Кривич (СИ) - Забусов Александр - Страница 67

   - Нет.

   -Он как-то поделился мыслью, сказал: "Если бы земной шар был в форме жопы, то вся моя служба проходила бы в районе дырки для выброса шлаков из организма. Два срока Афганистана, Азербайджан, Абхазия, Таджикистан, Чечня". На него даже похоронка домой приходила, но жив до сих пор.

   - Повезло мужику.

   - Вот, чтоб и нам повезло хорош лясы точить, иди людей к походу готовь.

   - Слушаюсь и повинуюсь!

   - Юморист доморощенный, - уже у дверей услыхал Андрей.

   Сумбурный день клонился к закату. Вдали остался непролазный лес, тайная тропа, по которой Вторуша вывел отряд, позволила все ж таки пройти через него, и долина с Гордеевым городищем, терем в ней, ставший за год родным домом, а в нем два самых близких ему существа - жена и дочь. А сказаные на прощание Галиной слова:

   "Ты только вернись, слышишь, вернись. Мы будем тебя ждать" - одновременно и грели душу и наполняли ее беспокойством.

   По лесной малохоженной дороге, покрытой песком с проросшей через него травой, кони шли спорой рысью почти бесшумно.

   Монзырев во главе своего воинства, усиленой сотней конных ратников, общее количество которых составляло сто восемьдесят семь человек, держал путь на северо-восток. Вывести дружину к Пселу Вторуша так и не смог, благо уже было то, что шли в нужном направлении, а там верст за сорок от Курска сделают поправку на юго-восток.

   Ведя людей на рискованное дело, мог на данном отрезке времени, положиться только на проводников. Карты местности у Монзырева не было, Андрея с двадцатью бойцами отправил вместе с проводником в передовой дозор. Душа полнилась тревогой и опасением за доверившихся ему родовичей. Где-то впереди мог находиться враг. Та часть орды, что ушла в сторону города Курска, словно саранча на полях, мелкими отрядами расплескалась по дорогам и лесным тропам в поисках деревень и весей, находящихся по сторонам от основного войска кочевников. Вероятность встречи с такими отрядами была велика.

   Монзырев с седла оглянулся назад. Лица едущих следом за ним воев, отчетливо белеющие на фоне зыбкой бледной мглы, представлялись ему спокойными и даже веселыми. Несуетное спокойствие молодых, закованных в брони соплеменников, имеющих за плечами уже одну победу, начало передаваться и ему. Томительное сомнение, тяготившее душу с каждым шагом лошади, развеивалось.

   Всю ночь пограничный отряд провел в седлах. Лишь перед самым рассветом боярин распорядился спешиться, обиходить лошадей и передохнуть самим. Из чувства предосторожности костры разводить он запретил. Место для привала было выбрано удобное. От опушки соснового леса, в пятистах саженях угадывалось окутанное туманом селение, к которому был послан вороп из пяти воев, чтоб ненароком в тумане не нарваться на неприятеля устроившего засаду. Люди отдыхали, разминали затекшие за долгий путь ноги, кормили и поили лошадей.

   С ушедшими сумерками вернулась разведка.

   - Боярин, печенегов в селении нет, с противоположной стороны слышен собачий брех, но смерды еще не поднялись.

   - Сколь велико селище-то?

   - Десятка три халуп с хозяйственными постройками.

   - Что-то я отсюда частокола не наблюдаю?

   Белесый зыбкий туман нехотя отполз в низины, открыл взору наполовину заглубленные в землю бревенчатые избы за околицей, а вместо частокола виднелась обозначенная изгородь из слег прикрепленных к полутораметровым кольям. Из полусонной деревни раздавался беспечно заливистый ор петухов, мычание коров, призывающих хозяек к утренней дойке. Где-то неподалеку поскрипывал колодезный журавль. От жилья потянуло духовитым дымком и теплым запахом парного молока.

   - Так частокола и нет вовсе, селение глубоко в лесу, кочевники сюда и не заглядывали еще. А то, давно бы уж скотину увели и людей побили, - глядя на пристально изучающего виднеющееся село Монзырева, докладывал наворопник.

   - Ладно, отдыхайте, не будем пока местных смердов беспокоить.

   К Монзыреву подошел Мишка с куском лепешки и ломтем холодной вареной говядины на ней.

   - Поел бы, батька, один ты голодный остался, да новоропники, но они уже едят.

   - Давай, - не отрывая взгляда от деревни, согласился Толик. Его ухо уловило отдаленный конский топот, топот множества лошадей и все это со стороны деревни.

   Сначала воины услышали раскатистый злобный собачий лай, таким лаем могли встречать только чужаков - незванных гостей, потом как лавина, женский жалобный вой, визг, гортанные выкрики и ...

   - Печенеги-и-и!

   На дорогу, за околицу деревни выбегали люди: женщины, мужики и дети. Крики боли и жалобный скулеж, глухие звуки металла, ругань на русском и чужом языках.

   Торопливо отбросив провизию, Монзырев вскочил в седло:

   - По коням, Андрей с передовым дозором ко мне, мухой!

   - Здесь командир, - уже в седле, уже рядом прорезался Андрюха.

   - Смотри, - указал на дорогу и селение. - Скачешь со своими по дороге прямо в деревню, ни на что, не отвлекаясь, в бой по возможности не вступаешь. Деревню проходишь сквозняком. Становитесь заслоном с противоположной стороны. Блокируешь выход и хоть усрись, но ни один поганый чтоб через тебя не прошел.

   - Не переживай, командир. Если и усрусь, то выживших копченых, своим говном насмерть закидаю. - Скалясь, потянув правый повод, разворачивая лошадь, пришпорил ее. - Но-о! Передовой дозор за мной.

   Два десятка наворопников, набирая скорость, поскакали к деревне. Убегавшие жители, заметив, наконец-то, всадников заголосили еще больше, подумали, что деревня в окружении, словно стайка куропаток, порскнули в разные стороны, ища спасения.

   - Сотня в клин! Полусотники за мной, остальным бить татей стрелами. Все, ма-арш!

   Будто тяжелый молот, в размахе набирающий скорость и силу удара, клин русичей в молчании двинулся по дороге, готовый втянуться в селище и ударить по ворогу.

   Малец, стоявший на обочине смахивая кулачком слезы, катившиеся из глаз, детским фальцетом прокричал русичам:

   - Спасите село воители! Печенеги, проклятые людей губят!

   Ни на мальца, ни на его просьбы уже никто не отвлекался. Адреналин переполнял тела, отбросив чувства в глубокие уголки души. Отряд втянулся в деревню и по мере продвижения по проулку, распадался. Во дворы, стоящие справа - слева вдоль улицы по трое, пятеро, въезжали русичи, тут же спрыгивая с лошадей с мечами и саблями наголо, со щитами в руках. В самих дворах уже вовсю орудовали печенеги, то тут, то там попадались лежащие на земле смерды, чаще всего старики и дети, раскинув руки, они приняли смерть, их кровь еще не успела впитаться в песчаную почву. Приезд русов, для кочевников, стал полной неожиданностью.

   Десятник Лют с тремя воями, въехал в калитку высоких, неструганных ворот, тут же соскочил с коня.

   - Смед, вы с Базаном в скотницу, слышь, скотина дурниной орет внутри и кабыздоху череп проломили поганые. А, мы со Сташком в избу, чую, хозяев там грабють.

   Разделились.

   Заскочив в дом, уже на полу влазни наткнулись на тело еще нестарой женщины. Рубаха и понева на ней пропитались кровью. Из перерезанного горла вытекшая кровь сделала приличную лужицу. За внутренней дверью Лют услыхал выкрики, возню, какое-то пыхтение, шаги множества ног.

   - Эх, маловато нас, Стах, надо было, хотя б Базана с собой брать.

   - Поздно спохватился, десятский, там может людин уже режут.

   - Тогда не стой, открывай дверь.

   Лют первым переступил порог горницы. Не раздумывая, наотмашь рубанул плечо стоявшего к нему спиной кочевника, оттолкнул тело ногой вперед, расширяя себе обзор. Неприглядная картина предстала перед русскими воями. В широкой горнице на два окна, трудились на подъем своего благосостояния четверо копченых, уже приготовив к выносу, увязанную в узлы нехитрую деревенскую рухлядь. Еще двое, разложив на лавке славницу, девку подошедшую годами к выданью, насиловали ее. Заломивший ей руки за голову, молодой кочевник, созерцал ритмичный процесс лишения девственности русинки своим более зрелым товарищем, пуская слюнявые пузыри из-под не выросших еще как следует усов, не обращая внимания на поживу. Рубаху на груди истязаемой, разорвали до самого пупка. Еще не налитая грудь, слегка колыхала набухшие соски в режиме толчков, при очередном вхождении поршня в окровавленную промежность. При этом процессе, насильник хрипло урчал от удовольствия. Молодка уже даже не стонала, закатив глаза, с огромным синяком на пол-лица оставила всякое сопротивление.