Ронни. Автобиография (ЛП) - Вуд Ронни - Страница 26

В Лос-Анджелесе мы все поджемовали на вечеринке по случаю дня рождения Питера Селлерса. Помню, со мной играли Дэвид Боуи, Билл Уаймен, Кит Мун и Джо Кокер. Единственное, что я не запомнил — а был ли там сам Питер Селлерс? Однако, я помню, как у нас была с ним одна гримерка в 1972-м в театре «Радуга» в Лондоне, во время исполнения рок-оперы Пита Таунзенда «Томми». Он сидел в нашей гримерной, уставившись в зеркало, одетый в шинель и немецкую каску, изображая из себя германский вариант инспектора Клюзо. Я с ним не разговаривал, потому что не было особого повода.

Спустя несколько недель спустя в Чикаго Билл Уаймен пригласил несколько самых дорогих гостей на наш концерт. Он позвонил мне и сказал: «Зайди ко мне в номер, тут несколько парней, с которыми я хочу тебя познакомить». Что я и сделал — а там были Хаулин’ Вулф, Хьюберт Самлин, Мадди Уотерс и Бадди Гай. Он посла за каждым из них по автомашине и так их привезли на концерт. Эти парни повлияли на всех нас. Повидать источник твоего вдохновения — это было что-то. Они одобрили наш музыку, а уж как я одобрял их!.. Это — те ребята, благодаря котором я все эти годы рокую.

В «Faces» я толкал все реплики. «Faces» в музыкальном плане были моей группой. В «Стоунз» все реплики толкает Кит. От Кита получали свои «реплики» Чарли и Билл, а теперь — и я. Это могло показаться шагом назад по сравнению с моей предыдущей карьерой, но так на самом деле не было в «Стоунз». Здесь — формула, и она работает очень действенно; в лице Кита я нашел партнера по спаррингу, музыкального брата, приятеля, задиру и катализатора.

На сцене, как я сразу обнаружил, также есть о чем поговорить. В основном, когда кто-то берёт фальшивую ноту, то Мик кричит: «Какого ***?» А Кит орет в ответ: «Это не я, это Вуди». Так как Билл Уаймен обычно просто стоял во время концертов, все думают, что он тупо смотрел на толпу, но на самом деле он играл в игру «Найди-титьки». Он обычно подходил ко мне и начинал длинный диалог с такими словами: «Хорошая парочка вон там…»

Также на сцене вместе со «Стоунз» я обнаружил, что о многом можно сказать, не говоря ни слова, и мне пришлось выучиться этому языку. Подобного я не встречал еще ни в одной группе. Здесь много значат визуальный контакт и невербальные коммуникации, вместе взятые. Сейчас этим оперировать проще, так как мы находимся вместе очень давно, но в самом начале мне приходилось учиться тому, что если темп немного уходил вперед, я не мог изменить его сам по себе. Нужно, чтобы все было одобрено на виду у всех, и тогда я смотрел по-особенному на Кита так, чтобы он немедленно понял, что я имею в виду, а потом мы оба смотрели на Чарли, так что и он начинал понимать, в чем дело, и мы немного исправлялись.

Совсем по-другому происходило, если какая-то идея внезапно возникала в моей голове или в Китовой. Один из нас мог просто начать играть нечто, а другой сразу же подхватывал это и реагировал. Это могли сразу подхватить также Мик и Чарли, потому что мы все говорим на одном и том же музыкальном языке. Когда Билл ушел, и в группу на бас поступил Деррил Джонс, ему тоже пришлось изучать, как правильно понимать этот бессловесный разговор. Теперь он им овладел, также как и все наши аккомпаниаторы. Чак Ливелл — наш клавишник вот уже много лет, он взял эстафету у Мака (юмор и дух которого всегда мне были очень близки), а Бобби Киз до сих пор дует с нами в свой сакс, так что они, конечно же, тоже владеют этим языком. Как Бернард Фаулер, Лиза Фишер и Блонди Чаплин — наши подпевщики. Лиза — просто замечательная: она все время двигается и выглядит потрясающе. У неё есть отряд своих фанов, и её версия песни «The Night Time (Is the Right Time)» — один из центральных моментов шоу, так же как и в последнее время — «I’ll Go Crazy» («Я сойду с ума») Джеймса Брауна. Все мы вместе выступаем в группе достаточно давно, и каждый из нас знает, что у другого на уме.

В то время как наше турне продвигалось по Америке, я изучал все эти новые штуки, приобретал все больше уверенности, чувствовал в себе все больше энергии и начинал верить, что «Стоунз» разбудят во мне все лучшие качества.

Кит тоже чувствовал всё то, что происходило во время того турне, и поэтому он часто говорил, что группа наконец нашла свою химическую формулу. Он говорил: «Вуди создан для игры в две гитары, но у него не было возможности заняться этим до сегодняшнего дня. Его сила, как и моя — это способность играть с другим гитаристом».

Может быть, это — одна из причин, по которой играть с Китом (особенно на сцене) для меня всегда — уникальный опыт. Чем больше я играл с ним, тем больше я убеждался в том, что и у него, и у меня — некое коллективное чувство внутренней уверенности. Это чувство ведёт нас в такие области и места, где пойти под откос невероятно просто. Вот поэтому мне и нравится моя маленькая стальная гитара. Это инструмент, который может завести в тупик одной своей настройкой. Всегда остается страх от сознания, что малейший промах приведет к самому подлому диссонансу. Или, как сказал Сирано де Бержерак: «Сегодня ночью, когда я склоняю свой лук у врат рая, одна лишь вещь останется моей при любых условиях: невредимая, пережившая нечто смертная плоть — это… мой плюмаж».

«Стоунз» — это не один только Мик. Пока в свете рампы находится Мик, это — хорошо для группы, но без Кита никакой группы не будет. Во всех других группах играют вслед за барабанщиком. В «Стоунз» мы играем вслед за Китом.

Как-то Ян Стюарт рассказал мне, что в самом начале, когда Мик, Брайан и Кит только нащупывали свой путь, Кит в общем-то не был заинтересован в лидерстве группы. По этому поводу воевали Брайан и Мик, а для Кита было в порядке вещей уступить кому-нибудь из них передний фланг. Ему было всё равно, когда эту битву выиграл Мик, и когда тот сконцентрировал всю славу на себе, Кит всё равно оставался тем, кто мог заставить «Стоунз» играть так, как он хотел, чтобы «Стоунз» звучали. Таким образом, мы на сцене как группа — только с ним. Может быть, поэтому Чарли так часто говорит, что он — барабанщик Мика и Кита.

Мне теперь просто сказать кому-нибудь: «О-кей, Кит у руля, я знаю, когда играть это, вступай здесь, у меня соло здесь, а у него соло там, или мы будем «переплетать» гитары». Бывали такие времена, когда мы забывали обо всем этом, просто надирались до чертиков и начинали играть: «Закрывай глаза — встретимся в самом конце». Оглядываясь назад — как же мне удавалось так играть, как же мы делали это вместе, пытаясь поодиночке вспомнить сет-лист или то место, где мы находились?

О чём я и не помышлял, пока не присоединился к «Стоунз» — это насколько я был фрустрирован в музыкальном плане с «Faces». «Стоунз» дали мне музыкальную свободу и, надеюсь, это отразилось на музыке, которую мы играем. Хотя Кит не выражал это словами, я знаю, что он чувствовал это. Во время того турне он дал интервью одной газете, где говорил обо мне в «Стоунз». Он сказал: «С этой группой мы можем теперь делать гораздо больше, чем в какой-либо иной инкарнации «Роллинг Стоунз». Вместе с Ронни наши возможности стали безграничными».

Шла 5-я неделя моего первого турне с «Роллинг Стоунз», когда мы прибыли в Мемфис. Полёт из Вашингтона, где мы только что отыграли два вечера в «Кэпитол Сентер Арена» в близлежащем Ларго, Мэриленд, был просто кошмаром. Мы попали в бурю с громом, и в нас несколько раз ударяла молния. Буря продолжалась час, она потаскала нас по небу будь здоров, и турбуленция была такой ужасной, что Бобби Киз чуть не залез на фюзеляж самолета. Мы все думали, что теперь нам капут.

Так что как только мы приземлились, то я и Кит решили, что с нас пока хватит полетов, мы решили их послать на и объявили, что на следующий концерт мы поедем на машине. От Мемфиса до Далласа было всего около 644 км, мы сыграли там в заполненном до отказа «Коттон Боуле» и добирались туда 2 дня.