Командир Браге (СИ) - Мах Макс - Страница 53

- Какая посылка? - опешила Лиза.

- От полковника Рощина, госпожа капитан! Слеганцов, выноси!

Из геликоптера появились фельдфебель и зауряд-прапорщик, тащившие ящик из-под тридцатисемимиллиметровых снарядов и поставленную прямо на него картонную коробку.

- Что это? - нахмурилась Лиза.

- Не имею чести знать! - снова улыбнулся офицер. - Но Вадим Николаевич просил передать из рук в руки и напомнить про шесть часов вечера после войны!

"В шесть часов вечера после войны? Серьезно?"

Что ж, шутка удалась, но ее последствия могли оказаться весьма проблематичными. Уяснив характер испытываемых полковником чувств, Лиза старалась никак Рощина не "обнадеживать". Тем более, не поощрять. Он был хороший, интересный человек, блестящий офицер спецназа, но нежелательный кавалер. Кто не успел, тот опоздал, не правда ли? А Рощин свое счастье, увы, упустил. Поздно встретились, и все такое. Однако и грубить хорошему человеку было бы верхом неприличия. Поэтому любые намеки на "чувства" Лиза старательно игнорировала, и все попытки полковника "обострить" ситуацию по возможности сводила к шутке. Так и случилось, что, получив от Рощина прямой вопрос - "где и когда?" - ответила ему цитатой из старого советского фильма: "В шесть часов вечера после войны". Лиза пошутила, но Рощин ее слов не забыл и теперь напоминал о назначенном свидании.

"В Ниене на Великокняжеской набережной, у львов... В шесть часов вечера после войны".

- Разрешите убыть к месту прохождения службы, госпожа капитан?

- Убывайте, подпоручик! - вздохнула Лиза и первым делом открыла картонную коробку.

Ну, что сказать! Рощин ее приятно удивил. Букет персидской сирени, коробка дорогущего ниенского шоколада от "Авдотьи Крупской" и, разумеется, письмо, которое еще предстояло прочесть, но не здесь и не сейчас.

Выяснялось, что Рощин умел не только взрывать польские радиометрические станции. Ухаживать он тоже умел. При том ухаживал красиво. Галантный кавалер, и с воображением.

Ну, а в ящике, как полковник и обещал во время давешней встречи в госпитале, переложенные соломой лежали двенадцать бутылок пятидесятилетней польской старки...

"С нее и начнем..."

Настроение поднялось, но интуиция подсказывала, что радоваться рано. Так все и случилось, да так скоро, что Лиза даже прибытия Варзы дождаться не смогла. Она только и успела, что прочитать письмо Паганеля, - то, которое оказалось крайним в очереди, - и короткую, но полную скрытых смыслов записку Рощина. Выпила под настроение немного старки, - темно-коричневая жидкость едва плескалась на самом дне стакана, - и большую чашку черного, как африканская ночь, и сладкого, как кровь диабетика, кофе. Выкурила папиросу и потянулась, было, за второй, но тут "полковая труба пропела "сабли наголо!", и понеслось.

***

Следующие восемь дней группа "Рцы" и вся 5-я эскадра оперировали восточнее и юго-восточнее Смоленска. Глинка, Ельня, Угра и Спас-Демьянск. "Архангельск" большей частью - имея в виду дневное время, - шел на высотах от трех до четырех верст, плотно опекаемый двумя фрегатами и тремя линейными крейсерами. Внизу лежали набравшие зелени леса, перемежавшиеся с цветными прямоугольниками полей, деревни, городки и города, но Лиза редко смотрела вниз. Большую часть времени она осуществляла "общее руководство боевыми действиями", от которого, как от оскомины, сводило челюсти, и со свирепой завистью наблюдала за стартами и финишами штурмовых кочей и лодий-торпедоносцев.

Противник дрался отчаянно, проявляя общие для всех русских - и себерских, и киевских, - черты: упрямую, но не всегда осмысленную цепкость в обороне и бешеный, а то и безумный порыв в контратаках. Однако в современной войне, как это понимала теперь Лиза, качество бьет количество.

Армия Себерии была оснащена и подготовлена к войне лучше киевлян, превосходила их в надежности и живучести бронеходов и боевых кораблей, в их - кораблей и машин, - оснащении, скорости и огневой мощи. Короче говоря, себерцы стреляли дальше и точнее, и их залп весил больше. Оборона киевлян была прорвана сразу на пяти или шести направлениях, и Восточный фронт снова пошел вперед.

Тем не менее, сражение не прекращалось ни на минуту, и его накал со временем не только не снижался, но, кажется даже, возрастал. Трижды киевляне прорывали боевое охранение авиаматки, и положение спасали одни лишь вымотанные до предела пилоты штурмовиков. Один раз дело дошло до того, что плюнув на грозные приказы Адмиралтейства, Лиза оставила "за старшего" своего старпома, а сама повела в бой неполную штурмовую эскадрилью, подняв в воздух коч, пилот которого был ранен в предыдущем вылете. Атаку они, к счастью, отбили, отделавшись легким испугом в виде нескольких попаданий снарядов малого калибра в корпус "Архангельска". И, когда усталые, но довольные истребители вернулись домой, "моральное удовлетворение" в купе с сопутствующим ему резким выбросом адреналина и эндорфинов в кровь едва не свело Лизу с ума. Просто крыша поехала, как от хорошей дозы "номера один", о котором Лиза даже вспоминать себе запретила, не то, что употреблять. Впрочем, правды ради, следует отметить, что никого в этом "безумстве храбрых" она не сбила, и даже, возможно, ни в кого конкретно не попала, хотя боезапас израсходовала до последнего патрона. И получалось, что слетала она не для дела, и не из необходимости, а всего лишь, чтобы выпустить пар. Что ж, выпустила, и даже снискала некоторую толику народной любви. Истребители после этого ее кунштюка Лизу конкретно зауважали, экипаж - в особенности, младшие чины, - тоже, чего не скажешь о старших офицерах, смотревших на нее, в лучшем случае, с неодобрением. Впрочем, Лиза и сама знала, что, по большому счету, была неправа. Нечего ходить в штыковую, если у тебя за спиной целая ударная авианосная группа. Расточительно, неумно, и чревато для нее самой большими неприятностями, вплоть до трибунала.

Обдумав все, как следует, - и возблагодарив ангела-хранителя за то, что не сняли с должности и не отправили под трибунал, - Лиза решила больше не чудить. Мало ли, что хочется! Хотеть не всегда означает мочь. Тем более, что она - капитан 1-го ранга Елизавета фон дер Браге, а не "просто так, погулять вышла".

***

Седьмого мая в 8.30 утра "Архангельск" шел на высоте в три версты курсом зюйд-тень-вест, а попросту говоря, от Орши на Могилев. Штурмовики с подвешенными под крылья стокилограммовыми бомбами взлетали позвенно и уходили вдоль Днепра к близкому уже городу. Бомбили переправы, не позволяя 12-му механизированному корпусу киевлян выйти из окружения, созданного сходящимися ударами фланговых соединений Западного и Восточного фронтов.

Настроение в боевой рубке царило приподнятое, настрой - боевой. Всем хотелось приблизить конец войны. А они - войны - обычно заканчиваются только тогда, когда у одной из сторон не остается возможности или воли к дальнейшему сопротивлению. И не важно, означает ли это безоговорочную капитуляцию, или произнесенное сквозь зубы согласие "как-нибудь договориться". Однако пока Киев к переговорам был не готов, и себерцам не оставалось ничего иного, как принуждать княжество к миру всеми доступными способами.

- "Свеаборг", займите верхний эшелон!

- Старт, вашу мать! У вас там что, все перепились? Срочно освободите полосу!

- Здесь, Четвертый, отбомбились, идем домой...

- Разрешите взлет!

- Машина, добавьте...

- Вижу дымы....

Лиза сидела в "адмиральском" кресле, но всю работу за нее делали другие. Первый помощник, шеф-пилот, диспетчер летной палубы, командир авиагруппы... Она лишь наблюдала и слушала, изредка вмешиваясь в эту деловитую суету или отвечая на прямые запросы. Внутренний коммуникатор работал в режиме конференции, и Лиза могла слышать любые переговоры на выбор, всего лишь играя переключателем на левом пульте. Ну, и еще старший связист командного пункта выводил на неё время от времени "прямые линии" от заинтересованных сторон.