Я ставлю на любовь (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame" - Страница 43
- Предыдущая
- 43/98
- Следующая
Давно убито наповал смущение, растерянность сменило осознание такой приятной развратности настоящего действия. Чуть шероховатые ладони скользят по ее икрам, разливая такое родное и знакомое тепло. Он один в состоянии согреть и возродить ее через прикосновения - рук, губ, взгляда, горячего языка. Настя протестующе стонет, потеряв на миг лижущие поглаживания, но уже через секунду задыхается в непроизвольном крике, когда его язык проникает в пульсирующее кольцо вагины на максимально доступную глубину. Она понятия не имеет, что именно и как он делает, - просто каждый раз, стоит его пальцам, члену или языку, как в данный момент, ворваться в ее тесные глубины, разум уходит в долину забвения, уступая место острому моментальному удовольствию. Для него ее тело - дорогая скрипка Страдивари, на которой может играть только маэстро-виртуоз, не оскверняя непрофессиональным подходом. Бедра сжимаются, удерживая в захвате его голову, пока язык резкими выпадами имеет ее истекающую страстью вагину, она практически чувствует, как с каждым его касанием струйки греховного сока брызгают на язык… и уже не понимает, показалось ли ей утробное рычание изголодавшегося хищника или же нет. Эта бессвязная песня страсти у них тоже похожа до самой незначительной ноты. Язык с каждой секундой все больше раззадоривает, удержать это безумие в узле невозможно. Мир замирает, перед тем как…
«Твою мать!» - голову буквально прижало стальным прессом с параллельными ударами в затылок, голосовые связки резануло циркулярной пилой, но это уже не имело никакого значения. Настины глаза широко раскрылись, сетчатку резануло ослепительной белизной глянцевого потолка, зубы непроизвольно зажали и без того искусанную и разбитую нижнюю губу. Она лежала под теплым одеялом в постели и буквально корчилась от мощного оргазма без единой тактильной стимуляции. В тот момент ей показалось, что череп в прямом смысле слова сжался и снова вернулся в прежнее состояние, выбросив из головы залп нечеловеческой боли прочь.
Горло невыносимо саднило, на груди и на лбу выступила испарина. Но вместе с тем ломота в суставах и мышцах стала менее ощутимой. Так часто бывает, когда сбиваешь повышенную температуру, но вряд ли кто-то б еще додумался заменить чай с малиной и парацетамол оргазмом. Тем более в состоянии полной разбитости и неопределенности.
Комната была незнакомой. Кровать - чужой. Чужой, но невообразимо комфортной, белье пахло свежестью, в меру жесткая подушка расслабляла мышцы шеи. Сквозь большие панорамные окна с видом на зимний сад лился солнечный свет. За окном все было укрыто белым снегом, он искрился и слепил глаза. Солнечные блики скользили по светло-кофейным стенам с горизонтальными вставками синих обоев, разбивались яркой радугой в хрустальных кристаллах люстры по центру натяжного глянца.
Здесь было уютно и обманчиво спокойно. Сама Настя никогда не создавала уют в своих квартирах, потому как сам образ ее жизни предполагал кочевые перемещения с места на место, а то и готовность все бросить по первому зову. Она не хотела слишком привязываться к своему жилищу. Иногда минута промедления и желание забрать что-то из дорогих вещей могли стоить жизни. Сентиментальности, как и излишним эмоциям, не место в душе таких, как она. Выбрав путь Ангела смерти, она тем самым отказалась и от подобного права на комфортный быт и какую-либо стабильность.
Когда она устанет и отойдет от дел, спокойно осядет в Мюнхене. Или еще где подальше, чтобы не подвести мать с Дитрихом и Ирину под удар. Специалисту ее класса нет цены, но замести следы при большом желании и исчезнуть она сумеет.
Головная боль, подарив ей несколько минут релакса, начала возвращаться. Зарождалась в висках, постепенно разливаясь ядовитыми ручейками по лбу и затылку. Настя уцепилась за первую мысль, не успевшую оформиться в образ.
- Этот урод убил мою подругу, едва не продал меня в бордель, и я с ним разобралась! - болезненный щелчок в сознании, превративший боль в мелкую пыль. Состояние было таким странным и незнакомым, что его трудно было списать на температуру или стресс.
Девушка, почувствовав тянущую боль, провела рукой по животу и ощутила мягкость фланелевой ткани. Пижама? Она отродясь их не носила. Светло-коралловый брючный костюм для сна, теплые пушистые носки на ногах. В ее гардеробе никогда ничего подобного не было.
Преодолев головокружение, Настя села на постели, успев проговорить ответ на навязчивую мысль, почему в школьные годы терпела издевательства одноклассников и не предпринимала никакой попытки постоять за себя. Оглянулась. В этой комнате чувствовалась женская рука. Все на своих местах, нигде ни пылинки. Это приемник-распределитель преисподней? Для рая явно не подходит. У Ангелов так не болит голова и не саднит горло.
- Холодно, - непроизвольно прошептала она, фиксируя отрывок воспоминания: ее обнаженные колени на ледяном бетонном полу и затекшие руки.
Сдвинула рукав пижамы и недоуменно моргнула. Запястья обвивали повязки из эластичного бинта, при попытке пошевелить кистью возникла глухая боль, словно от пореза. Но было что-то еще. На сгибе обоих локтей и чуть выше края повязки. Настя осторожно погладила небольшие припухшие ранки с корочкой засохшей крови. Капельница? С какого перепуга? Нет, вполне логично, что она заболела после…
- Какой-то лодочный ангар. Холодно. Я не буду говорить, прием фантомной боли, и никто ничего не услышит. Сперва это сложно, а потом проще пареной репы… - прикусила язык, не понимая, почему опять проговаривает это вслух, преодолевая режущий блок воспаленного горла. Слова как будто опережали мысли. - Я красивая, и буду встречать тебя с улыбкой… Угу, верь мне, урод. Я тебе глотку вырву, если попробуешь меня трахнуть. Твою мать, что ж ты так боишься своего Лидера…
Что-то ускользало из памяти. Силы возвращались, и атака обрывочных мыслей сходила на нет вместе с головной болью. Боль теперь пульсировала в ее скуле. Глухая и выматывающая. Эта была знакома. Так болит после ударов кулаком в лицо. Попытка вспомнить - абсолютное безумие. Мужской кулак с перстнем в виде оскалившейся морды волка, но вместе с этим - практически эйфория, радость и…
Настя свесила ноги с кровати. На прикроватной тумбочке стоял графин с водой… и еще блюдце с таблетками. Неопознанные драже и капсулы без каких-либо опознавательных знаков. Жажда была сильной, и она потянулась к стакану, наполнив его водой. Руки дрожали, часть жидкости пролилась на стол, но Настя не обратила на это внимания. Жадно выпила до дна, наполнив снова. Головная боль могла быть следствием обезвоживания.
Вода была теплой, словно специально подогретой, вроде без постороннего привкуса, но кто знает, где она вообще находится и что туда подмешали. Хотели бы убить - не заморачивались бы с отравой. От двух стаканов в голове прояснилось, но вместе с тем дико захотелось в туалет. Мысль о том, что ей придется встать и попытаться найти санузел, вызвала глухой стон бессилия. Пальцы ног в теплом объятии нежной шерсти коснулись пола. Он тоже был теплым. Подогрев.
Непонятно, каким шестым чувством Настя уловила чье-то приближение. Из-за закрытых дверей в арочных проемах не долетало ни единого звука, как, впрочем, и с улицы. То ли вибрация пола из керамогранита, то ли просыпающиеся после странного сна инстинкты. Сжав гладкое стекло стакана, она вложила в бросок всю силу, на которую была способна в подобном состоянии. Как и следовало ожидать, он сразу рассыпался на острые осколки, скрежет ключа в замке совпал со звоном бьющейся посуды. Ахнув от нового витка головной боли, Настя поспешно ухватила руками самый большой осколок, уложив его на одеяло рядом с собой. Из-за спешки она все же порезала пальцы. Незначительно, но кровь брызнула на пижаму мелкими каплями.
В проеме двери появилась девушка. Невысокая, с гладко зачесанными в узел волосами, в сером платье с белым воротничком. Она явно не ожидала, что Настя проснулась, но быстро взяла себя в руки и приветливо улыбнулась, толкнув перед собой тележку с накрытыми стальными крышками блюдами. На надзирательницу или дознавателя эта крошка походила меньше всего, но Настя все равно задержалась взглядом на ее шее, прикидывая, куда ударить в случае нападения и не станет ли накрахмаленная ткань воротника препятствием ее самодельному стеклянному кинжалу.
- Предыдущая
- 43/98
- Следующая