Учение о цвете. Теория познания - фон Гёте Иоганн Вольфганг - Страница 24

Итак, я ничего не имею против того, друг мой, чтобы вы продолжали и развивали эти наблюдения, на которые натолкнул вас зимний убор ваших окон; проследите, где кристаллизация приближается к древоразветвлению, и вы найдете, что это бывает обыкновенно тогда, когда к солям примешивается флогистон. С помощью небольших химических опытов вы соберете затем многие интересные наблюдения. От явлений замерзания вы перейдете к искусственному приготовлению дендритов, и было бы неожиданным и весьма поучительным для меня самого, если бы вы в точности указали мне тот пункт, где вы имели бы счастье поймать на этом пути и родственный мох.

Впрочем, будем питать одинаковое почтение ко всем искусственным словам! Каждое свидетельствует об усилиях человеческого ума понять нечто непонятное. Будем пользоваться словами: аггрегация, кристаллизация, эпигенезис, эволюция [23]), как пам удобнее, смотря по тому, которое из них лучше подходит к нашему наблюдению.

Так как мы пе можем сделать много с помощью малого, то мы не должны огорчаться, делая мало с помощью многого; если человек и пе может сразу охватить всю природу одним смутным чувством, то все же он может многое исследовать и познать в ней.

Наука — вот истинное преимущество человека; и если она все снова ведет его к великому понятию, что все составляет гармоническое единство, и сам оп, в свою очередь, представляет гармоническое единство, то это великое понятие утвердится в нем гораздо богаче и полнее, если он пе захочет почить в покойном мистицизме, который охотио прячет свою нищету в претендующую на уважение непонятность [24])

Теплый ветер уже растопил наши прелестные зимние сады, когда пришло ваше письмо, чуть не лишившее нас вместе с тем и той радости, которую мы ощущали, вспоминая эти изящные явления. Простите, если в вашем послании мы сначала увидели высокомерие богача, если нам показалось, что, наслаждаясь прекраснейшими видами природы, счастливый не умеет достаточно деликатно оценить то удовольствие, которое далекие друзья находят в более посредственных н незначительных произведениях природы.

При этом случае я живо ощутил, насколько выгоднее беседовать о научных предметах устно, чем письменно. На расстоянии и при письменных сношениях воображаешь часто, что думаешь иначе, чем другой, а на деле думаешь так же; предполагаешь единомыслие там, где на лицо разномыслие. В разговоре такое недоразумение легко разрешается; написанное, оно задерживается, и, к сожалению, мы видим, что часто умные и рассудительные люди, после того как напечатаны их разногласия, почти никогда не могут уже спова сойтись.

К счастью, мы не в таком положении, и я поспешно пишу эти строки, чтобы сказать вам, что мы с вами более едино- мышленны, чем вы, повидимому, полагаете; но в первом письме я, быть может, выразился слишком кратко и неопределенно, поэтому в вас и могло закрасться подозрение, будто мы уклоняемся от правильного пути научного наблюдения.

Мы должны, и с сожалением, согласиться с вами в том, что совсем иное чувство — гулять по апельсиновой роще, в полноте продолжительного наслаждения, и подстерегать позади оконного стекла минутные и преходящие действия природы. Да, мы ни

Я очень серьезно отношусь ко всему, что касается великих, вечных отношений природы, и мои друзья должны были бы выказывать некоторое снисхождение к той манере, в какой я иногда сообщаю свои убеждения». Кнебель хотел сначала отвечать печатно, но через Морица произошло примирение, и тогда Гёте сам написал «Ответ» от лица воображаемого корреспондента и поместил его в мартовской книжке того же журнала. когда и не имели в виду поднять наши прозрачные ледяные поверхности до ранга садов гесперид…

Итак, мы охотно оставляем на месте указанные вами вершины и межевые столбы, но тем более позволительным является, после того, как мы строго разделили и обособили, снова произвести сравнение.

Если при разделении и обособлении необходимы великая серьезность и не менее великая точность, и если для пользы иауки желательно размещать разделенное и обособленное в учебниках, как в архивах, то, с другой стороны, мне думается, не будет вредным дать себе больше свободы при сравнении. Вы предоставляете одинаковые права различным искусственным терминам, — предоставьте слово и различным душевным способностям! Если хорошо не исключать ни одной душевной способности из применения в обыденной жизни, то так же хорошо, думается мне, предоставить каждой из них содействовать расширению науки.

Воображение и остроумие, которые, взятые в отдельности и примененные к рассеянным предметам, могут быть скорее опасны, чем полезны какой — либо науке, являются, тем не менее, главными орудиями, с помощью которых гений захватывает дальше того, что обычно является человеческим пределом. Если, таким образом, есть люди, делающие довольно точные наблюдения, и другие, упорядочивающие и определяющие познанное, — и мы должны очень серьезно относиться к работам Этих людей, так как и сами они взяли на себя очень серьезную задачу, — то тем легче можем мы отнестись к третьему классу, к которому принадлежат, прежде всего, ваши друзья, все вместе шлющие вам сердечный привет. Будьте здоровы и не сомневайтесь в том, что и для нас наука, близкая вашему ссрдду, является серьезным делом; и если вы привезете нам с собой иптересные наблюдения, вы, наверное, не истолкуете превратно наших попыток связать новое с тем, что знакомо нам; мы же, в случае, если бы наш душевный пыл завел нас слишком далеко, охотно послушаемся предостережения, вб — время останавливающего нас

Гипотеза [25]. (около 1790)

Для того, чтобы какая — нибудь наука сдвинулась с места, чтобы расширение ее стало совершеннее, гипотезы так же необходимы, как показания опыта и наблюдения. То, что наблюдатель с точностью и тщательностью собрал, что сравнение в уме кое — как упорядочило, то философ об’едиияет одной точкой зрения, связывает в одно целое и создает таким путем возможность обозреть и использовать всё. Пусть такая теория, такая гипотеза будет только вымыслом, — она приносит, тем не менее, достаточно пользы: она учит пас видеть отдельные вещи в связи, отдаленные вещи — в соседстве, и таким только путем становятся явственными пробелы знания. Обнаруживаются известные отношения, которые ими не об’ясняются. Именно это и привлекает внимание, заставляет прослеживать эти пункты, которые являются самыми интересными как раз потому, что они раскрывают совершенно новые стороны; но важнее всего то, что гипотеза возвышает душу и возвращает ей эластичность, как бы похищенную у нее отдельными разрозненными данными опыта. Гипотезы в учении о природе то же, что в морали вера в Бога, во всем — бессмертие души. Эти возвышенные чувства соединяют в себе все, что есть вообще хорошего в человеке, возвышают его над самим собою и ведут его дальше, чем он пришел бы без них.

Несправедливо, поэтому, жаловаться на изобилие теорий и гипотез; напротив, чем больше их создается, тем лучше. Это — ступени, на которых надо давать публике лишь самый короткий отдых, чтобы вести ее затем все выше и дальше. В этом смысле я считаю совсем не лишним отважиться еще на одну теорию относительно возникновения земли, теорию, которая, правда, не нова, но все же приводит кое — что в новую связь… В теории электричества я склонился в пользу учения о двух материях, не для того, чтобы принять чью — либо сторону, но исключительно с философской целью обратить впимание читателя па эту теорию. Мне очень хотелось бы не быть превратно понятым. Я рассматриваю такие гипотезы в Физике исключительно как удобные образы, облегчающие представление целого. Тот способ представления, которым достигается наибольшее облегчение, является наилучшим, как бы он пи был далек от истины, к которой мы с его помощью пытаемся приблизиться. Посвященпые пусть решают, связаны ли с моей гипотезой такие преимущества.