Фаворит Его Высочества (СИ) - "Лиэлли" - Страница 51

— Франц… — мягко произнес Филипп.

Я угрюмо молчал. Сев на кровать рядом с Анри, потрогал его мокрый лоб. Я пробыл с Анри всю оставшуюся ночь. Он страшно бредил, и я слушал его с замиранием сердца. И в бреду он постоянно шептал мое имя, а не этого мальчишки, и это заставляло мое сердце трепетать от радости. Иногда он рычал, угрожал кому-то, порывался вскочить с постели, и в такие минуты мне с трудом удавалось удержать его. А потом, под утро, он заново сражался с Бэкингемом, я понял это по тому, как напряглись его скулы, как он повторял, что за все отомстит ему… Мне пришлось услышать, как герцог пытал его. Я узнал подробности четырехлетней давности и тихо холодел от ужаса, держа Анри за руку. Там, в подземелье, под особняком герцога, моего Анри держали заточенным целую неделю в цепях. Бэкингем издевался над ним, истязал, держа на хлебе и воде, а потом лично выколол правый глаз тем самым кинжалом, которым Анри его ранил. Когда его освободили, чтобы отвезти в Тауэр, Анри был едва жив. Я уже видел на его теле бесчисленные шрамы, а на спине — страшные, давно зажившие рубцы от плетей. Это было дело рук Бэкингема, и я пожалел, что убил его, потому что хотел убить его снова, медленно и мучительно пытать… Я ужаснулся собственной кровожадности, потому что никогда не подозревал, что способен на такое.

Все утро я фантазировал, как убивал бы ненавистного герцога… и ненавидел его теперь даже больше, чем Ришелье. Но я наконец уснул.

Когда я проснулся, то оказалось, что лежу в покоях Филиппа, на его постели, в одной ночной сорочке. За окном было темно. Я что, проспал весь день?! Филиппа в спальне не было, я поднялся и направился в соседнюю комнату через арку. В широкой ванне лежал мой испанский принц, откинув голову на бортик со специальной подушкой и положив руки на края ванны. Я распустил шелковую шнуровку на груди, и сорочка упала с плеч. Переступив через нее, я скользнул к Филиппу в ванну и обнял его за шею.

Он приподнял тяжелые черные ресницы и с тихим удовлетворенным вздохом обвил руками мою талию, уткнувшись лицом мне в шею.

— Ты устал, мой маленький, — шепнул он. — Я переодел тебя и принес сюда. — И не успел я ничего сказать, как он сам ответил: — Анри в порядке. Температура спала, он просто спит. И даже поел.

Я поджал губы и положил голову на смуглое плечо.

— Прости меня… — прошептал я. — Я даже не спросил, не ранен ли ты.

— Я в порядке, солнышко, — улыбнулся он. — Цел и невредим. Можешь проверить. — Он усмехнулся тихо. — Все жизненно важное на месте.

Я крепко обнял его и уткнулся носом в шею.

— Ох, Филипп… я так испугался… Глупый… Как ты мог так рисковать собой?

Он снова улыбнулся.

— Ты обижаешь меня, Франц. Я же не маленький мальчик, как твои щеночки, и вполне могу постоять за себя. — Он начал легонько гладить меня по спине. — Я просто немножко устал.

— Нам всем нужно как следует отдохнуть. — Я улыбнулся и поцеловал его в подбородок.

— Конечно. Тебе тоже надо поесть и выспаться, — сказал Филипп. Он поднялся из ванной вместе со мной на руках и, укутав меня в полотенце, отнес на постель.

— Да… — пробормотал я, прижимаясь к его теплой груди. — Одолжишь мне рубашку, чтобы дойти до комнаты?

— Может быть, ты останешься у меня?

— Я хочу проведать Анри. — Я с извиняющейся улыбкой поцеловал его в уголок губ.

Он ничего не сказал, лишь кивнул и, поставив меня на пол, протянул мне одну из своих черных шелковых рубашек. Я заметил, что Филипп очень любит этот цвет; если честно, он невероятно ему шел. Рубашка оказалась мне велика, доставала до середины бедер, и рукава пришлось закатать…

— Тебе идет… — шумно выдохнув, пробормотал Филипп, отводя глаза поспешно. — Но так ты никуда не пойдешь.

И он протянул мне свой халат. Я слабо ему улыбнулся, укутавшись в халат, надел мягкие домашние туфли, которые стояли возле кровати, и направился к двери.

— Я останусь на ночь у себя, — предупредил я.

Филипп не стал спорить.

— Хорошо. Сладких снов, Франц.

Я открыл дверь, но замер на месте и, опустив голову, прошептал едва слышно:

— Филипп…

— Да? — Он стоял у окна, не глядя на меня.

— Я тоже люблю тебя… — произнес я на одном дыхании и, не дожидаясь ответа, выскользнул за дверь.

Спеша по коридору в свои покои, я размышлял над тем, что только что сказал. Я должен был признаться сам себе, что любил сейчас их обоих — Анри и Филиппа — одинаково сильно. До безумия. До помутнения рассудка.

Когда я пришел, Анри по-прежнему спал, и нашел я его в лучшем состоянии, чем вчера. На столе стоял поднос с ужином. Я перекусил моими излюбленными булочками и запил их стаканом сока. Забравшись на кровать к нему, я свернулся рядом калачиком и долго рассматривал спокойное лицо спящего пирата, изредка касаясь кончиками пальцев линии его загорелых, чуть раскосых скул и щек. Мой Анри… Сейчас я мог рассмотреть его лицо до мельчайших деталей. Черная повязка, закрывавшая правый глаз, ничуть не портила его внешности. Ему шел образ пирата-бродяги. Кожа его загрубела и обветрилась. Он посмуглел. И загар шел ему гораздо больше болезненной аристократической бледности. Поцеловав его в плечо, я осторожно свернулся клубочком у него под боком и затих, закрыв глаза. Мой любимый.

Чуть позже заходила служанка и передала, что Ален уехал на пристань.

А потом я не заметил, как уснул. А утром проснулся оттого, что Анри разглядывал меня внимательно и пристально.

— Что? — смущенно прошептал я.

— С тобой все в порядке?

— Да… конечно.

— Зачем ты вышел вчера?

— Я не мог оставить тебя там одного! И страшно переживал… Боялся за тебя, Анри.

Он поджал губы, но ничего не сказал на это.

— Где все? — спросил он через некоторое время.

— У всех важные дела, — вздохнул я. — Ален уехал на причал зачем-то…

— Мне показалось, или приходил Элиас?

Я мгновенно вспыхнул, разъяренно уставившись на Анри.

— Приходил, — процедил я, отвернувшись от него и свесив ноги с кровати.

— Франц…

— Что? — излишне резко произнес я.

— Я с ним не спал.

Несколько минут я молча сидел к нему спиной, сжимая руки в кулаки и не зная, верить ему или нет.

— Он любит тебя.

— Но я его не люблю.

— Правда? — Я повернулся к нему.

— Честное пиратское, — ответил он, и я заметил, что в синем глазу пляшут озорные смешинки.

— Я тебе не верю, — обиженно надувшись, пробормотал я, не желая поддаваться его обаянию.

— Иди сюда… Я скажу тебе кое-что по секрету, — заговорщически произнес Анри.

Я не сумел удержаться. Вот он всегда так! Знает же, что я любопытен, как кот… И я подался вперед, наклонившись к нему. Меня тут же коварно сцапали в объятия и завладели моими губами в собственническом поцелуе.

— М-м-м… — Я уперся в грудь Анри, чтобы не упасть на него всем весом, ведь он был ранен, и покорно раскрыл губы, впуская его язык в свой рот. Матерь Божья… Никогда не умел ему противостоять. Его язык был ласковым, настойчивым и таким требовательным, что я мгновенно растаял, застонав ему в рот. — Анри! — с трудом отстранившись от него и тяжело дыша, пробормотал я возмущенно: — Ну что ты творишь, бесчестный пират? Ты же ранен!

Он рассмеялся веселым, чуть хрипловатым смехом.

— Вот именно, — заявил он мне. — Я ранен. А ты отказываешь мне в целебных поцелуях.

— Целебных поцелуях? — Я прищурился.

— Конечно. Один поцелуй, и я готов свернуть горы! — снова засмеялся Анри.

— Не верь ему, — вдруг раздался насмешливый голос Филиппа от двери. Я обернулся. Он стоял, прислонившись плечом к дверному косяку и скрестив руки на груди. — Он бесчестный, беспринципный пират, ни одному его слову верить нельзя.

Анри фыркнул, а я рассмеялся, понимая, что Филипп шутит.

— Иди сюда, — со смехом произнес я. — Я и тебя поцелую, мой принц.

Филипп охотно подошел и наклонился ко мне за поцелуем. Обвив руками его шею, я прижался к его губам.

А через несколько минут в комнату вошла служанка, принеся с собой огромный поднос с завтраком на троих. Установив маленький столик на постели раненого, она разложила на нем наш завтрак и, пожелав приятного аппетита, удалилась. Это было самое счастливое утро в моей жизни. Мы завтракали втроем, Анри и Филипп перекидывались остроумными шуточками, и мой пират развлекал нас пошловатыми историями о своих морских приключениях.