Истории, которых не могло быть - Царева Ирина - Страница 49
- Предыдущая
- 49/85
- Следующая
Прошло это всё внезапно… В сентябре нам подарили месячного котёнка. А через несколько недель, когда он подрос, заметили за ним некую странность в поведении. Играя, он вдруг целенаправленно начинал за кем-то гоняться из комнаты в комнату, шерсть при этом дыбилась и хвост пушился, как у белки. Или в страхе начинал от кого-то пятиться, пятиться, не сводя взгляда с какой-то ему одному известной точки… Но всё вскоре прошло: шаги, вздохи у кровати, странное поведение котёнка… И только ощущение ожидания чего-то необычного не покидает меня до сегодняшнего дня.
В обычной квартире города Орла целой семье явился призрак. Об этом сообщает в своем письме хозяин квартиры Николай Нефедов.
Ко мне приехали в гости родственники: мать, брат, невестка и шестилетний племянник.
Невестка, если говорить честно, «с прибабахом», брат — нормальный мужик, мать — старая коммунистка, а племяш — он и есть племяш — на меня похож.
Тот день, за которым последовала странная ночь, был обычным: мать испекла пирог, мы с братом полдня пролежали под моей машиной, племяш «под присмотром бабушки» громил мою квартиру, а невестка бегала по магазинам и тратила на всякую дурь заработанные братовым хребтом деньги.
Вечером мы, из любви к матери, выдержали две серии очередных мексиканских страстей, поели пирог (не пили!), брат два часа старательно терпел рассказ своей половины о прожитом дне и демонстрацию её покупок, я играл с малым в какую-то долгоиграющую игру, стараясь не слышать доносящийся из гостиной голос невестки: «…Я сначала хотела купить бежевую юбку, но от неё шла отрицательная энергетика, а эта белая просто обдала меня волной теплоты — она больше соответствует моей ауре!..»
Теперь понятно, почему я считаю, что у неё «крыша едет»? И, если бы о событиях, случившихся в эту ночь, рассказала она одна — не было бы этого письма, да и, вообще, я бы слушать не стал.
Спать мы с женой легли в гостиной на диване, а всё семейство улеглось в спальне на нашей кровати, которой я очень горжусь.
Ширина и длина её одинаковы, и на неё вполне размещаются шестеро, а уж три с половиной человека устроились на ней вполне вольготно.
Мать — в уголке, между ней и невесткой — племяш, за невесткой — брат.
Первым утром встал брат. Потряс меня за плечо, позвал покурить на лестничную клетку. И рассказал, что ночью ему кошмар приснился. «Как наяву, — говорит, — только моей не рассказывай, замучит!» Приснилось ему, будто проснулся он, открыл глаза и увидел, что над ним в воздухе висит полупрозрачное белое приведение с лицом, как у гипсовой статуи — всё белое, даже глаза. Но не страшно. «Ты ведь знаешь, как я всё это не люблю — Нэлька „достала“ — вот я себе и скомандовал во сне: „Пусть мне снова приснится, что я сплю!“ — закрыл глаза и уснул. „К чему бы такой сон?“К дождю!» — сказал я. Посмеялись, загасили окурки и пошли в дом.
Застали невестку, мёртвой хваткой вцепившуюся в мою жену и рассказывающую ей: "И висит над нами и прямо мне в глаза своими белыми глазами смотрит! Я у него мысленно спрашиваю — «Ты для контакта со мной послан?» — и внутри себя слышу ответ: «Ты нужна мне, чтобы говорить с людьми твоим голосом. Вашей планете грозит беда…» Увидев нас, моя жена ужом вывернулась из угла, где была зажата неуёмной родственницей, и с криком: «Мальчики, а вот и вы!» — бросилась под наше прикрытие. «Представляете, ночью…» — попыталась подключить нас невестка, но брат перебил её: «Это ты про сегодняшнюю ночь рассказывала?»
В общем, разбудили мать. Общими усилиями картина была восстановлена. Мать посопротивлялась малость, но Нэлька с неё не слезла: «Ну зачем Вы, мама, неправду говорите? Вы же, как его увидели, аж сели, а потом пол-ночи так и сидели на диване, заснуть не могли! Вы поэтому и проснулись так поздно!»
Если отбросить, как не имеющую подтверждений, беседу «призрака» с невесткой, то события выглядели так: первой проснулась Нэлька, не испугалась, даже обрадовалась и попыталась законтачить, потом почти сразу проснулась мать, села, посмотрела на невестку и показала её пальцем на висящее в воздухе. Потом проснулся брат, сказал (по утверждению обоих) «что за ерунда!», повернулся на другой бок и уснул. Ребенок не просыпался. А оно повисело и растаяло.
На описании сошлись все: тело белое полупрозрачное, лицо не прозрачное, похоже на гипсовую маску, но не с дырками для глаз, а тоже с гипсовыми глазами. Оно шевелилось, как бы тянулось вверх. Никто не испугался, и этому все очень удивляются. Вот такая история. Без вранья.
Странные надписи, появляющиеся на зеркале в ванной у жительницы Зеленограда Светланы Барской, оставлял ее призрачный, но надежный друг.
Я не люблю, когда о домовых говорят «нечистая сила». Ну, почему обязательно «нечистая»?
Мой домовой Тимофей представляется мне чистеньким, весёлым, с озорными глазами и обаятельной улыбкой старичком. Я любила оставаться с ним дома вдвоём, делать свои дела и попутно болтать. Впрочем, болтала я одна. Он, конечно, молчал, и только иногда звякал стаканом или скрипел половицей в знак согласия. Я сама придумала ему имя, и оно, похоже, ему нравилось.
Мы дружили два года, пока мне не пришлось переехать на другую квартиру. Тимофей не поехал со мной, хотя я по всем правилам приготовила ему берестяной коробок, постелила пуховичёк, произнесла все мудрёные слова, которые полагается произносить, приглашая домового переехать вместе с хозяином на новую квартиру.
А всё началось с того, что однажды среди ночи меня разбудил звонок в дверь. Естественно, я открывать не стала, но «кто там?» спросила. Это оказался мой сосед снизу, который уже давно и успешно доводил меня до состояния готовности к убийству. На этот раз он разразился пьяными воплями, требуя, чтобы я «прекратила по ночам делать ремонт». Ему, очень мешало спать жужжание электродрели. Не только электро-, но и механической дрели у меня в квартире просто не было, и когда мне надо было повесить полку или картину, то в нагрузку к дрели мне всегда приходилось брать мастера. Да и ремонт я уже года два не делала, и пока делать не собиралась.
Сосед, конечно, этого не знал, а если бы и знал, то вряд ли бы вспомнил в пьяной горячке. Вызывать милицию — не мой стиль, поэтому я просто захлопнула дверь, вернулась в постель, заткнула уши ватой, накрылась с головой, и предоставила соседям по лестничной клетке решать эту примитивную задачу без моего участия.
Утром, войдя в ванную, я обнаружила на зеркале написанные моей помадой слова: «Он мне надоел». Почерк был не мой.
Если я скажу, что я испытала положительные эмоции, глядя на слова, которые вполне соответствовали моим мыслям, — я совру. На самом деле я попросту испугалась. «Подруга, — сказала я себе, — ты стала лунатиком». Другого объяснения я не видела. Для меня оно было более приемлемо, чем мысль о вмешательстве чего-то потустороннего. Смущал меня только почерк. Весь день на работе я, вместо того, чтобы выполнять свои должностные обязанности (я программист), изощрялась в написании «Он мне надоел» всеми возможными для меня вариантами почерка. Я даже пробовала написать эту фразу левой рукой, с закрытыми глазами, вывернув руку за спину: Ничего общего! На мои изыскания ушёл весь рабочий день и два тюбика помады. Вечером я вытащила из папки принесённые с работы листы, перемазанные помадой и с усердием криминалиста провела графологическую экспертизу. Почерк не совпадал.
Я легла спать, но уснуть мне не удалось. Я снова и снова перебирала события прошедших суток. Заодно я вспомнила, что опоздала на работу, и руководство меня обласкало очередным обещанием лишить премии. А потом в голову пришла дурацкая мысль о том, что шеф мог войти ко мне в кабинет во время моего отсутствия (а я пару раз выходила), увидеть листы бумаги с многократными помадными «он мне надоел», и принять это на свой счёт. Такая форма протеста могла вызвать у него сомнения в моём психическом здоровье.
- Предыдущая
- 49/85
- Следующая
