Шелковый песок (СИ) - "MarLen-Mor" - Страница 33

- Если ты тут, то кто там стучит? – поинтересовался Морин.

- Первый, - невозмутимо ответил Нэлан и продолжил писать дальше.

- И что он там делает? – не выдержал Морин.

- Сначала расчищал от мусора задний двор, теперь мастерит над ним навес, - Нэлан так и не оторвался от тетради.

- А зачем?

- А я откуда знаю, он же не разговаривает, - выдал очевидное Нэлан.

Стук за окном прекратился. Морин, снедаемый любопытством, вышел из дома, Нэлан потянулся следом.

Задний двор их дома и в лучшие свои времена не выглядел более привлекательно. Первый вынес на свалку весь мусор, который оседал тут десятилетиями, теперь двор блестел подметенными каменными плитами и казался намного больше. Половину двора занимал деревянный навес, укрывающий от солнца. Первый же, пыхтя, тащил из кладовки почти новый диван, который кто-то из родственников забраковал как вышедший из моды и засунул туда. Диван занял место под навесом, а Первый куда-то ушел...

- Интересные дела творятся, - хмыкнул Морин и вдруг замер.

Первый за руку тащил Гента, пытающегося из другой руки Первого вырвать свою трубку. Сзади, похрюкивая, бежал Пучок, норовя запрыгнуть на развевающиеся полы длинного халата Гента и прокатиться на них.

- Это что за чудо? – вытаращился Морин.

- Твой сын, - не задумываясь, высказался Нэлан.

- Да я не про высокого, я про низкого... – начал Морин и смутился.

- Ааа... Это Пучок.

Услышав свое имя, Пучок рванул к Нэлану и принялся скакать на задних лапах, пытаясь того облизать.

- Кыш, кыш, - отмахивался Нэлан.

А Морин в это время внимательно наблюдал, как Первый все же дотащил Гента до дивана и, усадив его, вернул ему трубку. Гент посидел и попытался встать. Тогда Первый опять отобрал у него трубку.

- Да что происходит? – заорал Гент.

- Погоди орать, - Морин встал рядом и повернулся к Первому. – Ты что, все это специально сделал, чтобы мы тут курили?

Первый закивал головой и рукой показал себе под ноги, потом на дом и отрицательно покачал головой, потом показал на Нэлана, который в это время развлекался, бросая палочку Пучку, и еще сильнее в отрицании покачал головой.

- Ты хочешь, чтобы мы курили только тут? – изумился Гент. - Но это мой дом! Где хочу - там и курю, - насупился он и с изумлением увидел у себя под носом костистый кулак, уже начавший обрастать мышцами...

Глава 25.

*** Рияд – столица Харидана. Подвалы дворца.

Ксар в тот же день, когда Фарис унес Лумана, спустился к тому в подвал, захватив с собой два теплых одеяла, подушку с дивана и корзинку с едой.

Войдя в камеру, он зажег магический светильник у стены и окинул ее взглядом. Луман сидел, забившись в угол и обхватив колени руками. Длинная цепь кончалась браслетом на щиколотке, а широкие шелковые штаны, бывшие его единственной одеждой, не спасали от холода.

- Замерз?

Луман только молча поднял на него красные, воспаленные от слез глаза. Ксар, не услышав ответа, вспомнил о заклинании безмолвия. Одного взмаха руки хватило, чтобы снять его.

- Зачем ты явился? – голос Лумана был все еще хриплый. – Позлорадствовать? Ну, можешь начинать...

- Я не привык злорадствовать над друзьями...

- Друзьями?!! – проорал Луман, - Какими друзьями?!! Какими могут быть друзьями хозяин и его раб? Или ты забыл, где купил меня?! Забыл, из какой грязи вытащил?! Какой я тебе друг? Я вообще никому не друг! Нет у меня ни друзей, ни врагов, я не могу позволить себе такую роскошь! Я могу только стараться выжить! И все! Выжить и выкрутиться, чтобы не вернуться туда опять и не быть подстилкой неизвестно кому каждую ночь!

- Ты поэтому меня предал?

- Предал? Да что ты знаешь о предательстве!!! Ведь это не тебя за свои карточные долги продал родной брат! Ведь это не тебе пришлось в свой первый раз лежать мордой на заплеванном полу в луже собственной блевотины! Не смей мне говорить о предательстве! Ты сам столько раз твердил, что нас связывает только секс, а после твоего ранения я что, должен был ждать, пока ты меня снова вернешь в бордель? Не дождешься! Я сам о себе позабочусь! Сам! Понял? Уж лучше пусть будет только один за ночь, чем десяток! И не смей мне говорить о предательстве! Не смей! Не смей... не смееей... это ты меня предал, ты бросил, ты не сказал...

Луман плакал, как никогда не плакал даже в самые худшие свои времена, выплакивая за один этот раз все невзгоды жизни, все разбитые надежды, все страдания и всю боль...

- Чего я не сказал, Луман?

- Отстань от меня! Убирайся... Дай мне умереть, не мучай...

- Чего я не сказал, Луман? – теперь голос Ксара был тихим и словно мурлыкающим, его хотелось слушать и слушать, Зов тихо и ненавязчиво заставлял говорить правду...

- Не сказал, что любишь... а я так ждал... а ты - только секс... брезговал... а потом и его нет... а значит, я тебе больше не нужен... Но я не хочу назад!!! – с шепота Луман в мгновение ока перешел на крик - голос сорвался, захрипел, и Луман, давясь слезами, замолк, - уж лучше пусть убьют, пусть подвал... все лучше...

- А Золотку зачем хотел убить? Ведь у них с нияром...

- Плевать я хотел на нияра, я видел, как ТЫ на Золотку смотришь! Как на бога! Ненавижу! Как же я вас всех ненавижу! А больше всех тебя ненавижу! Ненавижу... А теперь смейся! Обливай меня презрением, стражников для забавы позови... Какие у вас там еще развлечения? Не хочу ничего помнить... – всхлипнул Луман, но гордо вскинул голову, - но ты придумаешь, я не сомневаюсь... Ради своего золотого мальчика! Мне и половины таких взглядов не доставалось... Ненавижу! Ненавижу тебя... и как же я тебя люблю, убил бы, будь моя воля... руками бы изорвал, зубами изгрыз... – Луман выл, словно обезумевшее животное, трясся и бился в своем углу так, что цепь на ноге звенела, не переставая...

- Луман! – Ксар бросился к мальчишке, но тот шарахнулся в сторону.

- Не смей!

- Какой же ты дурачок, что же ты натворил и с моей и со своей жизнью! Тебя ведь казнят теперь!

Ксар опустился рядом с Луманом на колени.

- Пусть, - Луман, постепенно приходя в себя, успокаиваясь, с упорством разглядывал стену. – Кому я нужен? Так лучше. Не хочу больше жить. Устал.

- Устал он! Ты должен бороться...

- Никому я ничего не должен!!! Я боролся, - добавил он уже тише, - боролся, пока был смысл. Боролся за свою жизнь, убегал, прятался, меня ловили, и с каждым разом становилось все только хуже. И я понял, что убегать бессмысленно, нужен тот, кому можно поверить, кто защитит. А ты, ты сам предал меня, сам бросил, первое, что ты мне сказал, когда тебя принесли раненого – чтобы я искал другого... Ненавижу тебя! Ненавижу за это!