Assassin's Creed. Откровения - Боуден Оливер - Страница 4

– Эцио, пора и тебе подумать о будущем! Никто из нас моложе не становится.

Эцио улыбнулся. Барто не сознавал собственного счастья.

К сожалению, ему не удалось съездить в Милан, но весь его арсенал находился в прекрасном состоянии: скрытые клинки, пистолет и металлический наруч. Не было времени уговорить Леонардо поработать над дальнейшим улучшением этого оружия. Впрочем, еще год назад сам художник, тщательно осмотрев арсенал Эцио, заявил, что дальше улучшать здесь нечего.

Оставалось убедиться в этом на практике.

Каждый приезд Эцио в родную Флоренцию пробуждал грустные воспоминания. Здесь погибли его отец и братья. Палаццо Аудиторе – их семейное гнездо – давно было разграблено и неумолимо разрушалось. Во Флоренции жила его первая и единственная настоящая любовь – Кристина Кальфуччи. Неужели прошло уже двенадцать лет с тех пор, как она и ее муж погибли от рук фанатичных приверженцев Савонаролы? А теперь – еще одна смерть, о которой Макиавелли рассказал ему с явной неохотой. Вероломная Катерина Сфорца. Если встреча с Кристиной была для Эцио благословением, встреча с Катериной оставила глубокий шрам в его душе. Никому не нужная старуха в сорок шесть лет, бедная и всеми забытая. По словам Макиавелли, в ней уже давно не осталось ни прежней жизненности, ни прежней уверенности.

Правда, подготовка к путешествию не оставляла времени для горестных размышлений. В сборах пролетали недели и месяцы. Незаметно наступило Рождество, а сделать еще по-прежнему предстояло немало.

И вот, вскоре после Нового года, ко Дню святого Иллариона[2], Эцио завершил все приготовления. Он назначил день отъезда. Из Рима он отправится в Неаполь и дальше на юг, в город Бари, в сопровождении Бартоломео и его верных соратников.

В Бари Эцио рассчитывал сесть на корабль.

– Да хранит тебя Бог, брат, – сказала Клаудия в то последнее утро в Риме.

Оба встали еще затемно. Эцио решил выехать, как только рассветет.

– В мое отсутствие на тебя навалится столько дел.

– Ты во мне сомневаешься?

– Давно уже не сомневаюсь. А ты так и не простила меня за это?

Клаудия улыбнулась:

– В Африке живут большие звери, которых зовут слонами. Говорят, они ничего не забывают. Женщины в этом похожи на слонов. Но ты не беспокойся, Эцио. Я позабочусь обо всем, пока ты не вернешься.

– Или до тех пор, пока нам не придется избрать нового Наставника.

Клаудия не ответила. Ее лицо помрачнело.

– Я все думаю о твоей миссии. Почему ты едешь один? Почему я почти ничего не знаю о твоей цели?

– «Всех тот быстрее в путь идет, кто в путь идет один», – процитировал Эцио вместо ответа на первый вопрос. – Что касается моей цели… Я рассказал тебе про Масиаф. Кроме того, я оставил тебе отцовские документы. Если я не вернусь, открой их.

– У нас с тобой был один отец.

– Но эту ответственность он возложил на меня.

– Ты решил это за него, брат.

– Я – Наставник, – сказал Эцио, не найдя других доводов. – И это моя ответственность.

– Что ж, счастливого пути, – сказала Клаудия. – Пиши.

– Непременно. Во всяком случае, пока я еду до Бари, тебе не о чем беспокоиться. Барто и его люди – более чем надежная защита.

Но тревога не покидала лица Клаудии. Эцио это тронуло. Жизнь сделала его сестру сильной, суровой и даже жесткой женщиной, однако в ее сердце по-прежнему оставался уголок для нежно любимого брата.

Юг Италии находился под властью испанцев. Но король Фердинанд не забыл о своем долге перед Эцио.

– Обещаю тебе не ввязываться ни в какие стычки, – сказал он, прочитав мысли сестры. – Во всяком случае, пока не окажусь на месте. Пиратов, что рыщут вдоль северного берега Африки, мне тоже нечего опасаться. Мой путь лежит очень далеко от их любимых мест. После Корфу мы поплывем вдоль побережья Греции.

– Мне намного важнее, чтобы ты завершил то, за что взялся. За твою жизнь я не опасаюсь.

– Неужели? Что ж, спасибо за признание.

– Ты понимаешь, о чем я говорю, – улыбнулась Клаудия. – Из того, что ты мне рассказывал, а святая Вероника подтвердит, что твои рассказы были крайне скудны… нам важно успешное завершение твоей миссии.

– Потому я и еду туда сейчас. Надо успеть, пока тамплиеры снова не набрали силу.

– Хочешь перехватить инициативу?

– Типа того.

Руки Клаудии обняли его лицо. Эцио бросил прощальный взгляд на сестру. В свои сорок девять лет Клаудия оставалась удивительно красивой женщиной. В ее темных волосах не было даже легкой проседи, а страстность ее натуры с годами ничуть не померкла. Иногда Эцио жалел, что после смерти мужа Клаудии не встретился другой мужчина. Но сестра была предана их общему делу. Ей очень нравился Рим, и она не скрывала этого. При Юлии II город вернул себе прежнюю притягательность, и сюда из разных стран съезжались поклонники искусства и религиозные паломники.

Брат и сестра обнялись. Эцио вскочил в седло, заняв место впереди небольшого отряда. Пятнадцать вооруженных всадников под командованием Барто ждали сигнала, чтобы тронуться в путь. Тяжелый боевой конь д’Альвиано нетерпеливо месил копытами пыль. Замыкала процессию повозка, куда были сложены припасы для отряда. Весь скарб Эцио умещался в двух черных кожаных седельных сумках.

– Я добуду то, за чем отправляюсь, – сказал он Клаудии.

– У тебя это хорошо получается, – усмехнулась она.

Эцио уселся поудобнее, махнул рукой и тронул поводья. Барто подъехал к нему, и они вместе двинулись вдоль восточного берега реки, удаляясь от штаб-квартиры ассасинов на острове Тиберина. Их путь лежал к городским воротам, за которыми начиналась долгая дорога на юг.

Путь до Бари занял пятнадцать дней. Приехав туда, Эцио спешно распрощался со старым другом, намереваясь отплыть с первым же приливом. Он сел на корабль турецкой торговой флотилии, управляемой Пири-реисом[3] и родственниками знаменитого капитана. «Анаан» представлял собой одномачтовый грузовой корабль с четырехугольным, «латинским» парусом. Эцио был на нем единственным пассажиром. Запершись в отведенной ему каюте, он вновь проверил свой арсенал: скрытые клинки, металлический наруч, позволяющий отражать удары вражеского меча, пистолет с пружинным взводом, изготовленный для него Леонардо, и еще несколько весьма необходимых приспособлений. Все они были сделаны по старинным чертежам, найденным на страницах Кодекса ассасинов.

Эцио путешествовал налегке. По правде говоря, он ожидал, что, добравшись до Масиафа, найдет крепость давно покинутой и пустой. И в то же время его настораживала скудность данных ассасинской разведки о действиях тамплиеров в эти дни относительного мира.

Пока корабль плыл на остров Корфу, Эцио было нечего опасаться. Пири-реис пользовался заслуженной славой среди капитанов Османской империи. Когда-то Пири и сам был пиратом, и потому его люди знали, как справляться с морскими разбойниками, если те все-таки дерзнут напасть на его судно. Эцио не раз задавался вопросом, суждено ли ему когда-нибудь увидеть знаменитого турка. Он знал о тяжелом характере Пири. Если их встреча состоится, Эцио надеялся на некоторую забывчивость адмирала, поскольку в свое время братству пришлось «освободить» Пири от нескольких его драгоценных карт.

Османские турки господствовали на землях Греции и большей части Восточной Европы. На западе их владения соприкасались с границами Венецианской республики. Такое положение устраивало далеко не всех, равно как и заметное присутствие турок в Европе. Однако Венеция, осознав безвыходность сложившейся ситуации, предпочла не осложнять отношения с мусульманскими соседями, дабы не лишаться доходов от торговли. Благодаря умелой дипломатии La Serenissima[4] сохранила свое влияние на Корфу, Крите и Кипре.

Эцио понимал, что это долго продолжаться не может. Турки уже предприняли ряд враждебных вылазок на Кипре. Но султан Баязид был слишком занят распрями со своими ближайшими родственниками и не обращал внимания на западных соседей.