Выбери любимый жанр

Имя убийцы - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 14


Изменить размер шрифта:

14

— И никаких сюрпризов? — на всякий случай уточнил Турецкий.

— Какие уж тут сюрпризы, — глухо засмеялся Евсеев. — Жизнь такая — оглянуться не успеешь, а уже в ящике. На мой взгляд, здесь все однозначно, молодой человек. Смерть от удара относительно тяжелым металлическим предметам. Несовместимая с жизнью деформация черепа. И еще — могу вас уверить, удар наносился в то время, когда потерпевший сидел неподвижно. То есть нападения он вряд ли ожидал — иначе извертелся бы…

— Ценю, Александр Борисович, что свою работу в Мжельске вы начали с посещения моего кабинета. — Майор Багульник лез из кожи вон, чтобы выглядеть воплощением дружелюбия, хотя получалось на троечку. — Присаживайтесь, не стесняйтесь. Хорошо выспались?

— Спасибо, Владимир Иванович, часть ночи я действительно проспал. — Турецкий присел, стараясь не всматриваться в убранство кабинета. Если что-то в нем и меняли в последние тридцать лет, то только портреты президентов (а также генеральных секретарей) и министров внутренних дел.

— Да, я знаю, вы могли бы и не заходить, раз уж вам сверху дан такой карт-бланш… — гнул майор. — Но вы поступили правильно. Чаю хотите?

— Спасибо, я только что из морга, — поблагодарил Турецкий. — Полюбовался на загадочного господина Регерта. Как насчет охранников Гриши и Максима? Их уже похоронили?

— А как же иначе, Александр Борисович? — капитан развел руками. — У парней в Москве были родственники. У одного жена, у другого любимая девушка. Жуткий стон стоял в нашем морге, когда вся эта кавалькада прибыла для формального опознания. Тела, по завершении процедур, увезли в Москву, где и предали земле. Похороны состоялись, если не ошибаюсь, двадцать четвертого или двадцать пятого апреля — на одном из столичных кладбищ.

— А генерал?

Врио начальника милиции скорбно поджал губы.

— Тело генерала Бекасова обнаружили… — Багульник пошевелил губами, посмотрел на потолок. — Двадцать шестого числа. В тот же день состоялось опознание… ага, стало быть, двадцать восьмого апреля генерала Бекасова похоронили в Москве на Донском кладбище. Завтра похоронят и Регерта. Родственников у него нет… во всяком случае, вменяемых, придется привлечь социальную службу… Или он вам еще нужен?

Турецкий вздрогнул.

— Нет, спасибо, обойдусь. Скажите, Владимир Иванович, высказывались какие-нибудь версии — какой информацией владел Регерт? Ведь не просто так его убили?

— Гадание на кофейной гуще, Александр Борисович. Первое и единственное, что приходит в голову — Регерт был свидетелем убийства генерала и его ребят. Или располагал другой информацией, на основании которой правоохранительные органы смогли бы сделать правильные выводы. Другого, знаете ли, не приходит. Да и нужно ли?

— То есть дело ясное, что к убийству генерала причастен работник прокуратуры?

— Удручает, но что еще прикажете думать? Если вам подвернется другая версия, то будет приятно. Флаг вам в руки, как говорится: Расследуйте. Рецидива вчерашнего, конечно же, не будет. Мне кажется, каждая собака в этом городке знает, что обязана оказать вам посильное содействие…

Похоже, руководство местной милиции ничего не имело против перекладывания ответственности на чужие плечи. Впрочем, насчет «каждой собаки» Багульник перегнул. У старшего лейтенанта Извекова взгляд на текущие события был несколько иной. Другого Турецкий и не ожидал. В каждом богоугодном заведении должна быть злая собака — дабы отгонять добрых людей. Мирной беседы не получилось. Извеков курил на площадке между этажами, мрачно пыхтел. Увидев Турецкого, соорудил такую физиономию, словно ему под нос сунули хорошо провонявшего покойника.

— Явился… — процедил он с ненавистью. — Не запылился. Ох, чую, натерпимся теперь…

— И вам доброе утро, лейтенант, — озарился улыбкой Турецкий. — Полагаю, мирного сосуществования у нас не получится? А жаль.

— Перебьешься… — Извеков отвернулся. — Лично от меня, Турецкий, помощи не жди, так и знай. Я таких, как ты, перевидал на своем веку… Приезжают, суют свой нос, куда не просят, корчат из себя чуть не Генерального прокурора. Ты — неофициальное лицо, заруби на носу. Будешь мешать, крупно пожалеешь.

— Мешать — чему, лейтенант? Расследованию дела о четырех убийствах? Вы его расследуете? Мне кажется, вы успешно на него забили. С кандачка не прокатило, а с головой никто не учил, верно? Так какого ты тут пыхтишь? Шел бы ты, Извеков…

Ей-богу, этот рыжий субъект чуть не ударил Турецкого! Уже бросился, сжав кулак, кости побелели, да, видно, победили остатки разума — остановился, опустил кулак, вперился в Турецкого, как непримиримый пролетарий в классового врага.

— Может, зря мы так, лейтенант? — миролюбиво сказал Турецкий. — Не подсижу же я вас, в конце концов. Премию не отниму, жену не уведу.

— Да пошел ты, — сплюнул Извеков и отвернулся к окну.

— Ну, и ладно, приятно было пообщаться. — Турецкий шутливо откозырял и побежал наверх. Настроение от инцидента серьезно не пострадало, рассчитывать не добросовестную помощь милиции было несколько наивно, а последнюю наивность он потерял еще лет двадцать тому назад. Впрочем, в оперативном отделе его поджидал более сердечный прием.

— С Извековым бодались? — высунулась из-за компьютера младший лейтенант Эльвира Буслаева — улыбчивая, похожая на мальчишку, чертовски обаятельная. — Ну и кто кого на сей раз? Не обращайте на него внимания, Александр Борисович.

Извеков бука, но работать, в принципе, не мешает. Располагайтесь, чаю хотите?

— Нет, ребята, я на минутку — уточнить диспозицию, так сказать. — Турецкий протянул руку молодому пареньку за ближайшим столом — обладателю крохотных ушей, курносого носа и смешной бородки, прилепившейся на краю подбородка. — Турецкий.

— Татарский, — охотно отозвался оперативник. — Вернее, Татарцев. Это я вчера вашу машину обыскивал. Солидная у вас тачка, Александр Борисович. У нас такая только у директора рынка. В кредит брал. И ту ободрать уже успел.

— Я тоже в кредит, и тоже ободрал, — признался Турецкий. Эльвира и Татарцев недоверчиво хохотнули. Кроме этих двоих в скромно обставленном помещении никого не было. — Ладно, с Извековым в данном заведении, кажется, все ясно…

— Не поминали бы лишний раз всуе, — проворчал Татарцев. — А то ведь черта только помяни…

Распахнулась дверь, в помещение втерлась хмурая физиономия Извекова.

— Багульник где?

— А мы знаем? — проворчала Эльвира.

— На сопках цветет, где еще, — хмыкнул Татарцев. Шутка, видимо, была расхожей.

— Ну-ну, — процедил Извеков, одарил всех по очереди убийственным взглядом и хлопнул дверью.

— Я же говорил, — сказал Татарцев.

— Несколько вопросов, ребята, — заторопился Турецкий, глянув на часы. — В тройном убийстве на Лебяжьем озере, как понимаю, ни улик, ни свидетелей, ни зацепок.

— Совершенно верно, — смущенно подтвердил Татарцев. — Думаете, мы ничего не делали? Да мы носом пропахали все окрестности озера. Опрашивали людей в Горелках, опрашивали людей на трассе, в Королькове…

— Стоп, — встрепенулся Турецкий. — Вы же не были в Королькове.

— Были, — засмеялась Эльвира. — Ирония судьбы. В то время Регерт был еще жив, и о его существовании никто не подозревал. Потом вспоминали — да, подходили к его дому, гавкала собака, но никто не вышел. Соседка… м-м, как же ее… Роза Евдокимовна — потом сказала, что там живет бирюк, с ним лучше не разговаривать. Пошлет подальше — и все дела. Мол, из дома он почти не выходит.

— Не догадались после убийства в прокуратуре соотнести эти два случая? Скажем, выяснить, где находились шесть работников прокуратуры в полдень двадцать третьего апреля. Как у них с алиби?

— Шесть работников? — удивился Татарцев. — Так вы и прокурора подозреваете? Уважа-аем. Действительно, чем он лучше других?

— Мы пытались это сделать, — сказала Эльвира. — Но допросы проводились шестого и седьмого мая. А убийство на озере — двадцать третьего апреля. Две недели прошло. Эти люди просто ничего не помнят. Вот вы помните, где были две недели назад?

14
Перейти на страницу:
Мир литературы