Грозовые Земли - Робертс Джон Мэддокс - Страница 41

— Разумеется, я не откажусь от столь великодушного предложения. Когда мы выступаем?

— Через восемь-девять дней, — сказал Шонг. — Когда мы доберемся до горных перевалов, они уже будут занесены снегом, и чтобы преодолеть их, нам придется перезимовать у подножия гор. Обратно нужно вернуться прежде, чем их снова завалит снегом.

— Тогда, — обратился к Пашару юноша, — с твоего разрешения, советник, мне бы хотелось провести какое-то время на конюшнях, чтобы знать как ухаживать за кабо.

Мелета улыбнулась, поднимая бокал.

— Ты говоришь, как настоящий пастух, мальчик!

— Приятно слышать, — отозвался Гейл. — У меня на родине нет более достойной похвалы.

Женщина вспыхнула, но всем остальным, включая ее мужа, похоже, пришелся по душе ответ юного дикаря.

— Мои люди, — продолжил Пашар, — окажут тебе в этом деле любую помощь. Каждый достойный уважения человек должен уметь ухаживать за кабо.

После очередной перемены блюд, разговор перешел к другой теме — обсуждали странности поведения некоторых аристократов, чья привязанность к кабо доходила до крайностей. Среди них, ходили слухи, был и принц, наследник королевского престола, который настаивал на том, чтобы самому чистить свои конюшни. Другой царедворец, унаследовавший огромное имение, невероятно гордился тем, что изобрел новую удобную скребницу…

После окончания обеда Пашар проводил своих гостей и каждого одарил ценным подарком. Затем он отвел Гейла в сторону.

— Я желал бы поговорить с тобой прежде, чем мы простимся. Ты славный юноша, Гейл, и поверь, я говорю это отнюдь не для того, чтобы польстить тебе.

— Я верю. Такому человеку, как ты, нет нужды льстить какому-то чужестранцу, у которого нет ни имени, ни богатства.

— Я рад, что ты сам это понимаешь. Сегодня утром ты спас мою дочь, и теперь я перед тобой в долгу. Однако, я ожидал увидеть обычного расчетливого провинциала, расплатиться с ним и забыть обо всей этой истории. Однако, познакомившись с тобой поближе, я увидел, что ты совсем иной человек. Еще больше я убедился в этом днем в конюшне. Ну, а вечером, когда ты на равных общался с людьми, которые могли ввергнуть в трепет даже куда более искушенных и знатных особ… Надеюсь, тебя не обижают мои слова…

— Я все понимаю, — заверил его Гейл.

— Особенно я оценил то, как ты держался с этой шлюхой Мелетой… Впрочем, речь не об этом. — За разговором они вышли на террасу. Стражи при виде своего господина взяли на караул. Кстати, я заметил, что ты до сих пор одеваешься так, как принято у тебя в племени. Возможно, кто-то и усмотрел бы в этом нарушение приличий, но я тебя понимаю.

— Я не желал никого оскорбить…

— Еще бы, — нетерпеливо перебил его Пашар, — речь не об этом. Я вижу, друг мой, что ты наделен недюжинными способностями, однако не рассчитывай, будто они помогут тебе возвыситься среди нас, Я уже говорил, что у меня есть личные причины, чтобы отправить тебя с экспедицией Шонга. Но самое главное из них — это чтобы ты как можно скорее покинул Касин. Тебя удивляют мои слова?

У Гейла словно отнялся язык, и он корил себя за столь недостойное замешательство, однако, Пашар, похоже, принял это как должное.

— Удивляться нечему. Я не сомневаюсь, что среди нас ты быстро добился бы успеха. Однако, твое падение оказалось бы столь же стремительным и неизбежным. Для того, чтобы удержаться наверху, мало отваги, ума и особых талантов. Прежде всего для этого требуется житейский опыт, которого ты напрочь лишен. Множество даровитых юношей сгубила столица… Опыта ты наберешься в экспедиции Шонга. А вот тогда вернешься уже зрелым мужчиной. Если уцелеешь, разумеется. Однако, я верю в тебя, и верю в то, что после возвращения тебя ждет истинный успех.

Гейл так и не нашел слов для ответа. Похоже, правитель был искренен с ним, и он прав: Гейл был напрочь лишен опыта жизни в цивилизованном обществе. В смятенных чувствах попрощавшись с Пашаром, он отправился в отведенные ему покои.

Богатый событиями день, наконец, подошел к концу, но оказалось, что это не так. У дверей комнаты его встретила рабыня, которую он не видел раньше. Кажется, она принадлежала к тому же племени, что и девушка, игравшая на арфе.

— Госпожа Шаззад желает видеть тебя, — промолвила она.

Подобно всем рабам девушка не поднимала глаз, но Гейл все же заметил, что они серого цвета.

— Ты проводишь меня? — спросил он.

При одной мысли о том, что его ждет новая встреча с Шаззад, прежняя усталость мгновенно исчезла, сменившись яростным возбуждением. Тем не менее, Гейл напомнил себе о необходимости соблюдать осторожность.

Залы и коридоры дворца освещали факелы и масляные лампы. Поблизости стояли рабы, призванные следить за фитилями и маслом в светильниках. Благовония, курившиеся в небольших жаровнях, наполняли воздух томительным ароматом, который, к тому же, отпугивал ночных насекомых.

В комнате, куда привела его рабыня, горело не меньше дюжины свечей. Покои оказались раз в десять просторнее тех, что отвели самому Гейлу. Стены здесь были задрапированы роскошными тканями, а на полу во множестве лежали мягкие подушки.

Внезапно внимание юноши привлекло странное изваяние величиной в четверть человеческого роста. Он пригляделся повнимательнее и увидел, что здесь изображены мужчина и женщина, слившиеся в тесном объятии. Их лица были искажены страстью, но, возможно, и болью.

— Это бог Полумва и богиня Риони создают мир, — раздался голос из-за спины. Гейл обернулся и обнаружил в дверях комнаты Шаззад. Сейчас на ней было платье из столь тонкой ткани, что, казалось, не плотнее туманной дымки, просвеченной огоньками свечей. — Как видишь, боги в этом мало чем отличаются от простых смертных.

— Не уверен, — протянул Гейл, вновь взглянув на статую. — Боги кажутся мне куда более гибкими, чем обычные люди.

— О, нет, — засмеялась Шаззад. — Многие последователи культа Полумвы и Риони используют эту позу, хотя она и правда требует долгих предварительных упражнений. Чаще всего их выполняют не парами, а целой группой.

— Мне почему-то казалось, что ты — жрица бога грозы…

— Это лишь поскольку мой отец занимает в обществе высокое положение. — Женщина подошла ближе. Теперь Гейлу были видны темные пятна сосков и лоно сквозь полупрозрачные одеяние. Это зрелище показалось ему невероятно возбуждающим, — на что, должно быть, и рассчитывала женщина. — Будучи одной из знатных дам, которым дозволено появляться на людях, я являюсь разом жрицей многих культов.

— К примеру, вот этого? — поинтересовался Гейл, указывая на изваяние.

— Увы, нет. Эта секта запрещена почти повсеместно. — Шаззад не скрывала досады. — Подобное совокупление — лишь один из самых простых и невинных ее обрядов.

— Мне говорили, — промолвил Гейл, — что существуют боги, которым запрещено поклоняться.

— О, да, их множество, — подтвердила Шаззад. — Большинству смертных недостает полета духа, чтобы вникнуть в сокровенные тайны. Но запретные вещи таят в себе особый соблазн. — В глазах у жрицы вспыхнул странный огонь.

— Однажды я преступил запрет, — возразил Гейл. — И мне еще повезло, что меня приговорили лишь к вечному изгнанию… А могли приговорить и к смерти.

— Поведай мне об этом! — хриплым шепотом велела Шаззад. Теперь она стояла так близко, что Гейл ощущал жар ее тела.

— Сомневаюсь, что это покажется тебе интересным, столь же негромко возразил он.

У него внезапно перехватило голос. Похоже, пора было от слов перейти к делу. Гейл обхватил женщину за талию настолько тонкую, что кончики его мизинцев почти соприкасались у нее на пояснице, а большие пальцы — в углублении пупка. Он привлек ее к себе. Ладони Шаззад скользнули по его плечам, и она прижалась к его рту влажными горячими устами.

Их языки переплелись, и огненная волна пробежала по телу Гейла, приливая к чреслам. Это ощущение было столь же мощным и всепоглощающим, как то, что он ощутил во время укрощения кабо.

Женщина вдруг прервала поцелуй и, прерывисто дыша, откинула голову назад. Она пальцами она расстегнула пряжку на плече, и тончайшее одеяние соскользнуло на пол. Лишь несколько мгновений Гейлу дано было полюбоваться совершенными изгибами ее стройного тела, — и тут же Шаззад настойчиво потянула за пояс, удерживавший на бедрах повязку из шкуры ночного кота. Нетерпеливые стоны женщины возбуждали все чувства Гейла.