Выбери любимый жанр

Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген - Страница 18


Изменить размер шрифта:

18

Но всё равно там казалось веселее, чем в Алмаре. Северяне, вопреки тому, что прослыли суровым народом, улыбались искренне и широко, смеялись и шутили много и часто, как правило - громогласно, хотя временами и весьма неизысканно. Ну да Хёгни было не привыкать: сам той же породы. Всё восхищало его в этих людях: гордая поступь, крепкая стать, открытые лица, блестящий лёд улыбок, острый, хищный взор. "Ха! - подумал Хёгни. - Похоже, в этой стране даже у рабов спина не гнётся! Каждый ходит, словно конунг! Нелегко, пожалуй, здешнему владыке сладить со своими людьми". Девушки бросали любопытные взгляды на медноволосого паренька, странного юнгу, что на голову перерос прочих моряков со "Скеглы".

- Ты глянулся местным ивам пива, - толкнул его локтём в бок Бели Белый, почти одних с Хёгни лет, - вперёд, в наступление, славный герой!

- ...и пусть обагрится твоё копьё кровью сотни девственниц! - мрачно пошутил Ингви Большая Снасть. - Ты, вроде бы, их рода?

Хёгни неловко улыбался, смущался и прятал глаза. Девчонки хихикали.

На обратном пути видели айсберг, чей расколотый лёд играл на солнце синим и зелёным. Видели пёструю лаву леммингов, что изливалась в море со склонов Брунавикена в безумном порыве. "Твои родичи, Хёгни?" - смеялся Бели, а Сигмар серьёзно доказывал, что лемминги прыгают в воду, чтобы доплыть до Курьего Острова - всякому ведомо, что там у них альтинг.

- Ты, лейдсогеман, муж неразумный, - шепелявил старый Гимли Серый Гусь, - пойди сверьси с картами! На Хенсей тинг у курей. Пошему, как ты думаишь, он так зовётси?

Все смеялись, а Сигмар Пустая Чарка - громче всех.

Не до смеху стало, когда увидели в устье Хримсфьорда, как кашалот сражается с кракеном. А "Скегла" летела, расправив крылья парусов, прямо на них. Море вскипело, волны подбрасывали когг, словно мальчишки - мяч, пенные водовороты всасывали само небо, а чудовищные противники утробно ревели и рвали друг друга в клочья.

- На вёсла, ублюдки! - кричал Фарин, бросаясь к реям. - Очистить палубу! Пиво - за борт! Э, Вихман, ты готов? Хёгни, Бели, спустить парус!

- Нет! - страшно зарычал с кормы Вихман. - Возьми другой галс! Полрумба на запад. Хёгни, сюда. Живо! На, придержи! Сейчас переменится ветер. Проскочим, волей Нюрада! Хэй-йя!

Хёгни принял кормило, навалился всем телом, аж в глазах пошли пятна. И показалось ему: туман обволок Хеннига Вихмана, исчез рулевой, и лишь очи сверкали грозой над миром. А потом исполинская рука, обросшая раковинами да водорослями, развернула корабль, и вихрь туго ударил в паруса, грозя разорвать полотно...

- Проскочили, - Фарин криво улыбнулся занемевшим лицом, - клянусь бородой Нюрада и грудью Кэльданы, проскочили!

- Теперь главное шоб крякин не погналси, - сплюнул Гимли.

- Хэй, Ари, поди сюда, - хрипло позвал Хеннинг, - смени меня. Путь знаешь? Ну и ладно...

- А ты куда? - обеспокоился скипер.

- Пойду поблюю, - осклабился через силу стернман, - у меня, знаете ли, морская болезнь.

Однако блевать клабатер не стал, а спустился в трюм, залез на койку и провалялся до темноты. Хёгни послали проведать его, пока Ари, помощник кормчего, стоял у руля.

- Что это было? - спросил юнгман. - Что ты сделал?

- То, что должно, - сказал Вихман в пустоту, - древние чары клабатеров, за которые надо платить. Это ничего, иные и больше платили. У твоего народа также есть тайные чары, но... - тут кормчий обернулся и взглянул на Хёгни со странной тоской, - да хранят тебя боги, Хаген Альварсон, от этих чар. Ибо проку от них всё меньше.

- Ты уже второй раз называешь меня Хагеном. Почему?

- Мы пока на родине предков твоей матери. Здесь твоё имя чаще звучит именно так.

- Я думал, мы в море, - пробормотал Хёгни.

- Краб тоже думал, - отвернулся к стенке стернман, - да его съели под пиво, - потом поворочался на тюфяке и добавил, - впрочем, мало кто может сказать, что море - его родной край.

"Когда-нибудь у меня будет право на такие слова", - пообещал себе Хёгни.

За первую поездку ему ничего не заплатили, да он и не настаивал. А в следующем году по возвращении в Гламмвикен юнгмана ждал крепкий ремень китовой кожи с затейливой медной пряжкой.

- Носи, заслужил! - похвалил сам скипер.

К поясу прилагался кисет с огнивом и простенькой трубкой, а также деньги: шестьдесят марок серебром. Это было жалование юнги: морякам платили по двести. Впрочем, Хёгни и от этой платы хотел было отказаться. Хеннинг ухватил его клешнёй за ухо:

- Бери, засранец, а то удачи не будет. Прогневаешь и Нюрада, и Кэльдану, и фюльгъев, и дис, а больше всех - нас, товарищей своих, и особенно - меня! Не смей воротить мышиную морду от тех, с кем ходил на одном борту. Никогда не смей!

- Да я... да вы... да я не имел в виду... - лепетал Хёгни под дружный хохот, - герре Вихман, да я за тебя... за всех за вас!.. в огонь, и в воду, и кракену в пасть!

- Ну-ну, кракену в пасть, - ухмыльнулся Бели Белый, - кракен от такого лакомства сдохнет!

- И сам ты вонючка, - сказал Хёгни.

Тут его поддержали не менее дружным хохотом, потому что Бели действительно редко мылся, любил ходить в грязи да саже, за что его и прозвали Белым.

Прощаясь с ватагой, Хёгни благодарил сердечно Фарина Фритьофсона, Сигмара Пустую Чарку и прочих моряков, а больше всех - Хеннига Вихмана. Напоследок полюбопытствовал:

- А что это у тебя одна нога, герре стернман? Вторую акула откусила?

- Не акула, - буркнул Вихман. - Шлюха портовая. Мало-де заплатил. Вот такенные у неё были клыки. Клянусь тебе всеми асами и ванами! Ты сам-то как на счёт шлюх?

- Никак, - смутился Хёгни и попытался отшутиться, - денег жалко.

- Оно и правильно. Ну, бывай здоров, родич конунга! Пойдёшь с нами в третий раз?

- Пойду, коль судьба!

- Коль судьба... - эхом отозвался Вихман.

5

Вот Хёгни сравнялось четырнадцать зим. Осень кончилась. А за несколько дней до Йолля его отец, Альвар Свалльвиндсон, увидел сон, от которого проснулся в поту. И до рассвета не ложился. Финда выспрашивала: что, мол, привиделось тебе, милый, и тот сказал одно лишь слово:

- Вороны.

Финда помрачнела, но больше не приставала к любовнику.

Альвар же наутро велел позвать сына и спросил его:

- Скажи мне, Хёгни, у каких богов просил бы ты помощи? К кому из асов, из ванов или, быть может, из тунов, наших великих предков, обратился бы ты в случае нужды?

Хёгни не сразу нашёлся: сама мысль просить была ему отвратительна. Пусть и богов.

- Кажется, Нюрад и Кэльдана помогают морякам? - неуверенно сказал юноша. - Ещё Фрейр, великан Эгир и его супруга Ран, а также разные духи...

- Собирайся, морячок, - вздохнул на это Альвар, - после завтрака едем в Гримхёрг.

- Зачем бы?

- Пошевели мозгами, и это не будет для тебя большой загадкой.

Хёгни знал, конечно, что Гримхёрг - это святилище Грима, Эрлинга-Всеотца. Знал и то, что отец обещал тамошнему годи посвятить Гриму своему сыну, но эта мысль никогда его особо не волновала: ведь годи Эрлинга сам отказался от этого требования. Да и теперь не шибко встревожился. Подумаешь, проедемся на праздник в гости к старому колдуну!

Вран не выдаст, а варг не съест.

В Гримхёрге ничего не изменилось: тот же частокол, увенчанный черепами животных и людей, тот же огонь на вышке, те же вороны, обсевшие кровли, те же резные столбы обоеруч от врат святилища, да беркут, зорко озиравший двор с конька риги. Не изменился и Тунд Отшельник: как и тогда, он сам вышел встретить путников в зимнюю ночь. Правда, теперь его сопровождал здоровенный чёрный волк из породы варгов.

- Отрадно, что ты прибыл в срок, сын конунга, - приветствовал годи гостей. - Рад видеть и юного Лемминга с Белого Склона!

18
Перейти на страницу:
Мир литературы