Как будут без нас одиноки вершины - Кавуненко Владимир Дмитриевич - Страница 14

Утром раздаётся звонок: «Владимир, доброе утро! Собирайтесь, поедем в Швейцарию». Я обалдел. Оделись, сидим, ждём. Влетает Эрна: «Поехали!».

И понеслись в Швейцарию. На границе она сбросила скорость, помахала рукой, не останавливаясь. То ли её знают там, то ли там наших проблем на границе нет. В Цюрихе она сунула мне в карман деньги и записку, где написано место и время встречи, и поехала по делам.

Хожу, гуляю по Цюриху, подходит время встречи, я в карман, а там ни записки, ни денег. Не знаю, куда делись. Наверное, выпали из кармана, когда доставал платок. Я к полицейскому, он смотрит на меня как на ненормального, не может понять, что я хочу.

Захожу в ресторан. Сажусь, тут же вырастает официант. Больше в ресторане никого нет, я один. Заказываю пиво. Достаю какую-то бумажку, пытаюсь изобразить делового человека. А в голове, сам понимаешь, что творится. Выпиваю пиво, заказываю вторую кружку и соображаю, как мне свалить. Встаю из-за стола, делаю вид, что нужно отойти, начинаю спускаться вниз и вдруг в отражении большого зеркала в вестибюле вижу Эрну. У меня ноги подкосились. Она бежит мне навстречу и радостно кричит: «Виктория! У меня состоялась хорошая сделка!» Не знаю, что она продала или получила заказ на свои модели одежды, но очень она радовалась, просто сияла. Рассказываю ей, что со мной приключилось, она хохочет. Сейчас и мне смешно, но тогда было не до смеха.

— Что бы ты стал делать, если бы вы не встретились?

— Пошёл бы в посольство. Не посадили бы меня за это. Отправили и всё.

Эрна провожала меня. У неё есть гигантская коллекция женского и детского платья, собранная во всех странах мира в огромном доме — зале. На прощание она приготовила мне подарок — мужской костюм тройку. Я категорически и довольно резко отказался от подарка. Она не стала настаивать, спросила только, есть ли у меня дети, и предложила подобрать что-нибудь для сына. Потом проводила меня.

Эрна написала мне в Москву, что едет в Индию и может на 2—3 дня остановиться в Москве, если у меня будет время. Я подумал, время-то я найду, но где размещать? Мы тогда жили в Люблино, шесть кроватей в комнате плюс еще соседи. Короче говоря, я соврал, что уезжаю из Москвы на Памир.

Мы ещё переписывались, я посылал ей журналы, но потом всё постепенно закончилось.

Мраморная стена

— О Борисе Студёнине мы уже говорили. У него вся жизнь — горы. И вот задумал он сделать зимнее восхождение на шеститысячник. Аналогов по тем временам не было.

— Какой это был год?

— 66-й, сразу после Ушбы. В конце февраля я прилетел в Алма-Ату. Вся подготовка уже проведена, команда готова. Запланировали первопрохождение на пик Мраморная стена.

— Центральный Тянь-Шань?

— Да, район Хан-Тенгри и пика Победы. Первый зимний выход в этот район и на такие высоты. О состоянии снега зимой в том районе мы ничего не знали. Боялись, будет по грудь рыхлого, сыпучего снега. Знаешь, идёт первый и роет траншею, второй идёт и делает то же самое.

— Порошкообразный снег.

— Да, за первым всё засыпается.

— Не мёд.

— Стоит погранзастава. Граница на замке. А ближе к леднику — домики геологов. Пустые, конечно, зимой. Едем на машине, вдруг из снега встают люди, останавливают. Пограничники. На заставе мы утром провели встречу с её составом, рассказали с Борисом молодым ребятам об альпинизме. Поехали дальше и от домиков геологов стартовали на пик Мраморная стена (6400).

— По леднику шли? Вертолета не было?

— Всего 5—6 часов шли по заваленному снегом леднику. Снег рыхлый, плохой. А уже на высоте около 5000 попали на твердый фирн. Тоже плохо: кошки не держат, ногой не пробьешь, ступени не рубятся. Но основная проблема — мороз и ветер. Ветер ураганный, мороз зашкаливает за 30 градусов. Две ночёвки на самом маршруте восхождения, последняя на 6100. Пещеры вырыть нельзя, ставили палатки и обкладывали их снежными кирпичами. Но от холода это нас не спасало, продувало насквозь постоянно. А при выходе на вершину был такой ветер, что верёвка не лежала на снегу, а шла между нами дугой.

Я умудрился потерять кошку и шёл как француз из-под Москвы. Снаряжение у нас было отличное, но ветер пронизывал до костей.

— Пух, конечно.

— И пух, и шекельтоны, и валенки, всё имели, но мороз и ветер совершенно невероятные. На 6000 Саша Воронов отвалился, не пошла высота у него. Из Москвы в группе мы с ним были только вдвоём, остальные алмаатинцы.

— Сколько времени заняло восхождение?

— От домиков до домиков — шесть дней.

— О! Немного.

— Мы шли в альпийском стиле. Очень уж холодно.

— А погода?

— Погода нас баловала, один день слегка помело. Мы спасали руки и ноги. Борису ноги оттирали, а руки упустили. Он прилично был прихвачен, настолько, что решили вызывать вертолет. Да и не только у Бориса, мы все обморозились.

— А у тебя, Володя?

— У меня меньше, чем у других. Хотя на пальцах рук и ног черные «чехлы», ты знаешь, как это бывает. Но в тот раз обошлось без ампутаций. Чтоб вызвать вертолёт, надо бежать на заставу. Ещё не очухались, не восстановились, но вышло солнышко, стало тепло, ветра нет. Поскольку у меня состояние лучше, чем у других, идти на заставу мне. Спрашиваю у Студёнина, сколько он думает до заставы, говорит километров 20—25. А оказалось около сорока. Но солнышко пригрело, и я решил бежать вниз налегке. Даже куртку пуховую не взял. И пошел рысью вниз. Но снег-то глубокий. К вечеру стал я сдавать, не восстановился ещё. Солнце ушло, опять мороз.

— Ты за один день решил пройти 40 километров?

— Вниз же и без рюкзака. Но силы свои не рассчитал, стал садиться. Понимал, если не встану сейчас, то уже никогда не встану. В последний раз сел и «поплыл», стал ловить кайф.

— Вдруг меня дёргают люди, поднимают под руки, сажают на лошадь. Пограничники делали объезд и наткнулись на меня.

— Еще бы немного и всё...

— Лошадью я не правил, она сама бежала домой. На заставе говорю, срочно нужен вертолёт, там плохо. Наверное, я так выглядел, что сразу убедил их. Налили мне чай со спиртом, у меня сразу жар, тепло по всему телу. Очнулся в машине, которая идёт вверх, к домикам. Я в тулупе, в ушанке, в валенках. Одели меня в бессознательном состоянии. Слышу, идёт вертолёт. Мы прибыли почти одновременно.

Подъезжаем к домикам, сидит Боря с картами в руках. Физиономия цветущая, сильно загорелая, а пальцы чёрные, заострённые, знаешь, как у Бабы-Яги. «Где больные?» Сперва не поверили, пока руки и ноги его не увидели. В этой эпопее мы в общей сложности потеряли около 30 пальцев.

— Ты говоришь, тебя не под резали, а на правой ноге у тебя не скольких пальцев нет. Поскольку ты всегда дома ходишь в шортах и в босоножках, заметно.

— Это уже потом, после Мраморной стены. Спасработы на Эльбрусе. А после Тянь-Шаня повезли меня в Москве в институт сердечно-сосудистых заболеваний. Руки и ноги мне уже почистили без ампутаций, но что-то с сосудами. Завели меня в палату ампутированных и сказали, если я и дальше буду делать восхождения, то со мной будет то же самое. Вышел оттуда, метро не мог найти, так на меня это подействовало. Представляешь?!

Пошёл ко Льву Успенскому, он прекрасный психолог. Говорю, мне сказали не бегать, ноги не сгибать, на рабочем месте сидеть с прямыми ногами. Лев спрашивает: «А ты чего хочешь?» — «Я хочу в горах ходить. Скажи, сколько я могу ходить?» — «Сколько хочешь?» — «Я хочу долго ходить». — «Ну и ходи долго». Это было в 65-м году. Если бы я тогда стал сидеть, не сгибая ног, мы бы с тобой сейчас не говорили.

— А где всё-таки ты пальцы потерял?

— Мы в Москве получили телеграмму о том, что на Эльбрусе пропала группа альпинистов. Тут же вылетели — Толя Нелидов, Слава Романов и Коньков. Приехали в Баксан и с ходу на Эльбрус, без ночевки на «Приюте одиннадцати», без акклиматизации. Нашли ребят около седловины в плохом состоянии. Троих не досчитались, так где-то они и лежат по сей день.

— Их группа рассыпалась, они разошлись?