Ценой собственной жизни - Чайлд Ли - Страница 27

• Предыдущая
• 27/102
• Следующая

– Пять!

Схватив водителя за руку, Ричер затащил его в стойло. Швырнул его в дальнюю стену. Налетев на нее, водитель застыл на месте, словно сломанная кукла. Шатаясь, он шагнул к Ричеру, но тот ударил его ногой в живот. Водитель подлетел вверх и рухнул лицом на каменные плиты. Сложив цепь пополам, Ричер замахнулся. Нацелив смертельный удар стального хлыста водителю в голову. Чугунное кольцо устремилось вперед, словно средневековое оружие. Но в самое последнее мгновение Ричер передумал. Дернул цепь, изменяя ее траекторию, и обрушил ее на каменную плиту, высекая сноп искр. Он схватил водителя одной рукой за шиворот, другой за волосы. Поднял его тело и швырнул в стойло к Холли. Уткнул свинячье лицо в мягкий матрас и, навалившись сзади всем своим весом, держал водителя так до тех пор, пока тот не задохнулся. Водитель брыкался, извивался, но Ричер просто придавил ему затылок своей огромной лапищей и терпеливо ждал, когда он умрет.

Холли молча смотрела на труп. Ричер сидел рядом, пытаясь перевести дыхание. Он никак не мог прийти в себя после нечеловеческого усилия, которое потребовалось для того, чтобы вырвать чугунное кольцо из стены. Ему казалось, что всего за одно мгновение по потратил столько энергии, сколько расходуется за целую жизнь. У него в жилах бурлила многократная доза адреналина. Мысленные часы в голове сломались и встали. Ричер не имел понятия, сколько времени они с Холли просидели на полу. Встряхнувшись, он поднялся на ноги. Протащил труп по проходу и оставил его рядом с открытыми воротами. Затем вернулся назад и присел на корточки рядом с Холли. Его пальцы были изувечены отчаянной хваткой за цепь, но Ричер заставил их быть нежными. Он застегнул все пуговицы, одну за другой, до самого верха. Холли дышала неглубоко и часто. Затем она обвила Ричеру шею и припала ему к груди. Прижимаясь губами к его рубашке.

Они долго сидели так, застывшие в объятиях друг друга. Ричер почувствовал, как ярость покидает Холли. Они отпустили друг друга и улеглись рядом на матрасе, уставившись в темноту. Повернувшись к Ричеру, Холли положила свою маленькую ручку на его руку.

– Наверное, отныне я перед тобой в долгу, – сказала она.

– Рад был тебе помочь, – ответил Ричер. – Честное слово.

– Мне действительно была нужна помощь, – тихо продолжала Холли. – Я обманывала себя.

Он сжал ее руку.

– Чепуха, Холли, – мягко произнес он. – Время от времени всем нам бывает нужна помощь. Не переживай по этому поводу. Если бы ты была в форме, ты бы справилась с этим ублюдком и без меня. Я это видел. Даже с одной ногой и одной рукой ты едва его не прикончила. Тебя подвело колено. Такая боль не оставила тебе никаких шансов. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. После Бейрута я в течение целого года не смог бы отобрать конфету у ребенка.

Слабо улыбнувшись, Холли тоже пожала ему руку. Часы в голове Ричера снова пошли. Показав, что приближается рассвет.

В среду в двадцать минут восьмого утра по Восточному поясному времени генерал Джонсон вышел из Пентагона. Вместо военной формы он надел светлый костюм. И он пошел пешком. Генерал предпочитал этот способ передвижения всем остальным. Утро в Вашингтоне выдалось жарким и душным, но генерал шел размеренным шагом, размахивая руками, вскинув голову, глубоко дыша.

Он шел на север по обочине бульвара Джорджа Вашингтона, вдоль края обширного кладбища, остававшегося слева, через парк Леди Бирд Джонсон, по Арлингтонскому мемориальному мосту. Затем генерал обогнул по часовой стрелке мемориал Линкольна, прошел мимо Мемориала ветеранов Вьетнама и повернул направо на Конститьюшен-авеню, оставив справа Зеркальный пруд. Впереди показался памятник Вашингтону. Генерал прошел мимо Национального музея американской истории, мимо Национального музея естествознания и повернул налево на Девятую улицу. Ровно три с половиной мили, прекрасное летнее утро, час ходьбы бодрым шагом по одной из лучших столиц мира, мимо достопримечательностей, перед которыми всегда толпятся туристы со всего света, – однако генерал Джонсон не видел абсолютно ничего кроме матового тумана тревоги, застилавшего ему взор.

Он пересек Пенсильвания-авеню и вошел в центр имени Гувера через главный вход. Оперся ладонями на стол дежурного.

– Председатель объединенного комитета начальников штабов. К директору ФБР.

Его ладони оставили два влажных отпечатка на полированной крышке. Агент, спустившийся для того, чтобы проводить генерала наверх, обратил на них внимание. В лифте Джонсон не произнес ни слова. Гарланд Уэбстер ждал его у двери своего личного кабинета. Джонсон кивнул ему. Не сказал ни слова. Уэбстер отступил в сторону, пропуская генерала во внутренний кабинет. Там царил полумрак. Обилие поверхностей из красного дерева, шторы опущены. Джонсон опустился в кожаное кресло, а Уэбстер, обойдя его, сел за стол.

– Я не хочу становиться у вас на пути, – начал Джонсон.

Он не отрывал взгляда от Уэбстера. Тот задумался на мгновение, пытаясь расшифровать эту фразу. Наконец осторожно кивнул.

– Вы разговаривали с президентом? – спросил он.

Джонсон кивнул.

– Вы понимаете, что я должен был так поступить?

– Естественно, – согласился Уэбстер. – В таких ситуациях можно не беспокоиться о требованиях протокола. Вы говорили с президентом по телефону или встречались лично?

– Я ездил к нему. Несколько раз. Мы с ним подолгу беседовали.

Уэбстер подумал: «С глазу на глаз. Несколько долгих бесед. Хуже, чем я предполагал, однако это объяснимо.»

– И? – спросил он.

Джонсон пожал плечами.

– Президент сказал, что поручил вам лично руководить операцией.

Уэбстер кивнул.

– Похищение. Это юрисдикция Бюро, кем бы ни была жертва.

Джонсон медленно кивнул.

– Я ничего не имею против. Пока что.

– Но вы беспокоитесь. Поверьте мне, генерал, все мы беспокоимся.

Джонсон снова кивнул. После чего задал вопрос, ради которого шел три с половиной мили:

– Есть какие-нибудь успехи?

Уэбстер пожал плечами.

– Скоро истекут вторые сутки. Мне это совсем не нравится.

Он умолк. Вторые сутки после похищения являются своеобразным порогом. Все надежды на быстрое решение проблемы исчезают. Ситуация становится серьезной. Начинается долгая, кропотливая работа. Тревога за жертву возрастает. Похищения лучше всего раскрывать в первый день. На вторые сутки это становится значительно сложнее. Шансы на благополучный исход уменьшаются.

– Есть какие-нибудь успехи? – повторил Джонсон.

Уэбстер отвел взгляд. Вторые сутки – это тот срок, когда похитители выходят на связь. Об этом говорит опыт Бюро. На вторые сутки, вымотавшийся и измученный, упустив первый и лучший шанс, сидишь, отчаявшись, и ждешь звонка похитителей. Если они не позвонят на вторые сутки, высока вероятность, что они вообще никогда не позвонят.

– Я могу чем-нибудь помочь? – спросил генерал.

Уэбстер кивнул.

– Помогите мне найти мотив. Кто может угрожать вам таким способом?

Джонсон покачал головой. Тот же самый вопрос он задавал себе с понедельника.

– Никто.

– Вы должны мне открыться, – настаивал Уэбстер. – Если у вас есть какой-то секрет, какая-то давняя тайна, лучше скажите сейчас. Это очень важно, ради блага Холли.

– Знаю, – сказал Джонсон. – Но ничего такого нет. Абсолютно ничего.

Уэбстер кивнул. Он верил генералу, потому что знал, что тот говорит правду. Директор заново проштудировал все личное дело Джонсона, составленное ФБР. Это был увесистый том. Первая страница начиналась с краткой биографии прапрадедушек и прапрабабушек по материнской линии. Они приехали в Америку из крошечного европейского княжества, которое больше не существовало.

– С Холли все будет в порядке? – тихо спросил Джонсон.

Последние страницы были посвящены смерти жены Джонсона. Неожиданное заболевание раком, стремительный ход болезни, продолжавшейся от начала до конца меньше полутора месяцев. Негласное заключение психиатров, созванных Бюро, гласило, что старик выдержит – из-за дочери. Как выяснилось, диагноз оказался верным. Но если генерал лишится и ее, и без психиатров будет ясно, что он сломается. Кивнув, Уэбстер постарался, чтобы его голос прозвучал как можно убедительнее:

• Предыдущая
• 27/102
• Следующая