Под покровом тайны (СИ) - "Робинзон" - Страница 37

   Дождавшись, когда закончатся последние судороги, легко встала и покинула дом так же тихо, как вошла.

   Потом я прибежала домой, залезла в ванну и пустила горячую воду. Мне надо было смыть с себя это жуткое ощущение, пришедшее ко мне в миг убийства. Я ненавидела себя, ненавидела свои способности, которые дали возможность самой творить правосудие. Но сейчас мне казалось, что так поступать было нельзя.

   Выйдя из ванны, я пошла к буфету, выпила сразу пол флакона валерьянки и легла в постель. Мне оставалось до подъема на работу всего полтора часа.

   Сон, однако, не приходил. В голове снова и снова звучал предсмертный хрип бандита. Мне не было его жалко, наоборот я чувствовала, что поступила правильно. Но все равно, меня до сих пор трясло, несмотря на выпитое лекарство. Наверно, этот поступок выбил весь запал мщения, и я чувствовала, что уже не смогу также просто убить ювелира и второго вора. Тем более, что они не убивали папу. И тут мысли перескочили на Бергмана. Убитый вор, говорил, что ювелира арестовали, но следователь об этом ничего не упоминал. Странно все это.

   Подумав, решила, что в ближайшие дни в ломбард не пойду. Хотя, в то, что меня могут обвинить в смерти бандита, я нисколько не верила. Но привлекать к себе внимание, не хотелось.

   Так и не сомкнув глаз, я встала и, насильно затолкав в себя завтрак, отправилась на работу.

   После этого события, ничего экстраординарного не происходило. На девятый день мы с несколькими знакомыми съездили на кладбище. В этом раз мама вела себя сдержано, не кричала, а просто плакала стоя у могилки. Я тоже плакала вместе с ней. И мысленно говорила:

   -Папочка родной мой! Прости, я еще не полностью отомстила за тебя. Твой убийца мертв, и клянусь, что отомщу и Бергману и Луке, пока еще не знаю, как, но отомщу.

   Конечно, никто мне ответил на эти мысли. Но когда выходила с кладбища, то почувствовала, что тугая пружина сидевшая во мне все это время, понемногу разжимается.

   Прошел месяц. С октября я начала ходить в вечернюю школу. В первые дни было очень странно сидеть среди взрослых, решивших продолжить свое образование. Большинство из них не училось несколько лет и, неожиданно для себя, я стала самой лучшей ученицей в классе. Меня начали ставить в пример другим ученикам, и естественно это не всем нравилось. Если парни не обращали на мои успехи внимания, и лишь посмеивались в ответ на замечания учителей, то несколько девиц, по возрасту недалеко ушедшие от меня, воспринимали все не очень доброжелательно.

   Я старалась не обращать внимания на их ядовитые замечания, но когда в туалете одна из них замахнулась на меня, я схватила ее за руку, и отпустила, только когда та заверещала от боли. Потом эта Зинка ходила и всем показывала синяк на запястье. Но приставать ко мне перестали. Через две- три недели мы все перезнакомились, подружились, и больше таких проблем уже не появлялось.

   В больнице же все было отлично. Моей работой были довольны, и все чаще звали, когда надо помочь справиться с тяжелым больным. Никто не понимал в чем дело, и принимали это, как данность.

   А гинеколог Борис Павлович все ходил и делился с коллегами своим рассказом о том, как он пошел на операцию внематочной беременности и обнаружил, что диагностированного им разрыва маточной трубы нет. Но в малом тазу больной оказалось поллитра крови, неизвестно как туда попавшей. Тем же, кто сомневался в его словах, он совал под нос банку раствора формалина с плавающей там, извитой маточной трубой с небольшим вздутием на месте прикрепления эмбриона и предлагал найти место кровотечения.

   Комсорг больницы откуда-то узнала о моей активной комсомольской жизни в школе и начала приставать с всякими поручениями. Я же удивлялась сама себе, если в школе мне это нравилось, я с удовольствием организовывала комсомольские собрания, субботники, проводила вечера, то сейчас этого совсем не хотелось. После того, как прошедшим летом бабуля рассказывала, как у них в тридцатые годы организовывали колхоз, и как она жила в войну, заголовки в газетах у меня вызывали улыбку. Но свои мысли я благоразумно держала при себе, и старалась увильнуть от комсомольских поручений каким либо разумным способом.

   И тут я вновь обнаружила в нашем почтовом ящике повестку к следователю.

   Михаил Андреевич Шевцов, смотрел на скромно сидящую перед ним девочку и все еще не понимал, как следует начать с ней разговор. За прошедший месяц почти ничего нового в этом деле не появилось. За исключением нескольких странных и необъяснимых вещей.

   Вначале был обнаружен мертвым один воров ограбивших и убивших Лазаря Гайзера. Притом, как следовало из заключения судебно-медицинской экспертизы, рана была нанесена диким животным, хищником, его волосы были найдены прямо на теле жертвы. Потом пришло совершенно непонятное заключение из лаборатории, где исследовали золотой самородок.

   По этому заключению такого золота на Земле существовать не должно. Следователь не очень хорошо учил в школе химию, но понял, что там что-то не порядке с атомным весом элемента. И самое главное, три человека отправленные в командировку в глухую северную деревеньку попросту пропали и уже неделю не выходили на связь.

   Вчера он имел очень неприятный разговор со своим начальником. Исчезновение сотрудников, пока еще скрывалось, но вскоре все грозило выплыть наружу, и тогда последуют определенные выводы в отношении тех, кто санкционировал и организовывал все это мероприятие.

   И сейчас перед ним вновь сидела красивая зеленоглазая девочка, скромно сложившая руки на коленях, и внимательно смотрящая на него.

   -Вроде ничего в ней нет особого,- думал он,- почему же тогда у меня периодически пробегают по спине мурашки, как будто смотрю в глаза волку или другому зверю.

   Вообще, непонятное самообладание девчонки его удивляло и прибавляло еще больше загадок к этому непонятному делу, которое, себе на голову, полковник Воскобойников перехватил у милиции.

   -Сейчас наверно волосы на жопе рвет,- подумал Шевцов со злорадством, - не все мне выговора получать.

   -Лена,- наконец, он обратился к девушке,- я вызвал тебя, чтобы уточнить кое-что в твоих показаниях.

   Ничего не изменилось в лице его собеседницы, но ему показалось, что ее глаза насмешливо сверкнули.

   Ничем, не показав своей злости, следователь терпеливо начал опрашивать ее повторяя практически те же самые вопросы, как и в первый раз. Он не надеялся выяснить что-то конкретное, но думал, что может, уловит хоть небольшую зацепку, с помощью которой он все же сможет начать раскручивать это замысловатое дело.

   В это время дверь кабинета открылась, и в проем заглянул его коллега, который был отправлен в командировку и чьего возвращения ждали почти неделю назад. Он явно исхудал, на лице были заметны полузажившие ссадины и царапины.

   -Лена, вновь обратился Шевцов к девушке,- посиди немного в коридоре,- мне необходимо переговорить с товарищем.

   Та послушно встала и пошла к выходу, когда она проходила мимо зашедшего в кабинет офицера, то в ее глазах мелькнуло легкое удивление.

   Когда за девушкой закрылась дверь, Шевцов радостно выдохнул:

   -Валентин, ну, наконец, ты появился. Полкан наш, кипятком уже ссыт. Давай, колись, что там у вас приключилось?

   -Понимаешь Миша, я ничего не понимаю, точно так же, как и Игорь с Колькой. Мы пришли в себя с час назад, в поезде, прямо перед тем, как в город въехать,- признался Валентин, болезненно улыбнувшись.

   Шевцов от этих слов буквально онемел и только молча взирал на своего давнишнего приятеля, с которым десять лет назад добивал последних "лесных братьев" в литовских лесах.

   Тот, между тем, уселся на стул, на котором только, что сидела Лена Гайзер, и продолжил свой рассказ:

   -Когда получил задание, подумал, вот, опять буду ерундой заниматься, типа - поди туда, не знаю куда, принеси то, неведомо что. Ну, приехали мы в эту деревню. Настоящий медвежий угол, глушь последняя!