Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь - Андерсен Йенс - Страница 20
- Предыдущая
- 20/82
- Следующая
В феврале 1929 г. в письме Анне-Марие Фрис Астрид рассказывает о своих отношениях со Стуре: «Заведующий канцелярией, женат, 30 лет, обнаружил, какая я на самом деле обаятельная, взять хотя бы мои сумасбродства, которые – если вовремя не остановиться – могут закончиться серьезными осложнениями, возможно даже, стоить мне работы. Снова eine alte Geschichte [Зд.: старая как мир легенда (нем.)], которую, включив мозги, можно было предвидеть. Ах, хочу быть ангелочком, средь ангелов стоять!» (Фотография: Частный архив / Saltkråkan)
Фру Стевенс была в высшей степени жива, когда Астрид появилась у нее 28 декабря, и вместе они поехали в Хусум за Лассе. Трехлетний малыш при виде приемной матери счастливо улыбнулся. Астрид смотрела, как он теребит фру Стевенс, – ему поскорее хотелось домой, на Аллею Надежды. Проведя там всего пару часов, они отправились к сестре фру Стевенс, которая держала пансионат для пожилых одиноких людей на улице Х. С. Орстеда. Там маме и сыночку, конечно же, найдется место для ночлега.
Это была «худшая ночь в моей жизни», писала Астрид Линдгрен в 1976–1977 годах в автобиографических заметках для Маргареты Стрёмстедт. Сестра фру Стевенс совсем не обрадовалась матери с ребенком, но пустила их на ночлег, поскольку одна из престарелых обитательниц пансионата как раз уехала. Настроение было мрачным, Лассе инстинктивно понимал, что райской жизни на Аллее Надежды приходит конец.
«Когда мы туда приехали и Лассе понял, что его ожидания не сбылись и не сбудутся, он лег на живот поперек стула и беззвучно заплакал. Совсем беззвучно, словно понимал, что толку не будет, что взрослые все равно поступят с ним, как сочтут нужным! Этот плач не стихает во мне до сих пор и, должно быть, никогда не стихнет. Может, из-за этих слез я всегда так яростно принимаю сторону ребенка и выхожу из себя, когда индюки-бюрократы распоряжаются судьбами детей, думая, что ребенку легко приспособиться! Совсем не легко, хоть так и может казаться. Дети просто уступают силе».
Много лет спустя Астрид Линдгрен снова вспомнила о той тяжелой ночи – в письме Карлу Стевенсу от 22 февраля 1978 года. В большой, темной, чужой квартире на четвертом этаже в центре Копенгагена ей казалось, что жизнь Лассе достигла дна. А вместе с ней и ее жизнь. Кроватей не хватало, для мальчика сдвинули два кресла в гостиной уехавшей жилицы, и, увидев свое спальное место, он сказал по-датски: «Это не кровать, это же два стула!» Для матери постелили в спальне окнами на улицу.
«Я лежала без сна и в отчаянии размышляла, что мне делать с Лассе, и понимала, что забрать его в Стокгольм необходимо, хотя и некуда. Увидев меня наутро, Лассе изумленно произнес: „Ой, это же мама!“ Наверняка он был уверен, что я смоталась».
Лежа и раздумывая о будущем, она слышала грохот трамваев на улице Х. С. Эрстеда. Время шло, стало казаться, что это грохочет в голове. Все больше трамваев, все быстрее они едут. До утра Астрид не сомкнула глаз и приняла решение: будь что будет, но Лассе поедет домой, в Швецию. Даже если им придется тесно в комнате на площади Святого Эрика, 5, куда она переехала с Атласгатан, где раньше жила с Гун. Астрид еще не знала, сможет ли уговорить хозяйку фру Блумберг, которая днем обычно сидела дома, присмотреть за Лассе, пока его мать на работе. 4 января 1930 года Астрид спешно отправила Стуре письмо, где назвала дни, проведенные в Дании, «прогулкой в ад» и вкратце описала ему ситуацию:
«Буду в Стокгольме во вторник утром первым поездом, ты знаешь. Встреть меня! Если вдруг не успею, подожди следующего, девятичасового. Лассе приедет в Стокгольм через два дня. В мои ближайшие планы, хорошо продуманные, вдаваться сейчас не решаюсь; очень прошу, сходи в „Барневарн“[11], спроси, какая сумма в месяц считается приемлемой за трехлетнего ребенка. И пожалуйста, сразу напиши мне дружелюбное письмо, которое я получу в понедельник по адресу: улица Эрстеда, 7, этаж 3, Кройер. Так скучаю по дому, по тебе, по утешению».
10 января 1930 года Карл Стевенс и Лассе сели в поезд до Стокгольма. Перед этим фру Стевенс написала Астрид, что Карл, скорее всего, задержится на денек-другой, посмотрит столицу Швеции и, может быть, съездит в Упсалу к еще одной шведской маме, когда-то жившей на Аллее Надежды с ребеночком. Она рассказала, какие вещи упаковала Лассе с собой, и закончила свое письмо словами: «Нежно обнимаю Вас и малыша Лассе, удачи, может, когда-нибудь свидимся, и спасибо за то время, что я провела с ним. Крестная Лассе».
Длинная поездка прошла хорошо, хотя Лассе ужасно кашлял и всю дорогу пытался столкнуть «старшего брата» с полки. В Стокгольме Карл, интересовавшийся искусством, покупал книги Стриндберга, ходил по музеям и любовался архитектурой района Атлас, где жил один в маленькой квартирке. Он с удовольствием общался с Астрид и «досточтимым господином Линдгреном» и сразу по прибытии домой поблагодарил маму Лассе за два чудесных стокгольмских дня. Они больше не виделись, Карл и Астрид, но писали друг другу до самой его смерти в 1988 году, часто вспоминая старые добрые времена. Как в письме Астрид, отосланном в феврале 1978 года, где она рассказывает о трудностях, с которыми столкнулась, после того как Карл привез Лассе в Стокгольм:
«У Лассе был коклюш, дело невеселое. Я стояла под дверью, прислушивалась и уловила, как он бормочет: „Маме, Эссе и Карлу пора спать“. Представляешь, я это пишу и снова плачу!»
Страшен был не коклюш, а то, что Астрид внезапно осталась одна с ребенком на руках. В Копенгагене всегда была под рукой толковая опытная «мама», а теперь ответственность безраздельно лежала на Астрид. И все же она многому научилась в короткие поездки на Аллею Надежды и к тому же полагалась на интуицию и здравый смысл. Так, как это рекомендовалось в предисловии к книге шведского педиатра Артура Фюрстенберга «Курс ухода за детьми», которая стояла у Астрид на полке:
«Мой совет юным матерям вкратце следующий: вовремя изучи науку ухода за детьми на практике и в теории, думай, что делаешь, относись критично к тому, что говорят подруги и родственники, как бы стары или опытны они ни были. Это твой ребенок, и только ты отвечаешь за исполнение своего долга!»
Мать и сын в Васа-парке, апрель 1930 г. За ними квартал на площади Святого Эрика, где Астрид и Лассе уже четвертый месяц делят комнатку в доме № 5. (Фотография: Частный архив / Saltkråkan)
Иногда проще сказать, чем сделать. Астрид все время сомневалась. У тети Стевенс, например, Лассе и Эссе всегда спали в теплом белье, а значит, так должно быть и в Стокгольме. И первое время молодая мать практически не спала ночами, готовая решительно подоткнуть перину и сообщить сонному ребенку, если тот, горячий и вспотевший, проснется и попытается скинуть душное одеяло: «Надо укрыться, а то простудишься!» Как-то утром, когда Астрид умывалась в одной рубашке, Лассе задумчиво на нее посмотрел и вдруг заявил: «Простужаться можно только маме?»
В марте 1930 года стало ясно, что так дальше жить нельзя. Лассе все кашлял, Астрид практически глаз не смыкала по ночам, а утром шла на работу. Спасение пришло из Смоланда: Ханна и Самуэль Август по наущению сестер Астрид предложили забрать Лассе в Нэс – пусть живет сколько нужно. В апреле Астрид взяла отпуск и отправилась с Лассе в Виммербю: мальчик уже в четвертый раз за свою короткую жизнь должен был переехать и приспособиться к новой семье. На этот раз без трений тоже не обошлось. Вот что рассказывала Астрид Линдгрен Маргарете Стрёмстедт в 1976–1977 годах:
«В мае 1930 года в Нэс приехал датскоговорящий внучек. Ханна встречала нас у калитки, когда она потянулась обнять Лассе, он в панике прижался ко мне и сказал: „Не уходи!“ Явно боялся, что его снова бросят».
- Предыдущая
- 20/82
- Следующая
