Суховей (СИ) - Стенли Игорь - Страница 31

По приезду мы сразу легли в постель, но фактически заснуть удалось не скоро, как это часто бывает у пар в стадии насыщения друг другом. Поэтому мне стоило большого труда оторваться от подушки, когда около шести утра настойчиво зазвонил мой рабочий телефон. Это была широковещательная рассылка под грифом «Внимание!». На экране коммуникатора я прочёл, а затем протёр глаза и снова перечитал текст: «Сегодня, ориентировочно в пять часов по московскому времени, в Большом порту Санкт-Петербурга произошёл мощный взрыв, в результате которого в атмосферу на высоту до ста метров поднялось облако неустановленного вещества. Возгораний не зафиксировано, однако ветер смещает облако в сторону жилых районов. Опасения связаны с возможным опасным химическим происхождением вещества. Подробности происшествия уточняются. Сотрудникам, попадающим в зону риска, направлены соответствующие инструкции».

Мы попрощались с Молькино, с полигоном и суровыми, но добрыми сербами. Вернее, это я простился, а Василий Иванович с Гораном уже минут пятнадцать беседовали под сенью леса, на границе лагеря, по ту сторону железнодорожных путей. А по эту сторону мы с Викой готовили автомобиль Ерёменко к дальней поездке: сложили задние сидения, равномерно распределили багаж, так, чтобы можно было относительно комфортно отдыхать на ходу в машине. Нам предстояло как можно скорее добраться до Санкт-Петербурга. Моя стажировка закончилась также неожиданно, как и началась.

А в самом городе на Неве в эти минуты разворачивалось шокирующее и неприятное событие. Стало известно, что происшествие в порту имело все признаки террористического акта с применением радиологического оружия. Мелкодисперсный порошок, попавший в воздух, оказался отравлен радиоактивными элементами, и за короткое время накрыл длинной полосой десятки кварталов Кировского района. Шла эвакуация людей из заражённых участков, военные устанавливали оцепление. По предварительным данным, никто не погиб, но учитывая природу заражения, данный факт не сильно утешал.

Васильевский остров не пострадал, но и оттуда по слухам вывозили людей, и оцепляли наглухо. Ни нам с Викой, ни нашим близким, пока ничего не угрожало, но состояние тревоги и подавленности никого не отпускало — лично мне постоянно напоминая о себе напряжением в районе диафрагмы. Никто не разговаривал, каждый занимался своим делом, каждый пытался осмыслить произошедшее. Когда мы созванивались с инструктором в первые минуты после получения рокового сообщения, на мой вопрос «Что? Началось?» Василий Иванович ответил не вполне уверенно, но, в общем, утвердительно. После чего я обзвонил и предупредил родителей и всех знакомых, кому смог дозвониться. В поступивших из Фонда инструкциях, в том числе, содержались рекомендации: «Сотрудникам и их родным и близким покинуть пределы населённых пунктов с населением более миллиона человек».

Наконец Ерёменко крепко обнялся с сербом и направился в обратном направлении, широко шагая через рельсы. Горан махнул на прощанье рукой и скрылся в густой растительности. Чуть дальше по железнодорожному полотну на состав грузилась военная техника.

Запастись продовольствием решили в одном из крупных торговых центров в окрестностях Краснодара, не заезжая в сам город. Набрали не только еды и питья, но и походных принадлежностей в виде лёгких спальников, газовой горелки и прочих мелочей. Идти условились дальнобоем, без ночёвок и долгих остановок. И хоть путь предстоял не такой сложный, Ерёменко неоднократно напоминал: «Быть готовым ко всему».

За покупками отправились мы с Викой, а командор остался в машине, опасаясь за свой помповый дробовик, который был частью его командировочного имущества. Инструктор тоже покидал своё насиженное место в благодатном южный регионе.

В итоге в багажнике внедорожника объединённом с салоном, оказалось место не только для горы вещей, но и для отдыха. Не очень просторно, но могло быть и хуже.

Спать пока не хотелось, однако Василий Иванович напомнил, что к концу дня кто-то должен будет сменить его за рулём, и я отправился в багажник, навёрстывать упущенный прошлой ночью отдых. Вика осталась пока за штурмана, и, не теряя времени, пользуясь положением, завела беседу на мучающую её тему происхождения и смысла жизни. Из-за плотного графика тренировок по тактике я так и не смог выполнить обещание, лично расспросить Ерёменко по данному вопросу. Поэтому наша спутница сама взяла быка за рога.

— Удивительно, что вы так долго продержались, — усмехнулся инструктор, оглянувшись на меня, лежащего у подножия горы сумок и чемоданов. — Обычно такие вопросы начинают звучать незамедлительно. На что я отвечаю: «Нет. Такой информации нет. По крайней мере, в открытом доступе». А чем тебе не нравится, к примеру, старый добрый креационизм?

— Нас так воспитывали, — задумалась собеседница. — Если вы о божественном происхождении, то я лично допускаю его. Но многие воспринимают библейскую историю как миф.

— Креационизм не миф, а теория, такая же, как и любая другая, — пояснил Василий Иванович. — Кто считает, что жизнь могла зародиться из случайного взаимодействия химических элементов, тот верит в биохимическую эволюцию, кто признаёт, что нас создал разум некоего высшего существа, тот верит в него. Но повторюсь, фактами пока мы не располагаем.

— А будут факты? — спросила Вика не столько у Ерёменко, сколько у высшего разума. — Некоторым нужны доказательства, чтобы верить.

— Доказательства? А вы сходите на войну, а потом скажите мне, что Бога нет, — ухмыльнулся собеседник. — Атеизм — это удел жирного мирного времени. Когда отдельные личности преисполняются мнением, о своей ценности и значимости. Но когда цена твоей жизни и твоим убеждениям переваливает за ноль и стремится к бесконечности со знаком минус, тут уж волей-неволей все вспоминают «Отче наш».

После слов о войне все притихли. Я лежал молча, и был несколько поражён таким разносторонним развитием бывшего наёмника, а ныне инструктора по военно-тактической подготовке. Командор, как я про себя прозвал Ерёменко на время поездки, видимо понял, что хватил лишку, и попытался разрядить обстановку.

— В общем, не буду водить тебя вокруг да около, — продолжил он, обращаясь к девушке, — согласно летописям, принято разделять происхождение разумной и неразумной жизни. При том, что так называемая неразумная жизнь, всё равно рассматривается как часть некоего замысла, читай разума. А отдельной темой идёт происхождение обоих типов жизни конкретно на Земле. И если по первым вопросам ответов пока нет, то по земным делам, выходит, что человек появился здесь сразу в своём теперешнем виде. О чём свидетельствуют древнейшие легенды и археологические находки. Причём мы не просто, допустим, прилетели и стали жить, а ещё и привезли с собой флору и фауну, так как ДНК живых существ имеют много общего. Хочется надеяться, что мы не инопланетные завоеватели, и не уничтожили то, что здесь было до нас. Кстати, важно, что понятие разумной жизни не ограничивается биологическими рамками. По крайней мере, я так истолковал прочитанное. Сойдёт тебе такой ответ?

— Понятно, что ничего не понятно, — пробубнила Вика.

— В этом-то и подвох, — констатировал Ерёменко, — разум наш — и великий дар и наказание. Кстати есть интересная байка по поводу игр разума. Заключается она в предположении о том, что американские индейцы доколумбовой эпохи не могли видеть подошедшие к их берегам испанские корабли, так как в их мозгу не было образов, с которыми их разум мог бы сопоставить увиденное. Как считаешь, возможно такое?

— У меня есть версия! — подскочил я, не в силах пропустить уже знакомую байку мимо ушей. — Мне кажется, вам должна быть знакома фамилия Черенов.

— Черенов?! — обернулся ко мне с округлившимися глазами Василий Иванович, да так, что автомобиль начало уводить на обочину.

Вика вскрикнула. Ерёменко выровнял траекторию и сжал покрепче руль.

— Да, Черенов, — подтвердил я, уже с опаской. — Глава службы безопасности фонда.