По дружбе (СИ) - "Tate Engine" - Страница 24

Как наивно.

За такое не прощают. За такое вычёркивают из жизни навсегда и не жалеют об этом. Осознание собственного мудачества останавливало меня от порывов позвонить или написать Вершининой.

А ещё лучше прийти к ней и зацеловать до смерти.

Я широко раскрыл глаза, когда услышал собственное имя из динамика мобильного телефона, которое мама повторила уже несколько раз.

– Да, Мам, прости, я задумался.

– Так во сколько ты приедешь сегодня? Гости приедут к семи, но если ты приедешь пораньше, я буду весьма благодарна: поможешь папе поставить стол и подвинуть диван.

– Мам, вы сильно обидитесь, если я не смогу подъехать вообще? У нас завтра семинар по матану, нужно готовиться, – ещё жалкий месяц назад я бы с удовольствием приехал пораньше в родительский дом, чтобы от души посмеяться с отцом и крепко обнять мать. Вскоре бы приехала Саша, и я бы долго и крепко обнимал её, пока она что-нибудь тихо шептала мне в ухо. Я бы душевно поздоровался с её родителями, которые были действительно замечательными людьми. Мы бы с Вершининой смеялись за столом, глядя на опьяневших родственников. А потом бы сбежали в какую-нибудь комнату и долго бы лежали на кровати в обнимку, разговаривая обо всём подряд. И плевать на то, что я не мог бы сжать в ладони её упругую попку, не мог бы прижаться губами к её нежным губам или провести по худенькому животику кончиками пальцев. Зато она была бы рядом. И доверяла мне, как раньше. – Сама понимаешь, учёба важнее, – я безбожно врал собственной матери о несуществующем семинаре: конечно, я не хотел ехать туда, потому что там меня будет преследовать обвиняющий взгляд Сашиных глаз.

– Сын, я, конечно, всё понимаю, ты можешь уехать пораньше и всё успеть. Или сядь за подготовку сейчас. Если ты не хочешь ехать из-за нас с папой…

– При чём тут вы?

– При том. Я ведь знаю, что ты обижаешься на нас из-за редких звонков.

– Вовсе я не обижаюсь! Я же знаю, что вы все в работе, я не виню вас, мам, – я крепко зажмурился и устало выдохнул.

– Значит, есть другая причина, – мать замолчала, словно обдумывая что-то. – Ты знаешь, я никогда не лезла в твои дела, но… вы с Сашей поссорились, что ли?

И вот оно, хвалёное материнское чутьё, чёрт бы его побрал.

– Нет, мам, всё в порядке. Я сейчас сяду за уроки и всё успею, ты права. Приеду к шести, хорошо?

Мы попрощались, и я тут же отыскал в последних вызовах номер Вершининой. Я быстро напечатал ей сообщение и отправил.

Саш, я не хотел приходить сегодня к отцу на день рождения, чтобы не портить тебе вечер, но я не смог отмазаться. Я прошу тебя, давай сделаем вид, что всё как раньше. Я не хочу втягивать в наши проблемы родителей.

Моё сообщение осталось без ответа.

***

Праздник в родительском коттедже начался для меня тогда, когда в моё тело врезалась улыбающаяся Вершинина и крепко прижалась к моей груди. Я привычно зарылся рукой в её волосы и крепко обнял её тело, прижавшись щекой к её макушке. Сильно зажмурив глаза, я попытался отречься от противных мыслей о том, что она просто согласилась поддерживать вид «здоровых дружеских отношений» при родителях, и представил, что всё, как прежде.

Девчонка оторвалась от меня и заглянула в мои глаза. Её взгляд был практически искренним: она улыбалась и жалась ко мне ближе. Встав на носочки, она поцеловала мой подбородок и потёрлась об него носом.

– Стас, почему ты такой колючий? – Саша улыбнулась ещё шире. – Забыл побриться? Сегодня день рождения твоего отца, вообще-то.

– Я в курсе, – я не смог удержаться от улыбки: чувствовать её дыхание на своём лице было волшебно. И этого было катастрофически мало. Потому что как только её родители вышли из прихожей, поздоровавшись со мной, Саша сделала медленный шаг назад. Впрочем, я заметил, что она не хотела разрывать наши объятия, от чего в сердце приятно затрепетало. – Не знал, что ты такая хорошая актриса, – она кинула на меня затравленный взгляд и пожала плечами.

– Ты теперь многого обо мне не знаешь, Стас, – от её тона и слов, что так легко сорвались с её губ, стало не по себе. Снова это дурацкое чувство вины и желание прижать её к себе, нашёптывая извинения в приоткрытые губы.

Было чертовски неприятно слышать подобное от неё. Я знал, что виноват сам. Но какого чёрта она добивает меня ещё больше?

Я приблизился к ней вплотную и схватил за подбородок, заставляя смотреть в глаза.

– Ошибаешься, Саша. Лучше меня никто тебя не знает, – я выдохнул, вглядываясь в радужки её глаз. – Я знаю, что происходит у тебя внутри, потому что сам чувствую то же самое. А возможно и хуже, потому что осознание того, что ты по грёбанной глупости сделал больно своей любимой девочке, режет изнутри. Чертовски больно.

Я медленно, практически невесомо дотронулся губами до её лба и вышел из прихожей.

Я чувствовал себя ужасно. Мало того, что мысли о собственном ничтожестве после той ночи терроризировали меня постоянно, так ещё осознание собственного эгоизма въедалось под кожу. Прекрасно осознаю, что не имею права даже думать о её прощении, а сам каждый раз пытаюсь его добиться. Пытаюсь доказать, что люблю её. И это ужасно эгоистично, несмотря на то, что это грёбанная правда.

Становится невыносимо.

Хочу, чтобы она просыпалась в моей кровати, а потом сонная шла на кухню и ела мои блинчики. Хочу, чтобы каждый день она мне присылала свои смешные сообщения с прикреплёнными селфи, как всегда делала раньше. Хочу, чтобы она готовила мне вкусняшки, нацепив на себя смешной фартук. А я бы наблюдал за её хрупкой фигуркой, порхающей по кухне, и мне было бы этого достаточно.

Я бы стал для неё лучшим другом снова, лишь бы она не отталкивала меня. Самым лучшим другом. Лишь бы стереть всю эту жесть из памяти.

Хотя в этом я был не уверен.

Мы сидели за столом друг против друга и часто сталкивались взглядами. Мама заметила, что я веду себя немного странно, но я сослался на головную боль. Саша потягивала вино из бокала, я же не стал выпивать сегодня: убивать свою печень окончательно не входило в мои планы. Её щёки чуть разрумянились, в глазах был озорной блеск, широкая улыбка не спадала с её лица: она весело шутила с родственниками и пару раз даже обращалась ко мне. Я отвечал односложно, понимая, что привлекаю к себе внимание своим странным поведением, хотя сам же просил поиграть в друзей перед родителями. И не мог. Не мог улыбаться и веселиться, когда видел её.

Каждый раз в голове всплывал образ Саши, стонущей подо мной от удовольствия. Ладони практически физически ощущали бархат её кожи: настолько свежими были воспоминания. Через весь стол до меня доносился запах её духов (она всё же купила те самые, что я посоветовал), и картинка становилась ещё ярче.

И плевать на то, что дальше перед глазами всплыло, как я брал её насильно. Я совру, если скажу, что не получал удовольствия от того, что она принадлежала мне. Я хотел этого. Хотел её всю. Её тело, её мысли, её чувства. Чтобы всё это принадлежало мне.

И я снова врал сам себе, когда говорил, что готов быть рядом с ней в качестве друга.

Не готов.

Я резко вскинул глаза и встретился с задумчивым взглядом Саши. Я чуть покачал головой и закрыл глаза.

Не могу больше.

Прошептал одними губами, но она поняла, я уверен.

– Мам, пап, не обижайтесь, пожалуйста. У меня ужасно раскалывается голова, таблетка не помогает. Я пойду в комнату, ладно? А вы веселитесь.

Не дожидаясь ответа, я вскочил со своего места и быстро поднялся на второй этаж, направляясь в свободную гостевую комнату, в которой ночевал обычно, когда оставался у родителей. Я не запер дверь, но плотно закрыл её, чтобы не слушать голоса подвыпивших гостей.

Я оперся руками о подоконник и шумно выдохнул: тело дрожало, как в лихорадке. Мысли путались в голове, но у них была одна общая нить – Саша.

Я вздрогнул, услышав тихий стук в дверь. Её нежный голос пробирал до мурашек.

– Стас, разрешишь войти? Я хочу поговорить с тобой.

Комментарий к Глава 12. Стас (Часть 2)