Три нарушенные клятвы - Мерфи Моника - Страница 34

Я наблюдаю за ним, стоя в дверях и испытывая смесь усталости и благодарности за его усилия: он заботится обо мне так, как умеет. Я должна быть тронута всего желанием помочь, как будто он мой старший брат или что-то в этом роде. Мой рыцарь в сияющих доспехах мчится на своем могучем скакуне, чтобы спасти меня.

– Позволь мне помочь, – говорит он, замечая что я наблюдаю за ним. – Иди сюда.

Я захожу в маленькую ванную и сажусь на сиденье унитаза, моя юбка задирается, обнажая разбитые колени. Колин берет из ящика чистую салфетку, смачивает холодной водой и осторожно прижимает ее к моей левой коленке.

Вздрогнув, я шиплю, удивляясь тому, как мне больно. Колин слегка прикасается к коже и хмурится, рассматривая мое колено.

– Здесь мелкие камешки в ранке, – говорит он, осторожно убирая их. – Но все не так страшно.

– Больно, – бормочу я, ненавидя себя за то, как жалобно это звучит.

– Извини. – Колин сочувственно улыбается мне. – Твои колени с повязками будут выглядеть неважно ближайшую неделю, но… может быть, ты задашь новый тон в моде. – Он пытается шутить, чтобы как-то облегчить мое состояние, пока смазывает мое колено кремом и наклеивает на рану пластырь, но у него не выходит.

– Ну и как же назвать новый тренд? – спрашиваю я, как только он приступает к другому колену. – Гоп-стоп шик?

Он кидает на меня быстрый взгляд, не прекращая обрабатывать мое второе колено. Его прикосновения и взгляд очень нежные, и наблюдая за ним, я чувствую радость и вместе с тем печаль. Я совсем запуталась. Почему меня возмущает желание Колина заботиться обо мне? Я должна ценить это. Мне следует обнять его и поблагодарить за то, что он со мной, когда я в беде.

Вместо этого я молчу. Наверное, потому, что я всегда в беде, а он, кажется, всегда приходит ко мне на помощь.

Я начинаю ненавидеть это.

Второе колено пострадало меньше, чем первое, и Колин заканчивает перевязку быстрее, а затем с легкой улыбкой объявляет меня исцеленной.

А мне не хватает мужества сказать ему, что я чувствую себя разбитой куда сильнее, чем когда-либо.

– Я отказываюсь от услуг этой охранной фирмы, – заявляет Колин, когда я медленно захожу на кухню.

Замерев, я рассматриваю его заспанными глазами и думаю, что это просто преступление – выглядеть так безупречно ранним утром. Он готовит кофе и кажется при этом супербодрым. На нем только черно-серые фланелевые пижамные штаны, неприлично низко сидящие на бедрах и открывающие моему взгляду гладкую мускулистую кожу, к которой так и хочется прикоснуться.

– Почему отказываешься? – спрашиваю я, осторожно усаживаясь за небольшой кухонный столик. У меня ломит все тело, и колени все еще болят. Я глубоко вдыхаю, позволяя глубокому насыщенному аромату кофе пробудить мой замутненный разум.

Не оборачиваясь ко мне, Колин тянется к кухонному шкафу и достает две кофейные кружки. От этого движения его штаны спадают еще ниже, и я вижу линию загара и тут же вспоминаю, как исследовала его тело еще только вчера утром. Щеки вспыхивают румянцем от смеси смущения и возбуждения, и тело начинает ломить от желания.

Стоит ли говорить, что этой ночью между нами ничего не было. Я спала в своей постели, и он в своей. Я проснулась ночью от его невнятных криков, но не пошла к нему, и вскоре он затих; я надеюсь, что его сны не были так уж плохи.

Я ненавидела себя за то, что слышала его крики и не пришла в его спальню. Но я должна избавиться от этой привычки. Я не могу больше пытаться спасти его, и ему не следует больше спасать меня.

Боже, да мы стоим друг друга, так ведь?

– Дежурный должен был быть на посту до двух часов ночи, а он ушел раньше, никого не предупредив. Это случается не в первый раз, поэтому я хочу, чтобы его уволили. Это вина компании, поэтому первое, что я сделаю, когда приеду в офис, разорву с ними контракт.

– Может быть, у него на то была крайняя необходимость, – тихо предполагаю я. Голова начинает медленно пульсировать от боли, я сейчас меньше всего настроена спорить или обсуждать вчерашние события. Для этого еще слишком рано.

Я просто хочу все забыть.

– Да ладно тебе. Я поговорил с ребятами из ресторана, они сказали, что охранник рано ушел, и меня это бесит. И даже если ты права, меня это не волнует, он должен был, по крайней мере, кого-нибудь предупредить. Это нарушение условий контракта, а значит, я могу легко его разорвать. Мне придется найти новую охранную фирму желательно сегодня. – Наконец он наливает нам кофе, добавляя в чашку все необходимое прежде, чем подать. Колин подходит к столу и, садясь на стул напротив меня, подталкивает ко мне дымящуюся кружку и кивает: – Вот, как ты любишь.

Он знает, какой кофе мне нравится: крепкий со сливками.

– Спасибо, – говорю я, взяв чашку обеими руками. Прежде чем сделать первый глоток, я подношу кружку к губам, вдыхая насыщенный вкусный аромат.

– Ты хорошо спала? Как твои колени? – спрашивает он глубоким, полным беспокойства голосом.

Прошлой ночью, после того как он обработал их, Колин проводил меня в комнату, уложил в постель и накрыл одеялом, словно ребенка. В глубине души мне хотелось попросить его остаться спать вместе со мной, но я сдержалась. Я не хотела показывать, как сильно он мне нужен.

Достаточно того, что я постоянно в нем нуждаюсь. Мне нужно избавляться от вредных привычек, верно? Надо помнить об этом.

– Нормально. – Я пролежала в постели, не сомкнув глаз, по крайней мере час, снова и снова прокручивая в голове случившееся на стоянке. Я пыталась понять, могла ли я избежать этого нападения. Большую часть пути я шла, уставившись перед собой, думая о Колине и о том, как бы добраться поскорее домой и раздеть его. Я была так озабочена своими мыслями, что не смотрела по сторонам. Неудивительно, что преступник напал на меня – я оказалась легкой добычей.

И мне некого винить, кроме себя.

– Что-нибудь болит? – Его голос, полный мягкой заботы, заставляет меня почти заплакать. Это так глупо. Я похожа на ребенка сейчас, и мне хочется шлепнуть себя за это.

– Тело болит: я сильно ударилась о землю, когда упала. Колени лучше, уже не так больно. – Это почти правда. Они все еще саднят, но не так сильно, как прошлой ночью.

Проблеск жестокости в его глазах говорит сам за себя. Если бы тот парень сейчас оказался в этой комнате, то Колин разорвал бы его на куски.

– Надо позвонить в полицию и узнать, не поймали ли они маленького ублюдка, – бормочет он, протягивая руку к мобильнику.

– Не стоит. Уверена, они никогда его не найдут. – С каждым глотком мой мозг все больше просыпается вместе с моим едким сарказмом. – Мое дело не такое уж важное для них. Я просто хочу все забыть.

– Вооруженный серийный грабитель, орудующий в университетском городке, не может быть неважным. Поверь мне, его ищут. А если это не так, то я позвоню и проверю. – С громким стуком Колин швыряет мобильник на стол, заставляя меня подскочить на месте. Он замечает это, и я вижу в его взгляде раскаяние. Я ненавижу это, мне не нужно его сочувствие.

– Ты в порядке?

– Конечно, в порядке. – Я занимаю оборонительную позицию, словно он может видеть сквозь меня: все мои ошибки, обиды и раздражение. Я не просила всего этого. Мне не по душе роль жертвы ограбления и беспомощной женщины. Мне снился кошмар, где тот парень сбивает меня на землю, вырывает сумку из рук, назвав сукой.

Этот парень не просто украл сумку со всем содержимым, но, боюсь, еще мою силу и храбрость.

– Я знаю, ты пытаешься справиться с ситуацией по-своему, и это трудно. Но ты ведешь себя так, словно… сердишься на меня. – Его рот сжимается в твердую линию, хотя глаза полны беспокойства. – Это так? Ты злишься?

Я никак не могу сказать ему правду. Колин подумает, что я сошла с ума, если скажу, что действительно злюсь, хотя, может, и не так уж сильно. Еще бы я не сумасшедшая, ведь у меня нет никаких причин сердиться на него! Разве он сделал что-то неправильно? Спас меня. Промыл мои раны. Уложил в постель и теперь интересуется, все ли у меня хорошо.