Выбери любимый жанр

Хозяева Земли (СИ) - Арсе Доминика - Страница 10


Изменить размер шрифта:

10

Кивает, мол понял. Даже удивленный вид делает. Самому–то на ладошку эта бабочка. Млею и дальше тараторю о том, как некоторые бабочки преодолевают немыслимые расстояния. О вкусовых рецепторах у бабочек, что находятся на лапках, и поэтому, стоя на растении, те могут ощутить его вкус…

И так я проболтала, пока не поняла, что язык устал молоть, а инопланетянин уже перестал пылать интересом. Утомился?

Остановилась. Жду.

– Любишь красоту, но считаешь, что обделена, – говорит вдруг. – Но красота – это пыльца.

– Я уже поняла, – киваю, заладил про свою пыльцу.

Смотрю на две половинки синей бабочки. Положила до начала рассказа в сторонку. Там и лежит в травке.

– Человечка, найди листок, – приказывает, снимая перчатку.

В груди сердце бешено застучало. Без вопросов бегу к первой попавшейся ветке и срываю листок.

– Человечке не свойственна жадность? – удивляется гигант за спиной. – Бери очень большой листок.

Лист лопуха что–ли?!

Нашла, самый здоровый. В туалет захотел? Хихикнула про себя. Возвращаюсь. Смотрит на меня чарующе, глазами поедает. Иначе как–то. Уже не так высокомерно. Что–то в его взгляде изменилось кардинально. Теплее, роднее, ближе.

– Подставляй листок свой, человечка, – говорит мягко.

Как завороженная протягиваю лопух на ладошке. Он белую руку, что без перчатки, в кулак сжимает. И вдруг из кулака песок посыпался, блеском играет, будто серебряная стружка это.

Горочка все больше и больше, ручке все тяжелее моей и тяжелее. На вид как сахарный песок тростниковый.

Остановился. Кивнул сам себе.

– Убирай пыльцу, человечка, – говорит с улыбкой. – Не переусердствуй.

Киваю, абсолютно ничего не понимая. Заворачиваю в кулек, просыпать жалко, будто алмазы в руках держу. Глаза мои горят, сердце замерло, что–то ценное дал. Важное, волшебное и из другого мира.

Неловкое молчание. Жаль его отпускать. Что бы еще спросить?! Вопросов море, но не решаюсь задать.

– Кто вас предал? – начинаю наглеть.

Вижу, что задумался гигант. На солнышке его кудри золотые переливаются, губы такие большие, пышные. Что–то в груди теплится, поцеловать его хочу. Но он словно по ту сторону мира, что разделен бездонной пропастью.

– Человечка видела схватку, – отвечает и снова смотрит так тепло.

– Вы та бабочка? – тупой вопрос на языке вертелся.

– Дух Кселаны одна из форм, – отвечает непонятно. – Для человечки это – да.

– Их было больше, – выдаю.

– Ваш мир нашли одновременно, – говорит гигант ровным тоном. – Эрей и Мор. Сегодня была последняя битва сильнейших. И Мор преступил кодекс чести, обманул. Тем самым предал.

– Врагу изначально нельзя доверять, – вставляю свои пять копеек. – И это не может считаться предательством. Скорее военная хитрость. Их было больше…

– Мор предал Клесану, значит и меня, – говорит повышенным тоном. Ощущаю, как клеточки моего тела дрожат перед его нарастающим гневом. – Кодекс един, и это – слово Клесаны. Мор не дал биться по правилам. Мой приемник был вынужден уйти. Я проиграл, а ему не перешел знак клана Эрей. А значит мы, клан Эрей, вскоре сгинем.

Практически ничего не поняла. Но соорудила примерную версию: синие против зеленых, зеленые вероломно победили. Ну а дальше–то что?

– Что теперь?

– Теперь ваш мир принадлежит им, – выдает так горько, что у самой сердце начинает скулить. А я думаю, им, вам, какая разница. Вы все красавчики. Так стоп.

– В смысле? Нас приватизировали что–ли?!  – я уже борзею.

А гигант улыбается с горчинкой.

– Ваш мир уже на Поляне миров и имеет знак Мор.

В смысле – захвачен? Не знаю, не верится что–то. Вроде ничего не изменилось, солнце светит, птички поют, воздух тот же. Ни дыма, ни зарина с зоманом и виэкс–газом. Сирены не воют, самолеты военные не летают, уроды не бегают, роботы нас не истребляют, в клетки никого не сажают. Все как было, так и осталось.

– Ничего не изменится, – произносит утешающе, словно чувствует мой молчаливый вопрос. – Вскоре мы уйдем и оставим все, как есть.

– А можно узнать ваше имя? – вдруг спрашиваю.

Гигант впервые нахмурился. Так страшно стало, отступила на шаг.

            – Человечка смелая, раз спрашивает такое, – начал грозно, мурашки прокатились по моей спине. Дальше уже мягче продолжил: – Эрей Авель мое имя. Но человечке не нужно знать о нашем мире и обо мне.

            – Я знаю пару ваших слов, – хвалюсь. Поднимает брови. Хочется его удивить, чтобы снова улыбнулся. – Деней он…

            Руку выставил ладонью. Хотела фразу: «Деней оноа морэ» сказать, не дал. В горле слова встали. Замолчала. Что–то не так…

            – Никогда не произноси этого, – говорит с укором.

            – «Можно с вами сфотографироваться» – это нарушение каких–то авторских прав? – возмущаюсь.

            – Это означает другое, – мотает головой. – Предложение быть рабом до смерти. Человечек сказавший подобное слуге Клесаны становится его рабом. Когда они уйдут, с ними уйдут и все принадлежащее им.

            Оцепенела. Мозг усиленно работает, перебарывая шок. Все, кто сфотографировался с ними, предложили себя в рабство?! Вот же хитры эти пришельцы! Фотка после этих слов! Услуга инопланетян за служение до смерти?! Боже… не верю я этому Эрею Аверю. Ну не верю!

            – Они уйдут… а вы? – уточняю. Он сказал: «Они», произнес с грустью.

– А я остаюсь, человечка. Моя участь – смерть, – произнес без нотки сожаления.

            В груди похолодело. Верю и не верю. Что за драма такая?! Не сдержалась. За руку взяла, вернее за палец без перчатки.

            Внезапный ураганный ветер отбросил меня метров на двадцать. Толи летела, толи проволокло. Но о ствол дерева ударилась чувствительно.

            Ни крика, ни рева. Ничего. Просто сижу, облокотившись спиной о дерево. Голова кружится, картинку стабилизирует. Вижу, фигура возвышается Эрея Авеля. Постоял гигант немного и на меня пошел.

            Вот тут–то я запаниковала. Не к добру это все. Но сил подняться нет. Слабость во всем теле. Обмякла, сдалась.

            А он подошел. Опустился ко мне низко–низко. На колено, словно рыцарь. Кудри золотые тяжестью на мою шею и плечи упали. Будто ласкают мою кожу тысячи робких поцелуев. Млею…

            – Ну, зачем, человечка?! – Простонал гигант, опомнилась. – Ты прикоснулась ко мне. Теперь назови свое имя.

            – Валерия, – шепчу. Тяжело говорить, в груди что–то отзывается неприятной тупой болью.

            Навис тенью надо мной, лицо мое утонуло в его волосах. Запах вдыхаю дурманящий. Хочется обнять его. Пусть он и швырнул меня хорошенько так. Но сама виновата, не зря они перчатки носят.

            – У Эрея Авеля последняя просьба к человечке Валерии, – говорит едва слышно. Но каждое слово будоражит душу.

            Робко, но настойчиво беру его за голову обеими руками. Преодолевая опасения, страх и трепет, с затаившимся дыханием. Чувствую тепло и мягкость на ладонях, мощь и силу. Приподнимаю ее, чтобы в глаза мне смотрел. Чтобы губы его видно было. Поддается легко. Глаза открывает! Ведь закрытые были! Нос его большой и твердый мне на треть лица. Но это не важно. Чувствую его дыхание своей кожей. Как из него выходит воздух… и силы.

            – Просите, что угодно, Эрей Авель, – шепчу, будто сквозь сон. Мои губы едва касаются его верхней губы. Тянусь к нему, хочу шею могучую обхватить, обнять, как родного.

            Он не противится, сдался, или ждет чего–то. Но вдруг говорит:

            – Убей меня.

            Дергаюсь, как от взрыва и просыпаюсь ото сна, говорю резко:

            – Нет.

            – Или я умру в мучениях после заката, – произносит без нотки страха или сожаления.

             – Не могу отпустить тебя, – шепчу и слезы начинают литься из меня сами собой.

            Не могу… этот сладкий утренний сон… волшебные грезы. Будто сладость последних минут перед ранним вынужденным пробуждением.

10
Перейти на страницу:
Мир литературы