Операция «Гроза плюс» (СИ) - Михайловский Александр Борисович - Страница 11

— Убил! — простонал ошарашенный белорусский «Бацка», перекрестившись, — Убил, Владимир Владимирович, и съел! Как же нам теперь дальше жить-то?

— Александр Григорьевич, — быстро сказал Путин в ответ, — теперь нам надо с вами серьезно поговорить.

— Да?! — повернулся к нему Лукашенко, — О чем?

— О том, что мы будем дальше со всем этим делать, — ответил Путин.

— Владимир Владимирович, — ошарашено спросил белорусский президент, — а что, с этим можно что-то сделать?

— Не только можно, Александр Григорьевич, но и нужно, — ответил Путин.

— Поехалы ко мне, — Лукашенко оглянулся, подзывая машину.

— Э, нет, Александр Григорьевич, — остановил его Путин, — так дело не пойдет. Официально меня здесь нет, да и вы, работаете в своей резиденции над документами. Режим секретности, вы не забыли?

Лукашенко хлопнул себя по лбу рукой в перчатке, — Ах, да! Совсем забыл! Тогда может поговорим у меня в машине?

— Тесновато будет, — Путин оглянулся на свой Ил-76, - Лучше переговорить у меня в самолете. Ведь вы наверняка захотите задать несколько вопросов людям, разработавшим установку?

— Разумеется, — Лукашенко оглянулся на своих людей, стоящих вокруг в ступоре, — Я согласен, Владимир Владимирович.

— Тогда пойдемте, — сказал Путин, и сделал знак рукой, приглашая вернуться к самолету и подняться по трапу в салон, — Разговор будет сугубо конфиденциальным. Ни полслова не должно просочиться наружу. А то наши западные соседи такой вой поднимут — хлопот не оберешься. Нам-то на их крики уже давно плевать, но сейчас все равно не надо. Вот сделаем дело, и пусть вопят в защиту Гитлера сколько влезет. Хотел бы я посмотреть на их рожи.

— Согласен! — сказал «Бацка», поднимаясь по трапу вслед за Путиным, — Мне их кошачьи концерты, во как надоели, — и Лукашенко провел ребром ладони по горлу.

— Ну вот и хорошо, — сказал Путин, входя в любезно открытую стюардессой дверь в небольшой салон для сопровождающих груз на самом верху самолета, — Знакомьтесь, Александр Григорьевич: Зайцев Сергей Витальевич — генеральный конструктор установки, Одинцов Павел Павлович — куратор проекта со стороны моей администрации, капитан госбезопасности Князев Александр Павлович и полковник ГРУ Омелин Вячеслав Сергеевич, руководители группы по разбору причин катастрофы РККА в 1941-42 годах.

— Солидно! — вздохнул Лукашенко, и сел в предложенное ему кресло, — Слушаю вас, Владимир Владимирович?

18:35, Республика Беларусь, Брестская область, аэродром Барановичи.

Белорусский президент, опустился в кресло и сказал, — Слушаю вас, Владимир Владимирович.

Выдержав некоторую паузу, Путин заговорил. Слова произносил он очень тихо, но с той самой интонацией, от которой у неподготовленных людей идет мороз по коже.

— Александр Григорьевич, — сказал российский президент, — как вы понимаете, в этом деле, кроме чисто научного аспекта, есть еще две составляющих: моральная и материальная.

Моральная составляющая заключается в том, что перед нами находится мир в котором игроки уже сделали все ставки, но, по большому счету, еще ничего не предрешено. Франция уже захвачена, «Битва за Англию» еще не началась, плана «Барбаросса», как такового, еще нет, есть только мысль Гитлера о том, что после захвата Англии следует повернуть вермахт на Восток.

Таким образом, вмешавшись в события в тот или иной момент, тем или иным способом, мы вполне способны избавить нашу общую Родину СССР от кошмара немецкого вторжения. Я говорю вам это как ленинградец белорусу. Ведь кто как не мы с вами можем понять друг друга в этом вопросе.

— Согласен, Владимир Владимирович, — ответил Лукашенко, — я вас прекрасно понимаю. И вы считаете, что если мы ТАМ что-то сделаем, для нас ЗДЕСЬ что-нибудь изменится?

— Боюсь, что нет, — ответил Путин, — наше собственное прошлое останется неизменным. Сергей Витальевич, — обратился российский президент к профессору Зайцеву, — объясните Александру Григорьевичу, что случится, если мы попробуем изменить прошлое?

— Для нас лично — ничего, — ответил профессор, — Владимир Владимирович, я же вам уже рассказывал, что мы уже ставили эксперимент на наличие «эффекта бабочки», и получили совершенно отрицательный результат.

— Товарищ профессор, а можно поподробнее? — с придыханием спросил президент Белоруссии, — Так, чтобы понял любой председатель колхозу?

— Все очень, просто, товарищ Лукашенко. Недалеко от нашей базы есть такой приметный ледниковый валун, скорее даже небольшая скала. Чтобы попробовать что-то изменить в прошлом, и при этом не наломать дров, мы решили выбрать этот ничего не значащий камень в качестве «подопытного кролика». Пал Палыч привез специалистов, как раз в 1940-м году они просверлили в валуне дырку и заложили взрывчатку. Бух-бабах! И из одного валуна стало два, только поменьше.

Результат эксперимента таков: в наше время этот валун целый, в 2008-м году — целый, в 1990-м году — целый, в 1940-м году — взорванный. Так что, товарищ Лукашенко, все изменения, произведенные нами в 1940-м году, там и остаются, не распространяясь на будущее.

— Вы хотите сказать, что создали эту, как ее, независимую линию… очень интересно, — задумчиво пробормотал белорусский президент, и поднял голову, — Владимир Владимирович, скажите, а какой смысл нам во все это вмешиваться, если это не наше прошлое, а лишь очень на него похожее? Или я чего-то не понимаю?

— Прошлое может быть и не наше, — ответил ему Путин, — зато люди все наши, самые настоящие. И фашисты вместе с Гитлером самые настоящие и Черчилль с Рузвельтом и Трумэном тоже… Но это все лирика, а вы, Александр Григорьевич, как крепкий хозяйственник, хотите знать, что со всего этого будет иметь ваша любимая Рэспублика Беларусь?

Лукашенко смутился, — Я это, как Президент, должен думать о том наперед…

— Хорошо, — немного помолчав, ответил Путин, — поговорим о материальном. Итак, какова ваша оценка нашей нынешней международной обстановки? — он уловил непонимание в глазах белорусского президента и быстро добавил, — Не в их 1940-м году, а в нашем, 2017-м.

— Хреново оцениваю, — угрюмо сказал Лукашенко, — Кризис! Еще этот самый, как его, американский дефолт на носу.

— Он у нас с две тысячи одиннадцатого на носу, — сухо заметил Путин, — но в одном вы правы, коллега, чем больший долг успеют накопить американцы, тем сильнее грохнет.

— Вот, вот, Владимир Владимирович, — вздохнул Лукашенко, — видите, что и так все плохо. А тут еще вы, с этой войной.

— Коллега, — укоряющее покачал головой Путин, — Что такое экономический и финансовый кризис? Это такое время, когда все можно легко и дешево купить, если у вас есть деньги. Но ничего невозможно продать, потому что денег нет ни у кого. Самая ценная вещь во время кризиса — это рынки с платежеспособным спросом.

— Ага, — кивнул «Бацка», — это понятно… Но, Владимир Владимирович, нам-то что делать?

— Александр Григорьевич, — вздохнул российский президент, — неужели вам не понятно? Перед нами целый мир, в котором Россия и Белоруссия смогут продать любую свою продукцию, все что угодно: трактора, комбайны, грузовики, самолеты, компьютеры, удобрения, тепловозы… С таким рынком у вас тут же исчезнут проблемы со сбытом. И санкции там на вас накладывать некому, у накладывателей женилка еще не выросла.

— Ага! — с белорусского президента можно было писать картину: «Ньютон, на голову которому упал арбуз», — Ну, это совсем другое дело, Владимир Владимирович! Так бы сразу и говорили! — потом Лукашенко задрал взгляд к потолку, явно что-то высчитывая, взгляд его сделался по-крестьянски хитрым, — Владимир Владимирович, а кредит будет? Хотя бы миллиардов десять-пятнадцать евро для начала, иначе нам никак.

— Наверное, будет, — пожал плечами российский президент, — если вы, Александр Григорьевич будете скромнее в своих запросах. А то ведь я евро не печатаю, и с товарищем Сталиным сумею договориться и без вас. Да, если мы будем действовать со своей территории, то срок операции удлинится, и немцы глубже проникнут на советскую территорию. Но конец III-го Рейха будет все тот же самый. Но только вы со своей Белоруссией будете в этом деле с боку припеку. Без нас вы к товарищу Сталину просто не попадете. Я доходчиво объяснил.