Несущий огонь (ЛП) - Корнуэлл Бернард - Страница 7

Неизменно на север. Я нередко размышлял об этом. Не знаю, сколько прошло лет с тех пор, как римляне оставили Британию. Отец Беокка, мой наставник, говорил, что около пятисот лет. Может, он и прав, но даже тогда, в те давние времена, дозорные пристально смотрели на север. Всегда на север, туда, где скотты — должно быть, тогда они доставляли столько же проблем, как и сейчас. Помню, как проклинал их мой отец, а его священники молились, чтобы их усмирил пригвождённый бог. Меня это всегда удивляло — ведь скотты тоже христиане. Когда мне было восемь, отец позволил мне поехать с его воинами, отправлявшимися в Шотландию, покарать её жителей и угнать скот. Я помню маленький городок в широкой долине, помню женщин и детей, молящихся в церкви.

— Не трогайте их! — приказал отец — они в святилище!

— Они же враги, — возразил я, — разве нам не нужны рабы?

— Они христиане, — коротко пояснил отец.

И потому мы только забрали их скот, сожгли множество жилищ и поскакали домой, прихватив ковши, вертелы и горшки — всё, что можно переплавить в кузницах. Но в церковь мы не вошли.

— Это потому, что они христиане, — опять втолковывал мне отец, — разве ты не понимаешь, глупый мальчишка?

Я не понимал. А потом пришли датчане, и конечно, разорили церкви, чтобы забрать из алтарей серебро. Помню, как однажды смеялся Рагнар: «Это так любезно со стороны христиан. Они сложили все богатства в один дом и пометили его крестом! Это очень облегчает нам жизнь».

Поэтому я знал, что скотты — христиане, но кроме того они — наши враги. И когда тысячи римских рабов тащили через холмы Нортумбрии камни, чтобы строить стену, скотты точно так же были врагами. В детстве я тоже был христианином, и помнится, спрашивал отца Беокку, как это другие христиане могут быть врагами.

— Это правда, они христиане, — объяснял мне отец Беокка, — но они ещё и дикари.

Он взял меня с собой в монастырь, в Линдисфарену, и попросил аббата — того, которого спустя полгода безжалостно убили датчане — показать мне одну из шести монастырских книг. Это была огромная книга с хрустящими страницами. Беокка благоговейно перелистывал их и водил грязным ногтем по неразборчивым рукописным строкам.

— А! — сказал он. — Вот оно!

Он повернул книгу так, чтобы я мог прочесть записи, но они ничего для меня не значили, потому что книга была на латыни.

— Эта книга, — сказал мне Беокка, — написана святым Гридасом. Это необыкновенная книга. Святой Гридас — бритт, а книга его рассказывает о нашем пришествии! О том, как пришли саксы! Не любил он нас, — хихикнул Беокка, — ведь мы, конечно, не были тогда христианами. Но я хочу показать тебе книгу потому, что святой Гридас был родом из Нортумбрии и отлично знал скоттов! — Он развернул книгу к себе и склонился над страницей. — Вот! Послушай! «Как только римляне вернулись домой», — переводил он, водя пальцем по строкам, — «немедленно явились полчища грязных скоттов, как чёрные черви, выползающие из расселин в скалах. Они жаждали крови и охотнее прикрывали свои мерзкие лица волосами, чем срамные места одеждой», — Беокка закрыл книгу и перекрестился. — Ничто не изменилось! Все они — воры и разбойники!

— Голые воры и разбойники? — спросил я. Меня заинтересовал пассаж насчёт срамных мест.

— Нет, нет, нет. Теперь они — христиане. Теперь, слава Богу, они прикрывают срамные части тела.

— А раз они христиане, — сказал я, — значит, мы не будем нападать на их земли?

— Конечно будем! — ответил Беокка. — Потому что они должны быть наказаны.

— За что?

— За набеги на наши земли, конечно же.

— Но если мы разоряем их земли, — не отставал я, — тогда, выходит, мы тоже воры и разбойники?

Мне нравилась мысль о том, что мы такие же дикие и необузданные, как ненавистные скотты.

— Ты поймёшь это, когда вырастешь, — отвечал Беокка. Он говорил так всегда, когда не знал, что ответить.

И вот теперь, когда я вырос, я по-прежнему не понимал доводов Беокки о том, что наша война против скоттов — праведное наказание. Король Альфред, которого никто не мог обмануть, часто говорил, что война, бушевавшая по всей Британии, это крестовый поход против язычников, но всякий раз, когда война переходила на земли валлийцев или скоттов, она внезапно становилась чем-то иным.

Она превращалась в войну христиан против христиан, оставаясь такой же жестокой и беспощадной. Священники твердили, что мы исполняем волю пригвожденного бога, а священники скоттов говорили то же самое своим воинам, нападавшим на нас. Конечно, правда в том, что это война за землю. Четыре народа жили на острове — валлийцы, скотты, саксы и норманны — и все четыре жаждали получить ту же самую землю. Священники непрестанно проповедовали, что мы должны драться за нее, ведь она дана нам в награду самим пригвожденным богом. Но когда саксы впервые захватили остров, все мы были язычниками. Выходит, что Тор или Один отдал нам эту землю.

— Разве не так? — спросил я у отца Эадига в ту ночь.

Мы были в надежном укрытии, каменной башне Вилбирига. Нас согревал жаркий огонь очага, а римские стены защищали от дождя и холодного ветра.

Эадиг встревоженно улыбнулся.

— Это правда, господин, Бог послал нас на эти земли, но не старые боги, а единственный истинный Бог. Он нас послал.

— Саксов? Он послал саксов?

— Да, господин.

— Но тогда мы не были христианами, — заметил я.

Мои воины, уже слышавшие всё это раньше, заухмылялись.

— Тогда мы не были христианами, — согласился Эадиг, — но валлийцы, владевшие этой землей до нас, были. Только они были плохими христианами, и потому Бог послал им саксов в качестве наказания.

— И что они такого сделали? — спросил я. — Я про валлийцев. Чем они были плохи?

— Не знаю, господин, но раз Бог нас послал, значит они это заслужили.

— Выходит, они были плохими, — сказал я, — и бог предпочел видеть в Британии плохих язычников, чем плохих христиан? Это как убить охромевшую корову и поменять ее на корову с падучей.

— Да, но Господь нас обратил в истинную веру в награду за то, что мы наказали валлийцев! — убежденно воскликнул он. — Теперь мы хорошая корова!

— А почему бог послал датчан? — поинтересовался я. — Он наказывал нас за то, что мы оказались плохими христианами?

— Вполне возможно, господин, — запинаясь произнес он, как будто не был уверен в ответе.

— И когда ж это кончится?

— Кончится, господин?

— Некоторые датчане тоже покрестились, — объяснил я, — так кого же твой бог нашлет, чтобы наказать их, когда они станут плохими христианами? Франков?

— Там огонь, — перебил нас мой сын. Он отдернул кожаный полог и смотрел на север.

— В такой-то дождь? — удивился Финан.

Я подошёл к сыну. Да, в самом деле, в небе над дальними северными холмами светилось зарево огромного пожара. Огонь предвещал беду, но я даже представить не мог, чтобы воины, совершающие набег, болтались под дождём и ветром в такую ночь.

— Наверное, чей-то дом загорелся, — предположил я.

— И где-то далеко, — добавил Финан.

— Бог кого-то наказал, — сказал я, — вот только какой именно бог?

Отец Эадиг перекрестился.

Какое-то время мы ещё глядели на зарево далёкого пламени, но другие пожары не появились, а через некоторое время дождь погасил и этот огонь, и небо опять потемнело.

Мы сменили дозорных на высокой башне, а потом уснули.

А утром пришёл враг.

— Ты, лорд Утред, — приказал враг, — уйдёшь на юг.

Он явился вместе с утренним дождём. Я узнал об этом, когда дозорный на сторожевой башне застучал железным прутом, служившим нам вместо колокола, возвещающего тревогу. Это случилось примерно через час после рассвета, когда в призрачно-бледных облаках на востоке только показалось тусклое солнце.

— Вон там люди, — сказал мне один из часовых, указывая на север, — пешие.

Я облокотился о башенный парапет, пристально глядя в ту сторону сквозь клочья тумана и дождь. За моей спиной по лестнице поднимался Финан.