Непредвиденная опасность - Амблер Эрик - Страница 12

Луна зашла за облака, но в слабом ее отсвете Кентон разглядел, что это окно на улицу не выходит. Он высунулся. Примерно в десяти футах внизу виднелись смутные очертания какого-то небольшого строения. Кентон вскарабкался на подоконник. Но в этот момент сознание вдруг пронзила мысль: что, если крыша этого строения сделана из стекла? Минуту или две Кентон, скорчившись, сидел на подоконнике, прикидывая, что же делать дальше. И вот, поняв наконец, что торчать всю ночь на подоконнике никак нельзя, он решил рискнуть. Стеклянная крыша — ну и пусть! Он начал осторожно спускаться и повис на руках. Потом закрыл глаза и прыгнул вниз.

Видимо, Кентон недооценил расстояние до крыши, от удара при приземлении весь дух вышел вон. Кроме того, оказалось, что крыша не из стекла и наклонная, и ему пришлось цепляться за черепицу, чтобы не свалиться вниз. Шум от падения показался Кентону просто оглушительным. И на несколько минут он замер, вжавшись в крышу и пережидая. Но ничего не произошло, и вскоре он благополучно перебрался с крыши на землю.

Кентон оказался в маленьком и очень темном дворе. Впрочем, глаза уже привыкли к темноте, и он направился к тому месту, где, как ему показалось, находился выход. Правой рукой Кентон ощупывал бетонную стену и потихоньку продвигался вперед, как вдруг где-то впереди послышался звук.

Сердце ушло в пятки. Кентон замер и стоял, прислушиваясь. Кругом царила полная тишина. Он еле дышал, боясь себя выдать, и вскоре почувствовал, как в висках застучало. Кентон уже начал думать, что, должно быть, просто пробежала крыса, как вдруг звук послышался снова. На сей раз он был отчетливее — поскрипывание кожаных подошв о неровную поверхность.

А затем из темноты впереди него донесся тихий шепот:

— Это ты, Андреас?

Голос принадлежал женщине, и говорила она по-русски.

Кентон снова затаил дыхание. А потом вдруг в темноте раздался сдавленный крик. И в следующую секунду в лицо Кентону ударила ослепительная вспышка и тотчас погасла.

Он метнулся в сторону и бросился бежать, не разбирая дороги. Врезался в бетонную стену, поранил руку и остановился. Стоял и беспомощно всматривался в темноту, но ничего не видел и не слышал. Тогда он снова начал ощупывать рукой стену в поисках выхода.

Ярда через четыре его пальцы нащупали засов на деревянной двери. Он медленно сдвинул его — раздался тихий щелчок. Кентон снова затаил дыхание. А затем резким движением распахнул дверь, прошел и закрыл ее за собой. Секунду он стоял неподвижно, потом вдруг понял, что находится на какой-то тихой боковой улочке, и ждать больше не стал. Бросился наутек.

Вскоре он затерялся в переплетении узких улочек и переулков и перешел на шаг. Раза два оглядывался посмотреть, не преследует ли его кто-нибудь, но хвоста видно не было. Он хотел добраться до реки и уже оттуда пойти на вокзал.

У Кентона не было ни малейшего желания задерживаться в Линце, но о том, чтобы пойти в консульство в столь неурочный час и передать им фотографии и речи быть не могло. Нет, остаток ночи ему стоит отсидеться где-нибудь в гостинице, а в консульство можно заглянуть перед самым отъездом в Берлин. Но прежде всего надо забрать свой чемодан из привокзального кафе.

Когда он добрался до реки, небо уже начало светлеть, булыжники мостовой побелели от измороси. Кентон страшно устал, но то была чисто физическая усталость. Голова работала ясно, вопросы только множились.

Какую ценность могли представлять собой фотографии, лежавшие сейчас у него в кармане? На кого работал Захс? Кто его убил? Кто были те подозрительные типы, дежурившие возле отеля «Джозеф»? Кем был тот плотный коротышка в шерстяном шарфе? И что за женщина спутала его с кем-то в темном дворе?

На первый вопрос он, пожалуй, мог ответить.

Кентон хорошо знал: торговля военными секретами является сейчас чрезвычайно выгодным делом. Когда страны вооружаются с такой скоростью, профессиональные шпионы просто процветают! Ему было известно два случая, когда военные атташе заплатили фантастические суммы за информацию, на его взгляд, самую пустяковую: в первом случае — за максимальный угол подъема полевой пушки, во втором — за подтверждение небольшой неточности в одном из предшествующих донесений о толщине брони нового танка. Очевидно, решил он, планы русских по организации армии на случай войны с Румынией очень заинтересуют Бухарест.

А затем вдруг у Кентона возникло тревожное ощущение, что в последнем предположении он не прав. Вопрос о присоединении Бессарабии к румынской территории в прошлом являлся ключевым во взаимоотношениях между Москвой и Бухарестом. В начале 1918-го, когда Германия вместе с союзниками значительно сократила территорию Румынии, когда Бухарест был занят немецкими войсками, а румынское правительство было вынуждено переехать в Яссы, румынам ничего не оставалось, как занять Бессарабию. Россия как союзник Румынии — в большинстве случаев чисто номинальный — тогда не возражала. Российскому правительству было просто не до этого: Красная Армия воевала с белыми на юго-западе, хватало и других проблем.

Но позже, уже в конце 1918 года, когда между русскими и румынскими солдатами в Бессарабии произошел конфликт, советское правительство потребовало, чтобы румыны освободили территорию Бессарабии. Последние не без оснований заявили, что поскольку на осколках Румынии зверствует голод, возвращение армии, которой давно не платили и толком не кормили, приведет к полной анархии. Россия готовилась уже к войне с Румынией, и положение дел выглядело довольно мрачно, но тут вдруг Румынии наконец удалось убедить подозрительную Россию в невинности своих намерений. И Россия, пусть и неохотно, но согласилась подписать договор, по условиям которого Румыния должна была вывести свои войска из Бессарабии в строго определенные сроки. Обещания своего она так и не выполнила, и Россия, по-прежнему отягощенная более насущными проблемами, позволила румынам оставаться в Бессарабии до тех пор, пока их присутствие там не было признано другими странами как свершившийся факт, и предпринимать что-либо было уже поздно — разве что возмущаться.

С учетом всех этих обстоятельств Румыния нимало не сомневалась в том, что в случае масштабного военного конфликта в Европе Россия может предпринять попытку аннексировать Бессарабию и вернуть то, что принадлежало ей по закону. Кроме того, попавшие в руки к Кентону приказы были датированы 1925 годом. Если Румыния на протяжении стольких лет как-то справлялась с ситуацией и без этой информации, стало быть, она не такая уж и ценная. Очень странно.

Что же до господина Захса, он по-прежнему оставался для Кентона личностью загадочной. Кентон лишь убедился в обоснованности своих подозрений, с самого начала он чувствовал: этот человек не тот, за кого себя выдает. А факт, что он перевозил при себе военные тайны сомнительной ценности, а не какие-нибудь там опасные наркотики или украденные банкноты, лишь запутывал ситуацию.

Убийство, решил Кентон, — это скорее всего дело рук «шпика наци». С виду тот тип был вполне способен на это. Возможно также, что, не найдя снимков, убийца велел своим подельникам дождаться на улице, когда кто-то из сообщников Захса не войдет или не выйдет с фотографиями. Так что вполне вероятно, что коротышка в шарфе был сообщником Захса.

Хотя… вряд ли. Ведь тот мужчина в шарфе вел себя так, словно уже знал об убийстве в отеле.

И теперь еще эта женщина. Судя по голосу, она была молодой, а поскольку говорила по-русски, то, наверное, тоже интересовалась фотографиями. Она обратилась к нему «Андреас». Кто такой этот Андреас? Убийца, человек в шарфе или кто-то другой?..

Он сдался. А затем вдруг с удивлением поймал себя на том, что старается представить, как выглядит та девушка. Было нечто влекущее в ее голосе. Шансы, что они когда-нибудь встретятся и он сможет узнать ее, крайне малы. Темный двор, коротенькая фраза, произнесенная еле слышным шепотом, секундная вспышка фонарика и… вот, собственно, и все. Как это странно! Возможно, до конца жизни он время от времени и от нечего делать будет снова и снова задаваться вопросом — как же выглядела владелица этого голоса? И разумеется, со временем мысленное представление о ней будет меняться. В минуты несчастья и тоски ему будет казаться, что она необыкновенно хороша собой, и зря он тогда не остался во дворе. А когда совсем состарится, будет рассказывать другим старикам о своем необычном приключении в Линце в молодости и скажет, что он был в ту пору глупым романтичным юнцом и что та девушка наверняка была не привлекательней стакана с прокисшим вином.