Атом в упряжке - "Блюм и Розен" - Страница 27

Так вот, я приготовил серию лозунгов, которые выражают мои мечты. Название серии — «Атом в упряжке».

И, склонившись над своим чемоданчиком, Журавлев достал пачку стеклянных пластинок, подошел к стоявшему сбоку проекционному фонарю и вставил в него одну из пластинок. На экране появились огромные буквы:

ДА ЗДРАВСТВУЕТ ДВУХЧАСОВОЙ РАБОЧИЙ ДЕНЬ!

Раздались возгласы, кое-где послышался смешок, но Журавлев не повернул головы.

АТОМ ДАЕТ ЭНЕРГИЮ, МАШИНА РАБОТАЕТ.

— А люди? — закричал кто-то почти злорадно.

ЧЕЛОВЕКУ ОСТАНЕТСЯ ТВОРЧЕСТВО.

— появилась на экране надпись и сразу же сменилась новым лозунгом:

ЧЕРЕЗ ПЯТЬ ЛЕТ ЛЮДИ СДАДУТ ДВЕ ТРЕТИ СВОЕЙ РАБОТЫ МАШИНЕ.

Кто-то тихо присвистнул, но свист сразу же заглушила буря аплодисментов.

ДА ЗДРАВСТВУЕТ СССРТ.

— Что это такое?

— Союз Советских Социалистических Республик Творчества.

И вслед за этим, не давая опомниться, световыми выстрелами закричали новые и новые слова:

СОЗДАДИМ ОБЩЕСТВО МЕЖПЛАНЕТНОГО СООБЩЕНИЯ.

ВСЕОБЩЕЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОБУЧЕНИЕ.

ЗАСАДИМ БАНАНАМИ СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС.

УДАРНАЯ ЗАДАЧА — УБИТЬ ТУБЕРКУЛЕЗ.

ИНСТИТУТ ИЗУЧЕНИЯ СЧАСТЬЯ.

ФУТБОЛ НА ЛУНЕ.

ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ПО ВОПРОСУ ПОСЕВА КОРМОВОЙ СВЕКЛЫ НА МАРСЕ.

ИЗМЕНИМ ХАРАКТЕР ЧЕЛОВЕКА.

УЗНАЕМ ТАЙНЫ ВЕЩЕСТВА И ЖИЗНИ.

ДОЛОЙ СКУКУ! ДОЛОЙ СКУКУ!

Но тут Журавлев остановился и удивленно поднял глаза. Рядом стоял и ласково смотрел на него известный на весь мир человек с большим тонким лицом, колючими лукавыми усами и бородкой и внимательным, слегка изогнутым, длинным носом.

— Что, товарищ Чичерин? — спросил Журавлев и уважительно, но просто подал руку.

— Новости, важные новости, хорошие новости, — сказал Чичерин и взошел на трибуну. — Товарищи! — воскликнул он и остановился. Зал замер. — В нашем комиссариате у смены радистов есть почетная и ответственная обязанность. Они… они слушают джаз-банд, которым во все стороны ощетинился капиталистический мир. Но сегодня эта блокада прорвана, сегодня мы услышали из-за стен рушащегося фашистского лагеря голоса наших союзников. Полчаса назад сквозь джаз-банд прорвалась славная песня пролетариата — «Интернационал».

— Да, — весело сказал Журавлев Людмиле, — не моя ли это пластинка? Я ее на всякий случай оставил в Новой Зеландии.

Но Людмила ничего не ответила и встала. Встал и Журавлев. Весь зал взволнованно и единодушно поднялся на ноги, не слушая то, что пытался дальше сказать народный комиссар иностранных дел. Подчиненные большой общей воле, напряженные и дрожащие, как струны какого-то огромного инструмента, люди пели боевые слова старой песни революционеров и коммунистов. Пели все. Пел, стоя и сверкая глазами, юноша-индус с наушниками на голове за десять тысяч верст от Москвы, пел, стоя плотной толпой перед громкоговорителем, народ на бульваре немецкого города, пел вместе со всем классом дед-татарин, учитель сельской школы в глухом захолустье, пел под отцовским взглядом, вспыхнувшим от воспоминаний, трехлетний октябренок у радиотелефона, пели ученые, стоя за столом президиума и глядя в темный, переполненный звуками зал, пел Зоре, сверкая зубами и вспоминая своих мадагаскарских братьев, пел летчик и механик Гончи, и лицо его светлело, а кулаки сжимались крепче, пели звонкими молодыми голосами, взявшись за руки, Борис и Людмила, старательно и фальшиво пел сам Дмитрий Феоктистович Журавлев… Склонив голову, несся он по огромным волнам гимна, будто продолжая свое неутомимое путешествие. Вот — волны стали спокойнее и тише, глуше и отдаленней размеренное пение… И после сорока бессонных часов Журавлев крепко сомкнул веки и, не слыша хора всего земного шара, тихо сказал счастливыми улыбающимися губами:

— Хорошо, тара-тара-тири.

Перевод выполнен по первоизданию (Харків: Держвидав України, 1929). Оригинальный текст книги был возвращен читателям Я. Цимбал и В. Настецким и опубликован на сайте «Аргонавти Всесвіту» (http://argo-unf.at.ua/).