Нейромания. Как мы теряем разум в эпоху расцвета науки о мозге - Сэйтл Салли - Страница 5

Наша цель в этой книге — внести ясность в раздутые спекулятивные рассуждения вокруг перспектив нейронауки. В дальнейших главах мы проследим за перемещением методов нейровизуализации (а также электрофизиологических методов, таких как электроэнцефалограмма (ЭЭГ)) из научных лабораторий и медицинских центров в маркетинговые службы, наркологические клиники и залы судебных заседаний.

В первой главе мы начинаем с обзора основ фМРТ. Мы рассмотрим принципы организации мозга, получения изображений мозга на томографе и планирования простейших исследований. Кроме того, обратим внимание на некоторые потенциальные ловушки в интерпретации результатов, которые существуют в области нейровизуализации. Одна из наших основных целей — показать ошеломляющую сложность мозга и то, к каким последствиям приводят попытки делать выводы о психических содержаниях (то есть мыслях, желаниях, намерениях и чувствах) исключительно на основании информации о мозге.

Во второй главе мы обратимся к нейромаркетингу. Импульсом для развития нейромаркетинга послужила идея о том, что потребители не могут точно сообщить о том, что им на самом деле нравится и что именно они планируют купить. Нейромаркетологи, консультирующие многие компании из списка Fortune 500[11], уверены: если заглянуть в мозг потребителей и измерить их «непосредственные» реакции на товары или другие стимулы, такие как реклама или анонсы фильмов, то на основании этих данных можно направлять деятельность корпораций к разработке наиболее привлекательных рекламных и торговых кампаний.

В третьей главе, посвященной зависимостям, мы рассмотрим биологические механизмы патологических влечений. Действительно, в исследовательских кругах и некоторых клинических заведениях царит идея о том, что зависимость является «заболеванием мозга». Механи

стическая простота нейроцентристских взглядов обладает чарующим обаянием, которое затмевает мириады других факторов, способствующих формированию аддикции. Более широкое понимание зависимости, выходящее за рамки биологического пространства, необходимо, если вы хотите достичь успеха в лечении и устойчивости его результатов.

Оставшиеся главы посвящены последствиям эры нейронауки для сферы закона и права. В четвертой главе мы исследуем идею детектора лжи, основанного на данных об активации мозга Как и нейромаркетинг, эта арена оживляется активным духом предпринимательства. Коммерческие продукты типа No Lie MRI[12] обещают предоставить охранным предприятиям, работодателям и ревнивым супругам «непредвзятые методы выявления лжи и другой информации, хранящейся в мозге». Несколько раз No Lie и ее конкурент Cephos пытались представить свои доказательства суду. Мы рассматриваем научную оценку использования этих методов в судебных ситуациях, где ставки очень высоки. И задаемся вопросом, предстоит ли гражданам в обозримом будущем столкнуться с леденящими словами: «У нас есть ордер на обыск вашего мозга».

Пятая глава, тоже посвященная нейроправу, ставит нейронауку перед лицом судьи и присяжных. Некоторые специалисты, например Дэвид Иглмэн и Сэм Харрис, надеются увидеть общую тенденцию «поворота от обвинения к биологии». Однако соотношение между объяснениями преступления «на уровне мозга» обвиняемого и степенью его ответственности отнюдь не однозначно (25).

В шестой главе мы исследуем судьбоносный вопрос: какие выводы позволяет сделать нейронаука по поводу человеческой свободы выбора? Мы по-прежнему воспринимаем себя свободными, обладающими властью изменять собственную судьбу и получающими вознаграждение или порицание за свои поступки, хорошие и плохие. Но многие авторитетные ученые утверждают, что мы ошибаемся. «Наши растущие знания о мозге делают представления о волевых актах, виновности и, в конечном счете, о самих принципах, лежащих в основе системы уголовного права, весьма сомнительными», — настаивает биолог Роберт Сапольский (26). Неужели наше понимание принципов работы мозга приведет к радикальному изменению представления о человеке как нравственном субъекте, наделенном свободой воли? Как мы увидим, существует достаточно причин сомневаться в том, что это произойдет.

И, наконец, в эпилоге мы подводим итог всему, что нам удалось узнать, и исследуем главный вопрос: что же нейронаука может и чего она не может сказать нам о человеческом поведении. Инструменты нейровизуализации несут в себе невероятный потенциал знаний о мозговых коррелятах повседневных решений, наркозависимости и психических заболеваний. Тем не менее эти многообещающие новые технологии не должны отвлекать нас от значимости других уровней объяснения человеческого поведения.

Мы живем во времена расцвета исследований мозга — время поистине великих ожиданий. Но это также время бездумной нейронауки[13], которая ведет нас к завышенной оценке того, насколько науки о мозге

Мы встревожены тем, что большая часть медийного рациона состоит из «вульгаризированной нейронауки».

вообще способны улучшить правовую, клиническую и маркетинговую практику, не говоря уже об информации, направляющей социальную политику. Наивная пресса, ушлые нейропредприниматели, а временами даже не в меру ретивые нейробиологи сильно преувеличивают возможность продемонстрировать содержание нашей души с помощью сканирования мозга. Они возвеличивают физиологию мозга как самый ценный по своей

природе уровень объяснения и понимания человеческого поведения и спешат найти прикладное применение пусть и соблазнительным, но недоработанным научным методам в коммерции и суде (27).

Очевидно, и вполне естественно, что расширение знаний о мозге заставляет нас более механистически воспринимать самих себя. Но если эта идея слишком сильно нас захватит, мы рискуем помешать одному из наиболее сложных культурных проектов, намечающихся в будущем: возможности согласовать достижения науки о мозге с личностным, правовым и гражданским пониманием человеческой свободы.

Область нейронауки — это сфера мозга и физической причинности. Область психологии — психика, то есть собственно люди и их мотивы. Обе области незаменимы для полного понимания того, почему мы действуем так, а не иначе, и обе помогают облегчать человеческие страдания. Мозг и психика — это различные аспекты для объяснения опыта. И различие между ними едва ли носит чисто академический характер. Оно имеет критические последствия для того, как мы воспринимаем человеческую природу, ответственность личности и нравственное поведение.

ГЛАВА 1

ЭТО ВАШ МОЗГ, КОГДА ВЫ ДУМАЕТЕ ОБ АХМАДИНЕЖАДЕ

Что на самом деле показывает нейровизуализация?

Весной 2008 года люди из FKF Applied Research — политические консультанты и нейробиологи, стоящие за упоминавшимся выше исследованием колеблющихся избирателей, — снова взялись за дело. На сей раз они пригласили журналиста «Атлантик»[14] Джеффри Голдберга на экскурсию по его мозгу. Эта идея зародилась во время семейного празднования Песаха[15], где Голдберг провел вечер, «выдавая серии подогреваемых манишевицем[16] идеологически противоречивых политических высказываний». К счастью для науки, Билл Нэпп, политический консультант и сооснователь FKF, был одним из гостей на этом празднике. Он предположил, что если Голдберг хочет докопаться до сути своего политического замешательства, ему следует пройти сканирование мозга, чтобы узнать, «как он сконструирован нейрофизиологически: для либерализма или для консерватизма». Как понял Голдберг, специалисты намеревались измерить реакции его мозга на изображения известных политиков, чтобы узнать правду о его «реальных склонностях и предрасположенностях в обход привычных затормаживающих их влияний, которые могут исказить результаты тестирования в фокус-группе» (1).