Сердце пирата (СИ) - "Лиэлли" - Страница 13

Море всегда манило и одновременно пугало маленького тритона. Потому что он дрожал от страха при мысли, что кто-то узнает о том, кто он на самом деле. Он отторгал саму свою сущность и жил в извечном страхе быть раскрытым. Он отказывался понимать своих собратьев, которые представали для него всю жизнь из рассказов, что он слышал от людей, и книг, написанных людьми же, коварными соблазнителями и искусителями, обманом заманивающими в море смертных и похищающими их сердца. Он слышал, что ваиди могут залюбить до смерти, принести как несметное богатство, так и огромное несчастье — благословить или проклясть.

Но из повести Черного Волка одна из его сестер представала пленительной и прекрасной ундиной, печальной пленницей своих желаний, закованная в пороки своих капризов и обреченная видеть мир через призму собственных сиюминутных порывов. Словно Волку было жалко Нию, словно он понимал ее и сожалел о том, что все закончилось так… горько.

А юноша не хотел ее понимать. В груди вскипал невольный гнев, и ярость клокотала в горле едва сдерживаемым, пугающим даже его самого рычанием — так нельзя! Это невозможно! Быть столь безответственной, игнорировать последствия своих поступков, обречь другое разумное существо на такую ужасную участь…

— Даррен… — тихо прошептал он внезапно охрипшим голосом. — Неужели… это навсегда? Навечно? Ты обречен жить с этой виной так долго и не обрести покоя никогда?

— Вечность — это такая малость по сравнению с тем, что я сотворил, позволив своему человеческому началу взять надо мной верх, — пожал плечами Волк равнодушно.

— Но я хочу помочь тебе… — Юноша попытался мягко развернуть капитана к себе лицом, а когда тот повернулся к нему, зашептал горячо: — Неужели нет никакого способа вернуть тебе сердце? Неужели ты будешь до скончания времен влачить такое незавидное существование — без простых радостей, без желаний и эмоций? Разве ты не знаешь, что эмоции — это самое чудесное, что есть у человека? Именно маленькие радости делают нашу жизнь лучше, богаче, красивее…

— Ах, мой маленький русал, какие мудрые речи ты завел, — скептически усмехнулся Даррен, поднимая руку и с неожиданной мягкостью, если не нежностью, заправляя ему за ухо золотистую, чуть вьющуюся прядь волос, что доставала тритону до ключиц. — Ты прожил от силы два десятилетия, но уже думаешь, что можешь говорить такие вещи? Скажу тебе больше — ты абсолютно прав. Но я, лишившись возможности чувствовать, обрел другие. У меня нет слабостей, я не чужд, но равнодушен к любым удовольствиям, я един с морской стихией. И никогда не лгу.

— Мне кажется, что цена, которую ты заплатил, гораздо выше того, что получил взамен, — прошептал тритон, запрокидывая голову, чтобы взглянуть ему в лицо.

Волк лишь снова безразлично пожал плечами.

— Ты просто забыл, каково это… чувствовать, — вздохнул юноша.

— У меня такое впечатление, словно ты уверен, что сможешь напомнить мне, как это, — с иронией ответил пират, выгнув дугой левую бровь, словно хотел спровоцировать его… Но на что?

— Смогу! — с неожиданной пылкостью заверил его мальчишка. — Просто позволь мне…

Его ладони лихорадочно заскользили по груди капитана, нырнув за распахнутый ворот его рубашки, но Волк перехватил его руки за запястья, едва заметно качнув головой.

— Не думаю, что это верный способ. Я не…

Договорить он не успел — привстав на цыпочки, юноша обвил руками его шею и прижался к губам, целуя жадно и неистово. И суровый капитан, покорявший даже морские бури, сдался — обвил руками хрупкую талию ваиди, прижимая к себе крепче, накрыл губами податливый и мягкий рот, скользнул языком меж уступчиво приоткрытых губ, но не свирепо и яростно, как в прошлый раз, а почти нежно и ласково, если не просительно. И такая удивительная перемена заставила тело русала затрепетать от восторга и волнения.

Отчего-то позабыв все свои умения, что получил в постели короля, он растерялся, неумело, но пылко отвечая на поцелуй пирата, с отчаянием цепляясь за его шею, словно боялся потерять. И не возражал, когда сильные руки сжимали его все больше, притягивая к горячей груди мужчины так, что дышать становилось нечем. Только сам отчаянно льнул теснее, зарываясь тонкими пальцами в густые волосы на затылке капитана и не замечая, как скатываются по его щекам алмазные капли, падая на одежду прозрачными драгоценными жемчужинами.

— Почему ты плачешь? — оторвавшись наконец от сладких губ ваиди, хрипло спросил пират, осторожно стирая еще не застывшие слезы с его щек.

— Потому что… не могу сдержать слезы, — честно отвечал юноша, глядя на красивое мужественное лицо капитана сквозь дымку, застившую глаза. Он пытался моргать, но слезы наворачивались вновь, и странно, что он не мог их сейчас сдержать, ведь раньше, при дворе Его Величества, носить любые маски было так легко…

Отчего-то больно щемило в груди, и Даррен, словно заметив его взволнованное состояние, снял с шеи одну его руку и прижал его ладонь к своей груди, накрыв ее своей холодной ладонью. Так странно — у пирата было горячее тело и холодные руки.

— Ты чувствуешь? — все таким же хриплым шепотом спросил он.

— Сердце не бьется, — пресекшимся голосом пробормотал русал.

— Мое — нет. Там пусто, — кивнул капитан. — А твое?

Юноша удивленно замер. Он никогда не задумывался о своем сердце. Тогда Даррен положил его ладонь ему же на грудь, снова накрыв своей, и он почувствовал мерное биение собственного сердца.

— Слышишь? Твое сердце бьется.

Несколько долгих минут они оба молча слушали, как равномерно отстукивает медленный ритм сердце юноши, пока наконец он не решился прервать эту идиллию.

— Но… ты сказал, что у ваиди нет сердца.

— Очевидно, ты ваиди лишь наполовину, — улыбнулся капитан, но в улыбке его не было ни капли тепла.

Русал шумно выдохнул и, прильнув к горячей груди пирата теснее, зарылся лицом в его рубашку, увлажняя ее своими слезами.

— Я хочу помочь тебе, — повторил он. — Пожалуйста… пожалуйста…

Снова и снова он повторял это слово, как заклинание, пока мужчина успокаивающе поглаживал его по волосам.

— Прости.

— Что? — удивленно вскинув голову, спросил юноша.

— Прости меня, — повторил Даррен. — Ты должен меня простить.

— Но за что? Ведь ты ничего мне не сделал… — Голос мальчишки пресекся, и уже совсем тихо он добавил, опустив голову: — Даже наоборот.

В следующее мгновение он почувствовал, как пальцы Даррена приподнимают его голову за подбородок, но не грубо, а мягко и нежно, и встретился взглядом с потемневшими синими глазами.

— Тот, кого проклял ваиди, может быть спасен лишь ваиди. Если сможет тронуть лед в душе морского создания. И тогда ваиди может его не только простить и даровать смерть как успокоение. Но также простить и даровать новую жизнь, — почти прошептал капитан.

Несколько секунд юноша переосмысливал сказанное им.

— Как… я могу это сделать? — хрипло прошептал он. — Просто простить?

— Подари мне частичку своей души, — глядя в его глаза, прошептал Даррен, внезапно склоняясь к его лицу с явным намерением поцеловать вновь. — Люби меня на рассвете этого дня так, как не любил никогда и никого. Дай мне сделать глоток из чаши твоих чувств ко мне.

Ваиди зачарованно выдохнул, покорно приоткрывая губы. Сознание помутилось от слов капитана, и, привстав на цыпочки, он снова обвил руками его шею, сам накрывая его губы своими; на этот раз рот пирата не был таким неприступным и жестким — Даррен смягчился, позволяя юноше вести этот поцелуй.

Выполнить просьбу Даррена было совсем несложно, потому что за одну только ночь, ведомый своей проклятой, весьма переменчивой натурой морского создания, ваиди успел проникнуться чувствами к суровому и жесткому капитану. Был ли то очередной его мимолетный каприз, а может быть, глубокое, как само море, серьезное чувство, но юноша мог с точностью сказать, что никогда еще не ощущал себя таким восхитительно свободным от навязанных людьми правил и оков человеческой морали, как в объятиях этого пирата.