Имя убийцы - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 45

Он участливо кивал, затем признался, что их беседа — пустая формальность, но через нее надо пройти, он надеется, Оксана не будет возражать, что их беседа была записана на диктофон? Пожелал приятного дня и зашагал к машине. А вот последний визит стал серьезным испытанием. Во-первых, следователь Ситникова, открывшая ему дверь, была одета чисто условно. Прозрачный пеньюар поверх белья не скрывал обнаженное тело, а очень выгодно его подчеркивал. Во-вторых, от нее исходил пронзительный запах алкоголя. Турецкий стушевался. Хороша завязочка — пусть и выходной, но пока еще утро…

— Ага, — сказала следователь Ситникова, — Шерлок Холмс, наше вам. Пришли меня арестовать? Хотите войти?

— Могу подождать, пока вы оденетесь, — проворчал Турецкий.

— Да бросьте вы эти условности… — она схватила его за руку, втащила в прихожую. От резкого движения закружилась голова — ему сегодня такие встряски были нежелательны. Не успел он опомниться, как оказался на диване — слева торшер, похожий на аиста, справа открытый сервант, ноги подпирает маленький столик, на котором красуется наполовину пустая бутылка армянского бренди и надкусанная груша… Его окутывал назойливый запах спиртного — пока еще не перегара. Женщина находилась в угрожающей близости. Ей только того и не хватало, как затащить в свои объятия любого мужчину! Она подалась к нему, шумно задышала, он в ужасе обнаружил, что ее глаза окутывает пелена тумана, раскрылся рот, готовый его съесть…

— Простите, мэм, я, кажется, на работе, — пробормотал он, но цепкие ручонки уже обвили его за шею, одна из рук поползла по загривку, стащила с него бейсболку, он вздрогнул, почувствовав боль — упругие пальцы коснулись раны на затылке. Она тоже ее почувствовала — задумалась, убрала руку, но решительности не утеряла, продолжала свои изыскания в других местах. Не сказать, что это было противно, но как-то не был он готов к подобному времяпрепровождению.

— Ну, давайте, детектив, утешьте даму. Вы же видите, даме так непросто сегодня… — она шептала ему в ухо, тянулась к нему, как ребенок к материнской груди, толкнула — он повалился в угол дивана между спинкой и подлокотником, а она уже прижалась к нему грудью. Он чувствовал, как колотится ее сердце, чисто рефлекторно оторвал от себя свои руки, положил их ей на талию, и она тут же застонала, стала извиваться в предвкушении близости, впилась ему в губы своим дерзким ртом, цепкие пальчики поползли к воротнику, стали расстегивать рубашку…

Телефон зазвонил, когда он чуть не сдался. Опомнился, включил критичность сознания, стряхнул с себя женщину, тяжело дыша, начал шарить по карманам.

— Слушаю…

В трубке многозначительно помолчали.

— Здравствуй, любимый, — неуверенно сказала Ирина.

Голова понеслась вихрем, он стал искать точку опоры, ткнулся ладонью в подлокотник дивана, сохранил равновесие. Адским пламенем заполыхали щеки.

— Здравствуй, говорю, любимый, — повторила Ирина. — Ты почему так тяжело дышишь?

— Здравствуй, Ириша… — сипло выдавил он. — Прости, ты так неожиданно…

— С тобой что-то не так?

— Да нет, все в порядке, работаю…

Убедительно соврать не удалось. Вздрогнул и чуть не выронил трубку, когда засмеялась следователь Ситникова. Он смотрел на нее с нарастающим ужасом, не ведая, что предпринять. Она лежала на диване в оглушающе развратной позе. Волосы рассыпались по диванной подушке, рука заброшена за голову, одна нога, блестящая от тщательной эпиляции, согнута в колене, другая… Она смеялась громче и громче. Глаза горели злобным мстительным огнем. Муж, блин… все, что осталось от мужчины после брака! Турецкий лихорадочно стал зажимать трубку, но поздно…

— Вот это да… — дрогнувшим голосом произнесла Ирина.

— Послушай, Ириша, — забормотал он, — это совсем не то, что ты подумала. Я действительно работаю, я всеми днями страшно занят…

— Да ладно тебе, — вздохнула она. — Я все понимаю. Сегодня суббота, выходной день, человеку нужно развеяться. А я так не вовремя со своими звонками…

— Да ерунда это! — зарычал Турецкий. — Ты за кого меня принимаешь?

Но Ирина уже отключилась. Он стоял, растерянный, оглушенный, облитый помоями с ног до головы. А женщина на диване перестала смеяться. Теперь она просто его рассматривала. Но позы не меняла. Злость охватила его. Он готов был растерзать эту шлюху, растоптать, убить к чертям собачьим раз и навсегда… Он сделал угрожающий шаг, занес руку, чтобы треснуть ее по щеке. Застыл, не решаясь это сделать. А ведь как хороша, чертовка — разве способен мужчина устоять перед таким искушением? Волосы рассыпаны, смазлива, неглупа, сложена так, что позавидует Дженнифер Лопес со своей многомиллионной задницей. А ведь в форменном прокурорском мундире ничего такого не было видно…

Он сплюнул, сел на стул, стал растирать онемевший лоб. А женщина поднялась с дивана, подошла к нему, потрепала по макушке, затем взяла за горлышко бутылку со стола и, покачиваясь, удалилась на кухню. Он слышал, как она приложилась к горлышку, что-то хрюкнула, потекла вода из крана…

Когда она вернулась в комнату, это была другая женщина. Почти не качалась, подошла к платяному шкафу, выдернула из него махровый халат, облачилась, не глядя в его сторону, туго завязала пояс. Села на диван и устремила на гостя большие черные глаза. Но смешинка еще не покинула ее организм, она хихикнула, провела ладонью по лицу и сделалась серьезной.

— Вот так-то, Александр Борисович. Женщине-следователю тоже не чуждо ничто животное. Мне очень жаль, что вас подвела, оконфузила, так сказать, перед супругой. Это ведь была ваша супруга?

Злость куда-то улетучилась. Он поднял голову. Женщина старательно прикидывалась трезвой. Надо признаться, ей это удавалось. Она внимательно смотрела ему в глаза. От похоти не осталось и следа. Перед ним сидела обыкновенная женщина… ну, может быть, немного не такая, как хотелось бы.

— В общем, простите, — сказала она. — Накатило что-то. Грусть, тоска и все такое. А вчера изрядно выпила. Вы хотели что-то спросить? Спрашивайте, Александр Борисович, честное прокурорское, я больше не буду к вам приставать.

В глубине глаз затаилась издевка. Там же пряталась нереализованная ненависть ко всем живущим на свете мужчинам. Он не стал задавать глупых вопросов. Ответы мог себе представить: весь вечер она провела в тоскливом одиночестве, глушила коньяк, из дома ни ногой. Не проронив ни слова, он поднялся и ушел. Хлопнул дверью — да так, что шарахнулась на лестничной клетке соседка с мусорным ведром…

Он сидел в машине, мучительно выбираясь из ступора. Звонить Ирине — самая неудачная мысль, лишний повод подтвердить свою вину. И все же он справился с эмоциями, достал сотовый телефон, перевел в режим диктофона. Дернул же его дьявол записать все утренние разговоры… Он заставил себя сосредоточиться, прослушал записи и даже последнюю — диктофон отключился, когда позвонила Ирина. Погрузился в задумчивость, взвешивал факты, анализировал домыслы. А что, если…

Идея отдавала тихим безумием, как и все, связанное с именем журналиста Мышкевича. Но чем черт не шутит? Он извлек из памяти информацию — развлекательный центр «Сан Хайвей». Мотель, бордель и все необходимое для отдыха уставших автомобилистов. Глянул на часы. Справился с фигурантами он, в общем-то, оперативно, не прошло и двух часов после встречи с прокурором. До полудня еще четверть часа. Сто километров туда, сто обратно, неизвестно, как долго провозится на месте, а еще нужно нанести повторный визит в Горелки — для уточнения кое-каких деталей…

Значит, не время тянуть кота за хвост. Время действовать. Он повернул ключ зажигания, машина отзывчиво завелась…

Пять часов спустя он вернулся в районный центр — с пустым бензобаком и полной головой.

Завис с пистолетом на автозаправке — голова уже дымилась от чрезмерного трения в мозгах.

— Мужик, ты тормоз? — мягко поинтересовался пристроившийся ему в хвост автомобилист.

Он вздрогнул, выбрался из гадкого состояния, пристроил пистолет на колонку, прыгнул в машину. Куда теперь? В Горелки. Но нужно позаботиться о собственной безопасности. Есть вероятность, что за ним увяжутся…