Свет в оазисе (СИ) - Дельта Марк - Страница 31

Алонсо никогда прежде не слышал в ее голосе столько грусти, как в эту минуту.

- Но как же тогда ты можешь говорить о дружбе?! - воскликнул он, недоумевая. - Разве она не предполагает привязанности?

- Можно любить, можно дорожить кем-то и все же оставаться непривязанным.

- То, что ты говоришь, совершенно невероятно! - удрученно признался Алонсо.

- Просто надо постоянно воображать, - стала объяснять Консуэло, - что все, что с нами происходило, происходит и будет происходить, - это чудесный, яркий сон.

Алонсо ошеломленно посмотрел на нее.

- И, как всякий сон, - продолжала хозяйка особняка, - он текуч, изменчив и непредсказуем. Любая попытка остановить эту изменчивость принесет только страдание. Наслаждайся всегда тем, что есть. Представь себе, что ты младенец, которого принесли в роскошный храм. Все вокруг восхищает его, но ему и в голову не придет считать, что он обладает этим, так как он еще ничего не знает об обладании.

Алонсо не мог придти в себя от потрясения. Консуэло не в первый раз удивляла его, и все же в этот раз она поразила его сильнее, чем когда-либо прежде. Она самостоятельно постигла то, о чем он, Алонсо, как и дед, и мать, знал из тщательно оберегаемой веками рукописи! Ему пришло в голову, что она, пожалуй, достойна быть посвященной в тайну манускрипта.

- Откуда ты это знаешь? - спросил он.

Консуэло непонимающе взглянула на него.

- Откуда ты знаешь, что жизнь подобна сну? - уточнил Алонсо.

- Я не говорила этого. Я лишь сказала, что так надо воображать. Это единственный известный мне способ не привязываться и не страдать, теряя то, к чему привязался.

***

Алонсо казалось, что он начнет скучать по Консуэло еще до того, как вернется в гостиницу, но он ошибся вдвойне. Во-первых, скучать он начал намного раньше - как только вышел из ее дома. А во-вторых, тоска по ней оказалась не смертельной.

Он действительно в течение трех дней исправно напоминал себе, что все вокруг есть не что иное, как его сон. Алонсо делал это всякий раз, когда мысли возвращались к Консуэло. И оказалось, что в результате такого упражнения тоска по обитательнице особняка на предмостной площади немного смягчается. Но для настоящего душевного покоя этого было недостаточно.

Тогда Алонсо припомнил свой последний сон: ему приснилось, что он новорожденный младенец, и мать меняет ему пеленки . Это была не Сеферина, а другая женщина, да и себя он почему-то видел со стороны.

Самое главное заключалось в том, что в этом сновидении не было и не могло быть никакой Консуэло (там не было даже Алонсо, а тот, кто себя осознавал ребенком, был кем-то другим). Из этого сновидения Алонсо извлек для себя важный урок, состоявший в том, что в его мыслях есть места, еще не занятые Консуэло Онеста, ведь в противном случае он думал бы о ней и во сне. А коль скоро в мыслях есть такие свободные места, их следовало отыскать. И тогда тоска по ней уступила бы место другим переживаниям.

"Попробуем, к примеру, проверить, насколько нас интересуют другие женщины", - решил Алонсо.

Проходя по людным местам, он делал то, чему его научила Консуэло. Когда он, якобы случайно, встречался глазами с незнакомой женщиной, он вежливо отворачивался, но через несколько мгновений внезапно снова выстреливал в нее взглядом. Консуэло утверждала, что, если при этом он застанет женщину глядящей на него, то это верный признак того, что он ей понравился ("смотрит на тебя украдкой, думая, что ты этого не заметишь"). Если же окажется, что взгляд женщины направлен в другую сторону, то для покорения ее понадобится намного больше усилий и изобретательности. "Лучше даже не стараться", - таково было личное мнение наставницы.

К своему удовольствию, Алонсо замечал, что, по результатам этого испытания, он нравился очень многим женщинам, даже замужним. Раньше он ничего подобного за собой не замечал. В результате ученичества в академии профессора Консуэло Онеста в нем появилась какая-то внутренняя уверенность в себе, которую инстинктивно чувствовали барышни и дамы.

- После отъезда дона Гутьерре я хотела дать тебе еще день-другой поупражняться в независимости от меня, - объявила ему Консуэло, когда они наконец. - Но у меня есть новости про Гранаду, которые могут быть тебе интересны. Поэтому я решила не тянуть время. Известно тебе это или нет, но двадцать пятого ноября уже была подписана капитуляция.

- Так давно?! - удивился Алонсо, испытывая противоречивые чувства. - Месяц назад! Почему же об этом не объявляют на каждом шагу герольды?

- Переговоры считаются тайными, хотя многие уже знают о них, потому что в Санта-Фе постоянно приезжают и уезжают люди, вступают в контакты с армией, а среди рыцарей и солдат все время ползут всякие слухи. Впрочем, нам с тобой слухи не нужны, так как я тебе обо всем сейчас доложу из первых рук.

Консуэло рассказала, что войскам дан строгий приказ не приближаться к городу, несмотря на подписанную эмиром капитуляцию. Король опасается, что эмир не контролирует ситуацию и поэтому могут последовать неожиданные нападения со стороны мусульман. В городе весь декабрь было сильное брожение. Вдруг объявился какой-то дервиш, заявивший, что только что вернулся из Марокко. Он ходил по улицам и площадям, призывая народ сопротивляться христианам. Громко кричал, что эмир Феса обещал подержать Гранаду. Никто не знает, откуда он на самом деле взялся. Скорее всего, просто отсиживался до этого где-то в городе. Но многие поверили ему, и ненасильственная сдача Гранады оказалась под угрозой срыва. Эмир, видимо, перепугался, что горячие головы предпримут какое-нибудь вылазку против христиан, и тогда либо рыцари ворвутся в измученную голодом столицу эмирата и начнут там побоище, либо голод затянется еще на несколько месяцев.

- И что же?

- В один прекрасный день, - продолжала Консуэло, - дервиш неожиданно исчез, а вместе с ним - еще несколько человек, которые выступали против эмира, хулили его и призывали горожан к сопротивлению. Остается лишь догадываться, как это произошло. В общем, несколько дней назад Абу-Абдалла, - она использовала правильное, арабское, имя Боабдила, - опять тайно встречался с командованием христиан в ставке дона Фернандо и заверил его, что город готов к капитуляции и что беспорядков больше не будет. Дата сдачи города назначена на шестое января.

Шестое января. Через неделю. Пора собираться в путь!

- Как поступят победители с населением? - спросил Алонсо. - Опять будут всех обращать в рабство, как делали в других городах?

- Нет, как ни странно, в этот раз король и королева настроены, на удивление, великодушно. Дон Гутьерре утверждает, что маврам Гранады обещана неприкосновенность и гарантирована возможность оставаться жить в городе и даже исповедовать ислам. Удивительно! Ты в это веришь?

- Хочется надеяться, что так и будет. Что еще рассказывает дон Гутьерре?

- Он невероятно горд тем, что скоро войдет в историю. Как-никак - окончание восьмисотлетней Реконкисты, к тому же королева желает, чтобы он, будучи ее казначеем, первым вступил на территорию Альгамбры. По ее замыслу, это будет означать формальный акт перехода Альгамбры в собственность кастильской короны.

Алонсо подумал о том, как удивительно складываются обстоятельства. Наложница знатного кастильского гранда, который через неделю от имени королевы войдет в цитадель его родного города, обучает его любовной науке!

- У меня есть для тебя подарок! - сообщил он, решив, что торжественный миг наступил.

- Алонсо, ты же знаешь мой принцип, - торопливо заговорила Консуэло. - Я от подарков не отказываюсь. Я, можно сказать, живу на подарки мужчин. Но я уже неоднократно говорила, что от тебя их не жду. Меня содержат другие. Ты для меня в первую очередь друг, все остальное - потом.