Нейромания. Как мы теряем разум в эпоху расцвета науки о мозге - Сэйтл Салли - Страница 8

На протяжении XVIII и XIX столетий анатомы и философы начали нащупывать четкую связь между мозгом и абстрактным мышлением, эмоциями и поведением. К концу XIX века ученые, врачи и психологи в основном соглашались в том, что психические явления тесно взаимосвязаны с мозгом. Однако по-прежнему оставалось неясным, как химическая и электрическая активность мозга соотносится с переживанием эмоциональных состояний — проблема, известная как психофизическая.

Решение этой проблемы, по словам Уильяма Джеймса (William James), одного из отцов-основателей американской психологии, было бы «научным достижением, перед которым пали бы все достижения прошлого». Джеймс строил свою собственную строгую науку о психической жизни на основании самоотчетов своих пациентов. Используя метод интроспекции, Джеймс развивал теории эмоций, восприятия, воображения и памяти (10).

Как заметил Пол Блум[23] (Paul Bloom), есть данные, которые заставляют предположить, что и сегодня большинство взрослого населения

можно отнести к скрытым дуалистам. Люди считают, что психика в значительной степени или полностью существует отдельно от функционирования мозга. Именно этот имплицитный дуализм помогает объяснить, почему исследования с использованием нейровизуализации привлекают такое внимание СМИ. Многим людям эти результаты кажутся удивительными, даже завораживающими («Ого! Вы хотите сказать, что депрессия на самом деле находится в мозге? И любовь тоже?»). «Мы интуитивно думаем о себе как о нефизическом существе, поэтому это бесконечно интересно и шокирующе — увидеть наш мозг за работой в процессе мышления», — уточняет Блум (11).

Большинство исследователей XIX века, пытаясь лучше понять человеческий мозг, полагались на достаточно примитивные эксперименты. Стремясь применить научный подход, эти ученые и врачи-неврологи, лечившие заболевания мозга и нервов, прибегали к хирургическому разрушению или деактивации отдельных частей мозга животных. После операций они наблюдали, как кролики, голуби и кошки двигались и реагировали на раздражители. Аналогично для определения областей, задействованных в восприятии и управлении движениями, исследователи пропускали электрический ток через определенные области мозга животного. Однако исследования на людях требовали либо менее инвазивных мер, либо неживого предмета исследования. Препарирование мозга людей, погибших от черепно-мозговых травм, опухолей, инфекций или инсультов, позволило невропатологам и анатомам получить значительно более глубокое представление об отношениях между анатомией, с одной стороны, и эмоциями, интеллектом и поведением — с другой (12).

Вероятно, наиболее известным случаем черепно-мозговой травмы является случай Финеаса Гейджа. Работавший мастером на строительстве железной дороги в Вермонте, Гейдж потерял большую часть коры своей левой лобной доли в жутком происшествии, в 1848 году, когда металлический прут с силой вошел в его левую щеку и вылетел через макушку. Чудесным образом Гейдж остался жив, но его прежний урав

новешенный темперамент сменился на сквернословие, хвастовство и агрессивность. Несчастный случай Гейджа, позднее подкрепленный более систематизированными исследованиями, демонстрировал, что лобные доли служат центром, в котором сходится огромное количество процессов обработки информации в мозге, и что они регулируют импульсивные побуждения и социальные суждения (13).

Френология была одной из первых крупных теорий человеческого поведения, опиравшейся на мозг. В 1800-х годах она распространилась по всей Европе и Соединенным Штатам. Разработанная Францем Йозефом Галлем, уважаемым австро-германским анатомом, френология была попыткой создания науки о функции мозга и человеческом поведении. Галль был уверен, что разум полностью находится в мозге. Френологи «определяли» тип личности, изучая черепные шишки и вмятины, которые, как предполагалось, отвечали за десятки качеств, в частности за остроумие, любознательность и человеколюбие. Более развитые участки мозга, считал Галль, выталкивают вверх области черепа, расположенные над ними, и формируют выпуклости на внешней поверхности. Углубления в черепе, напротив, отмечают наиболее слабые умственные органы, которые, однако, можно развить путем тренировки, как мускулы. Соответственно, люди постоянно консультировались с френологами, чтобы узнать о своих природных талантах и получить совет в том, какой тип карьеры и какой супружеский партнер им более всего подходит (14).

Во время триумфального тура по Европе в 1805-1807 годах Галль читал лекции коронованным особам, студентам университетов и ученым сообществам и даже получил от короля Пруссии памятную медаль, надпись на которой гласила: «Он нашел способ заглянуть в мастерскую души». Однако ученые современники Галля по большей части не были так очарованы френологией. Предсказательные возможности френологии были неудовлетворительны. Кроме того, различные «специалисты», обследовавшие голову одного и того же человека, приходили к разным заключениям о его личности (15).

Именно так случилось с Марком Твеном. В начале 1870-х годов великий американский юморист и сатирик, относившийся к френологии скептически, обследовал свою голову в Лондоне у знаменитого френолога Лоренцо Фоулера. Как пишет об этом визите Марк Твен в своей автобиографии, он был «рад возможности лично протестировать мастерство [Фоулера]», но скрылся под вымышленным именем. Твен сказал, что был «ошеломлен», когда Фоулер сказал ему, что его череп имеет на себе впадину, которая «указывает на полное отсутствие чувства юмора!.. Я был задет, унижен и раздосадован». Три месяца спустя, будучи уверенным, что Фоулер забыл его, Твен вновь пришел к нему — на этот раз самим собой, знаменитым писателем, — и voil, «впадина исчезла, а на ее месте возникла, фигурально выражаясь, гора Эверест высотой в тридцать одну тысячу футов — самая возвышенная шишка юмора, которую Фоулер когда-либо встречал в своем опыте!» (16).

В качестве схемы привязки черт личности к анатомии мозга френология с треском провалилась, но ее базовое положение — что определенные типы психических явлений тесно связаны с мозгом — вполне верно и сегодня служит основой для ряда важных клинических методов. Все более распространенной практикой у нейрохирургов становится планирование операций с использованием фМРТ, чтобы уточнить расположение двигательных и речевых зон в мозге и минимизировать повреждение этих функционально значимых зон при удалении опухолей, тромбов или эпилептических очагов.

Картирование индивидуального мозга также неоценимо при определении положения очагов функциональных нарушений у пациентов с тяжелой или хронической депрессией или обсессивно-компульсив- ным расстройством, которое позволяет оптимальным образом подвести специальные электроды для лечебного стимулирования пораженных зон — метод, называемый глубокой стимуляцией мозга. Кроме того, функциональную нейровизуализацию используют для уточнения характера поражения в результате инсульта, для отслеживания течения болезни Альцгеймера и эпилепсии и для определения зрелости мозга.

Ученые надеются, что фМРТ позволит улучшить лечение коматозных пациентов, так как позволит врачам напрямую определять различные уровни сознания (17).

Идея о том, что конкретная область мозга ответственна исключительно за одну выделенную ей психическую функцию, может быть, интуитивно и привлекательна, но в реальности такого почти не бывает. Умственная жизнь не укладывается в четкие границы карты мозга. Например, было обнаружено, что зона Брока, которая некогда считалась единственным участком мозга, связанным с порождением речи, не обладает эксклюзивными правами на этот вид деятельности. Более точно можно говорить о ней как об одном из ключевых узлов, или центров конвергенции нервных путей, осуществляющих речевую функцию. Точно так же нет одного конкретного места, предназначенного для понимания речи, эта функция тоже базируется на взаимосвязи между множеством областей мозга. Хотя нейробиологи и считают, что существуют несколько зон коры головного мозга, высокоспециализированных для выполнения конкретных операций, в частности зрительного восприятия лиц, частей тела и мест в пространстве, угадывания внутренних переживаний других людей (так называемая «модель психического») и чтения написанных слов, но большая часть «нейронной недвижимости» отдана под многофункциональные комплексы. Более того, мозг иногда способен реорганизоваться после повреждения так, что функции его поврежденных областей берут на себя другие области, особенно если поражение происходит в раннем возрасте. Например, зрительная кора слепых людей может быть использована для тактильного восприятия, в частности восприятия шрифта Брайля (18).