золотой Звездой Героя Советского Союза был опубликован в газетах 22 февраля 1944 года, но он не испытал радости награды. Много раньше жена его получила похоронку, где сообщалось, что он погиб 28 декабря 1943 года у села Грузского Кировоградской области.

Жена с дочерью ездили на его могилу и узнали, что бои здесь шли ожесточенные: село пять раз переходило из рук в руки. Он погиб, поднимая бойцов в атаку. Как минометчик, в бою он должен был поддерживать огнем атакующих. Он же повел их в атаку. Видно, в той обстановке слово коммуниста было важнее, чем мины. И он сказал его, как велел ему долг.

А. Моисеев

Ее прах захоронен в стене Новодевичьего монастыря вместе с отцом, который пережил ее на 30 лет.

Ковшовы и Араловцы, ее отцовская и материнская линии, в Златоусте очень известны. В 1920 году, когда она родилась, отец, Венедикт Дмитриевич, возглавлял уездный комитет партии, а мать, Нина Дмитриевна, была в числе руководителей Златоустовской комсомолии. Все родственники Натальи Ковшовой так или иначе связаны с революционными событиями, многие из них погибли.

Герой Советского Союза снайпер Н. В. Ковшова

Летом 41-го Наташа готовилась поступить в Московский авиационный институт, но ее мечте не суждено было сбыться.

В первые же дни войны Наталья с подругой Машей Поливановой подала заявление на фронт. Их задержали для учебы. Они имели значки «Ворошиловский стрелок» I и II степеней, и потому их направили в снайперскую школу. Курс стрелковых наук был неполный. В октябре враг оказался у стен столицы. Москва призвала к оружию всех, кто мог его носить. Подруг зачислили снайперами в батальон, который вошел в 130-ю дивизию.

Военные дела Наташи Ковшовой предстают из ее писем матери с Калининского фронта, где 130-ю ввели в бои с февраля 1942 года.

«24 февраля… Всего три дня мы в бою, а уже так много успехов! Каждый бой оканчивается нашей победой, да какой! Немцы удирают, бросают все. Мы заняли уже шесть населенных пунктов…

6 марта… Фашистов здорово бьем! Выгоняем из наших городов и деревень… Я до сих пор не ранена, даже шинель пулей не задело…

24 мая… Пишу из роты выздоравливающих, куда попала после боя 20 мая. Меня немного ранило осколком мины в левую руку, повыше локтя… Через месяц опять пойду в бой…»

Тогда она не должна была ходить в атаку, снайпер — одинокий охотник. Его основная работа, когда на фронте затишье. Но она поддалась наступательному порыву пехоты и оказалась в рядах атакующих, когда они пробегали мимо ее огневой точки на нейтральной полосе. Она не хотела тревожить мать — ранение было совсем не шуточное. Наташа писала о нем тете Наде, сестре матери: «Меня, замкомбата и комиссара ранило одной миной, когда мы собирались двигаться вперед… Ранена была в обе руки и ноги… Я сама дошла до медпункта… Хотели меня из медсанбата направить в полевой госпиталь, да я не поехала, потом в свою часть вряд ли попадешь. Поэтому лечилась в роте выздоравливающих, а оттуда выписалась досрочно».

И вот снова снайперские будни по письму матери:

«25 июля… Мы с Машенькой ходили на «охоту» за рубеж… На «охоте» находились два дня. Вдвоем сбили 11 фашистов… У Машеньки температура 39,4° и правая щека, как кулак, раздулась — флюс. Вот беда!..»

«13 августа… Ты Машеньке напиши, чтобы она зря не нарывалась, а то никакого сладу нет. Я после ранения стала много осторожней. А насчет денег ты мне не говори… Они мне понадобятся только после войны: платьице хорошее купить!..»

Солдатом Наташа Ковшова была хорошим, снайпером высокого класса. Ей поручали особо трудную «охоту» — на вражеских «кукушек». Возле деревни Новая Русса она записала на свой счет 11 снайперов, у деревни Гутчиво — пять. Всего вывела из строя 167 гитлеровцев.

Мастерство подруг было заметным, им доверили обучать снайперов. Успели они передать свой опыт и навыки 26-ти бойцам.