Ранчо «Неизвестность» (ЛП) - Каллинан Хайди - Страница 22

- Поехали!

И мы погнали. Мой член трахал скамью, в заднице дергался силиконовый пенис, по промежности со свистом проносился хвост. Я стонал и всхрапывал, потому что на ягодицы ритмично опускался хлыст, обжигая то с одной стороны, то с другой. Я скакал шибче. Кивал головой, подбрасывал бедра, воображая, что лечу по полям и несу Трэвиса куда ему вздумается. Тот понукал меня хлыстом. Игрой здесь и не пахло, все происходило точно всерьез. Да этот мужик просто кремень! Порол мою задницу с таким азартом, что та явно не просто покраснеет. А сплошняком волдырями покроется. Он прямо вжился в образ, даже отклонялся назад, резко натягивая поводья и вынуждая меня страшно напрягать шею и приподниматься, когда хлыст разрезал воздух. То и дело слышались окрики: “Хи-ях! Давай, мальчик, быстрее! Быстрее!” Я долбился в скамейку, пофыркивал, вскидывался в нужное время, подмахивал - в общем, разошелся. Как никогда в жизни разошелся. Превратился в его пони. Стал его мальчиком. Принадлежал ему целиком и полностью.

Когда поводья натянулись, я сначала не среагировал. Лавинг осадил жестче, так что пришлось присмиреть и покориться. Он освободил мои руки, оставив ноги связанными. Только ослабил на них веревки. Пока он возился, я лежал тихо. Потом он стянул свою рубашку и набросил мне на спину. Сердце заполошно забилось. Но я набрался терпения и ждал, наблюдая, как тот раздевается, снимает ботинки, джинсы.

Обнажившись, Трэвис взял мои ладони, положил к себе на плечи, и я тут же сцепил их у него на шее. Он отпихнул скамью, опрокидывая меня в сено.

Прежде чем мы повалились, Лавинг успел обернуть мою талию рубашкой, чтобы защитить исполосованную пылающую плоть от излишних травм. Хотя хлопковая ткань для соломы не помеха – один черт колется, в чем я убедился, едва коснувшись подстилки. Но заботливый жест показался мне таким трогательным, что я решил не обращать на неудобства внимая.

Безропотно позволил Трэвису разложить мои ноги в бессовестно открытой позе, дал снова стянуть веревкой, привязанной к болту в стене. Стоя прямо передо мной, Лавинг раскатал на себе презерватив и смазал лубрикантом. Вытащил хвостатую игрушку, отшвырнул в сторону.

Испустив стон, я обнял его. Он вошел, и скачка возобновилась.

Я даже забыл, что не выплюнул мундштук, пока не захотел поцеловать Трэвиса, а когда вспомнил, аж глаза вытаращил. Тот лишь усмехнулся, убрал помеху и схватил меня за челюсть:

- Открой.

Я повиновался. А потом опять застонал, потому что он стал трахать мой рот языком как задницу членом – в едином ритме. Когда Трэвис потянулся рукой вниз, моему петушку хватило какой-то пары-тройки рывков, чтобы я вознесся на небеса, Слава богу, он не слазил с меня до тех пор, пока я не забился под ним и не заскулил как собака. Засадив напоследок четырьмя мощными толчками, Лавинг тоже излился.

Я сожалел, что не мог ощутить его по-настоящему. Я никогда и никому не позволял этого, но сейчас хотел, просто до безумия хотел. Хотел, чтобы по моей промежности потекло мужское семя. Хотел почувствовать, как оно наполняет моё нутро. Хотел, чтобы он кончил прямо в меня и заткнул анальной пробкой, чтобы сохранить все до капли. Шокирующая мысль. Но я совсем размяк, прямо-таки расплавился по его потной волосатой груди и облобызал ему шею.

Трэвис подобрал упавшую шляпу и, отстранившись, снова напялил мне на голову со словами:

- Дарю. С днем рождения.

Я расплылся в улыбке, никак не желающей сходить с губ. Залихватски коснувшись края шляпы, откинулся на сено, пресыщенно и удовлетворенно глядя на Трэвиса. Улыбался, пока он не наклонился и вновь не поцеловал меня, сначала мягко, затем неистово. Я поерзал на его рубашке, позволяя проглотить свой тихий возглас боли, потому что в мягкое место впилась солома, когда Лавинг устроился между моими бедрами и потерся липким членом об мой. Пальцы опять бесцеремонно нырнули ко мне в дырку.

Утром я не смог выйти на работу, а на лошадь садиться – и подавно целую неделю.

Это был самый лучший чертов день рождения в моей жизни.

* * *

Назавтра, как и в большинство последующих дней, я опять хозяйничал на кухне Лавинга и стряпал для него.

Вечером мы поужинали моим жарким, приготовленным в его духовке. За продуктами ему пришлось самому сходить ко мне на квартиру, так как наша встреча накануне имела плачевные последствия: мне было реально хреново. Но Трэвис ничуть не рассердился по поводу того, что я прохлаждаюсь. Напротив, он участливо поинтересовался: «Болит?» Услышав в ответ «да», пустился в извинения, но я лишь покачал головой. Тогда тот просто похлопал меня по плечу и попытался сделать все, чтобы облегчить мои страдания.

Если честно, мы чуток увлеклись той ночью, и, к чести Трэвиса будет сказано, он осознавал свою долю вины. Как сценаристу, ему полагалось убедиться, что игра не слишком далеко зашла, только вот на самом деле она оставалась в рамках. Но после той ночи, когда он проявил обо мне такую заботу, а так же понаблюдав за ним на другой день, я узнал, почему он так расстроился.

- Иногда я не возражаю против небольшой боли. - Я лежал на животе на полу, приподнявшись на локтях и прихлебывая поданный Трэвисом кофе. – Воспаленная задница - лучшее средство против тараканов в голове. – Затем после короткой паузы пояснил: - Что бы там тебе не болтал раньше тот парень, я не вру.

Тот сел передо мной и скривился, глядя в свою кружку:

- Райли. Студент, с которым я сюда приехал. Уверял, что в порядке, когда это было вовсе не так. - Он водил пальцем по ободку кружки. - И в постели и вообще.

Я поднял брови:

- Студент?

На его губах появилась лукавая, без тени раскаяния усмешка:

- Аспирант. И я у него ничего не преподавал, но такое все равно запрещено. Ну да ладно, теперь это не имеет значения. - Трэвис опустил голову, улыбаясь воспоминаниям. – Он так хорошо научился говорить «да, доктор Лавинг», что я начал забываться. - Он протянул руку и погладил меня по щеке. - Это его скамья. Мы сделали её вместе. Но он был ниже тебя ростом, так что пришлось ее чуть-чуть модифицировать.

От нежности прикосновения в теле зародилось легкое сладкое волнение.

- Но ты говорил, что ему здесь не нравилось.

Трэвис покачал головой:

- Райли лгал не только мне, но и себе самому. Его отъезд сильно разозлил меня тогда, но со временем я понял, что это лучшее из возможный решений. Мы дали слово, что будем во всем честны, и в конечном итоге лгали оба. Он не хотел здесь оставаться. Не хотел вместе строить ранчо. Жить со мной — да, хотел, но так, как мы жили в Омахе, той жизнью, что я ненавидел. Красивый дом, вечеринки. Гости. Посиделки на диване. – Лавинг нахмурился. - Не то чтобы я совсем не любил такие вещи. Просто… - Грустно вздохнув, стал рассеянно гладить большим пальцем мою губу. - Он хотел отношений, объятий, милых глупостей, цветов. Но не признавался, что несчастен. Впрочем, как и я. Только я притворялся гораздо дольше.

Боясь пошевелиться, я наслаждался ощущением его пальцев. У меня возникло желание посмотреть ему прямо в глаза и пообещать, что никогда не солгу, но я сомневался, что это правда. Вот и безмолвствовал, позволяя себя ласкать. Несмотря на то что в заднице щипало и ничего, кроме мази, она бы не вытерпела, мне было хорошо. Горячая кружка согревала руки, Трэвис гладил губы. Тишина и покой. Люблю, когда так спокойно и легко.

И все же через несколько минут мне пришлось разрушить очарование момента:

- Ну, я созрел для ужина.

Мои слова вызвали у него улыбку. Я принялся готовить, обвязавшись вместо передника кухонным полотенцем, а Трэвис, сидя за столом и потягивая кофе, не спускал с меня глаз. Ну, ни сколько с меня, а сколько, в основном, с моей задницы.

- Господи, я никак последнее дерьмо из тебя вышиб, да? – обронил Лавинг.

- Это точно. - Я бросил порезанный лук в ростер, за которым по моему настоянию Трэвис специально ездил в город. Он хотел купить какой-нибудь навороченный, но едва я узнал, что в магазине есть самый простой – дешевый, черный в белую крапинку, как у моей матери, - велел без него домой не возвращаться.