Модельный дом - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 2

В больших серых глазах блеснули осуждающие искорки, промокнувшие остатки слез, и она отрицательно качнула головой.

— Нет, нет и нет! К тому же до обеда я пребывала в совершенно нормальном состоянии, и только часа в три, может быть чуть раньше, я вдруг почувствовала, что…

Видимо, не найдя подходящих слов, Марина развела руками, и Турецкий не мог не обратить внимания на ее ухоженные руки. Руки красивой, добившейся определенного успеха актрисы, которые с удовольствием целуют поклонники.

— Хорошо, пусть будет так, — согласился с ней Турецкий. — Ну а раньше нечто подобное с вами случалось?

— Вы имеете в виду тревожное состояние?

— Да.

Марина задумалась, видимо, пытаясь припомнить все те неприятности, которые случались с ее мужем, однако вынуждена была вновь качнуть рыжей прядью волос.

— Нет. Пожалуй, нет. По крайней мере, точно сказать не могу. Хотя…

Она уставилась отрешенным взглядом в какую-то точку на стене позади Турецкого, и он вынужден был напомнить ей о себе.

— Что «хотя»?

— Тревожно порой бывало. Особенно, когда возвращалась после спектакля домой, а Игоря не было, хотя и обещал приехать пораньше и даже ужин приготовить.

— И вы звонили ему? Требовали отчета.

— Само собой. Но часто случалось и так, что его мобильник был выключен или же находился вне зоны, и вот тогда-то…

Она замолчала, но тут же подняла на Турецкого наполненные болью глаза.

— Но все это было не то, не то! Это были обыкновенные вспышки тревоги — «как бы чего не случилось», а тут…

И она вновь замолчала, комкая пальцами мокрый от слез платок.

— А причину… причину вашей тревоги вы не пытались прояснить?

Видимо, недопоняв, о чем ее спрашивает Турецкий, Марина сдвинула тщательно подведенные брови.

— Я…

— Я хочу сказать, вы пытались проанализировать это чувство вашей тревоги?

Марина виновато пожала плечиками.

— Нет. Честно признаться, нет. Да и времени не было на то, чтобы копаться в своей душе. Вечером, когда ждала Игоря домой, просто злилась на него и на его забывчивость вовремя заряжать мобильник, ну а когда нашла его в подъезде, окровавленного…

Турецкий ее понимал, в этот момент ей было не до «самокопания». Шок от увиденного, затем сбежавшиеся соседи, «Скорая помощь» и милиция. Точнее говоря, сначала милиция и чуть ли не полтора часа спустя — «Скорая помощь». И только Богу молиться надо, что случилось все это не в конце беременности, а в середине, да и сама Марина оказалась не кисейной барышней, способной только на слезы, а по-настоящему «железной леди», которая позволила себе разрыдаться только здесь. В офисе «Глории».

И за это ее можно было только уважать.

— Простите, а кто вам порекомендовал наше агентство? — спросил Турецкий, стараясь войти в «рабочую колею». Плачущие дети и женщины всегда выбивали его из седла, а тут еще актриса, к тому же огненно-рыжая, красивая.

Марина сглотнула подступивший к горлу комок, промокнула платком глаза.

— Да, в общем-то, он же и порекомендовал, Игорь, — как-то очень уж тихо произнесла она. — Где-то месяц назад он признался мне, что хотел бы сделать серию очерков о детективном агентстве, которое занимается по-настоящему серьезной работой, а ему кто-то в МУРе посоветовал написать о «Глории». Однако закрутила текучка и…

Марина развела руками, и в ее глазах застыло выражение виноватой скорби. Мол, простите, что не успел, не его вина в этом. Что касается Турецкого, то ему оставалось только улыбнуться посетительнице, которая пришла в это самое агентство с надеждой на то, что именно «Глория» поможет ей докопаться до правды. Она не хотела принимать версию официального следствия — нападение с целью ограбления, и на то, видимо, у нее были свои причины.

— Хотите кофе? — голосом добродушного хозяина предложил Турецкий и, не дожидаясь согласия Марины, включил наполненный водой чайник. Достал из бара чашечки, сахар и печенье, спросил Марину любит ли она покрепче или все-таки послабее, и, получив ответ «две ложечки», поставил перед ней исходящую настоящим кофейным запахом чашечку. Это был старый проверенный прием, который сработал и на этот раз. По крайней мере, Марина уже не плакала, да и ее скомканный платок уже не мозолил глаза, сунутый в боковой кармашек.

Теперь можно было задавать вопросы по существу.

— Скажите, Марина, а почему все-таки вас заставила насторожиться задержка мужа, и что именно могло стоять за тем состоянием, которое переросло в откровенную тревогу?

Уже несколько успокоенная первыми глотками горячего кофе, Марина задумалась и, как бы грея ладони о чашечку, не очень уверенно произнесла:

— Я и сама еще не знаю, что именно, но ощущение было такое, что вокруг Игоря скапливается нечто очень черное, злое и беспощадное, и оно, это черное зло, в конце концов, дотянулось до его горла.

Это была уже совершенно иная Марина Фокина, и Турецкий не мог не спросить:

— Вы что, верите в мистику?

— Да как вам сказать, — пожала плечиками Марина, на ее лице застыла печать виноватой улыбки. — Не очень-то и верю, хотя в то же время… В общем, как все актеры.

— То есть, жизнь заставляет?

— Считайте, что так.

— Хорошо, принимаю, — согласился с ней Турецкий. — В таком случае, что именно показалось вам тем самым черным, злым и беспощадным, что смогло дотянуться до «горла» вашего мужа?

Отпив еще глоток кофе, Марина поставила чашечку на блюдце и с прежней тоской в глазах посмотрела на сидящего перед ней уже не молодого, но импозантного, красивого мужика.

— Вы когда-нибудь задумывались о той ауре, которая свивается вокруг вас, я имею в виду детектива и сыщика, который не вешает лапшу на уши своим клиентам, а действительно делает свое дело и, как бы это правильней сказать…

— Отправил за решетку не один десяток убийц и прочей хренотени, — кисло ухмыльнувшись, добавил Турецкий.

— Да. Да, да! Именно это я и хотела сказать.

Откровенно говоря, ни о чем подобном Александр Борисович никогда не думал, и ответом было неуверенное пожатие плечами да идиотская гримаса, которую он так и не смог согнать со своего лица.

— Признаться, нет.

— А зря, — с долей материнского укора в голосе, подытожила Марина. — неплохо бы и вам, да и мне тоже, порой задумываться о том, внутри чего мы живем и что нас всех окружает.

— Может быть, вы в чем-то и правы, — вынужден был согласиться Турецкий, — но при чем здесь ваш муж, это ограбление с вывернутыми наизнанку карманами и все то…

— Вот и вы тоже про ограбление, — перебила Турецкого Марина. — Хотя на самом деле…

— Что? Что на самом деле?

— Да не было никакого ограбления! — взвилась Марина. — Не было! Была попытка убийства и похищение тех бумаг и документов, которые лежали в его кейсе. Что, кстати говоря, преступнику удалось сделать.

— Откуда такая уверенность?

— От верблюда! — совсем уж по-детски огрызнулась Марина. — Игорь — журналист, причем очень хороший журналист, завотделом расследований, и та аура, которая образовалась вокруг него…

— Вы хотите сказать, что вокруг вашего мужа столпилось столько людей, желавших его гибели, скопилось столько зла и откровенной ненависти, что все то, что случилось в подъезде вашего дома, — логическая концовка профессиональной деятельности вашего мужа?

— Да!

Она произнесла это коротенькое слово с такой убежденностью, что в это уже невозможно было не поверить, и Турецкому не оставалось ничего иного как спросить:

— И все-таки, откуда подобная уверенность? Ему что, звонили, угрожали, может быть, встречали в том же подъезде и требовали унять свой журналистский пыл?

— Было и такое, — кивком подтвердила Марина.

— И что? Я имею в виду реакцию вашего мужа.

— Да ничего. Просто схохмил как-то, что кто не рискует, тот не ужинает с коньяком, и на этом все закончилось.

«Кто не рискует, тот не ужинает с коньяком». А еще говорят, «волков бояться, в лесу не сношаться».

Турецкий покосился на Марину. Интересно, к какой все-таки категории журналистов относился Игорь Фокин?