Масть - Каплан Виталий Маркович - Страница 11

Конечно, поглядывал я и сквозь Сумрак. Иных было не так уж много, из Тёмных только мы с дядюшкой, Светлых же – человек семь, считая с графиней. Вспомнилось мне, как Александр Кузьмич объяснял: Иные встречаются редко, на десять тысяч обычных людишек приходится всего один Иной. И для не столь уж великого города Твери получалось, что нас тут собралось прилично. А если учесть и Тёмных, коих не позвали из-за худородности…

Чтобы развеяться, пошёл я проведать карточные столы. Играть, конечно, не собирался – но потереться возле, поглядеть на игру, послушать людей… впитать немножко силы. Тут уж я графини стесняться никак не мог: не чужое беру, а лишь поднимаю то, что само упало. Играют люди, волнуются, страшатся, обижаются, завидуют, негодуют… Чувства их бурным потоком утекают в Сумрак и там постепенно растворяются, точно капля чернил в тазу с водой. Растворяются – и становятся силой, которую мы, Иные, тянем оттуда. Но можно и напрямую, Великий Договор запрещает лишь незаконно её, силу, тратить, а брать и накапливать – пожалуйста. «Есть тут, брат Андрюша, однако же, и закавыка, – вспомнились самые первые уроки Александра Кузьмича. – Нельзя их, людишек, ставить в такие условия, чтобы чувства понуждать. Проще сказать, если ты их намеренно мучить и соблазнять для того станешь, то это уже нарушение параграфа двенадцать. Однако же если они сами… а ты просто рядом приключился, то всё по Договору».

Играли здесь в вист и карамболь, и не как у полковника Веенмахера, а по маленькой. Чтили, значит, указ государыни. Впрочем, и без того хватало чувств. Людская порода, что сказать? Проигравший пять рублей горюет так же, как и проигравший пятьсот. Ну или почти так же. Во всяком случае, тут есть чем подкормиться.

Я походил, поглядел на играющих, потом, сделав вид, что притомился, сел на удачно расположенный мягкий диванчик, обитый зелёным бархатом, и стал наблюдать ход игры за ближайшим столиком. То, что видны мне были только спины да затылки, не мешало ни в коей мере. Капелька магии – и видишь под рубашками карт их рисунки. Причём за эту капельку никто бы меня упрекнуть не смог – я же только подглядываю, а не превращаю, допустим, даму в валета. Не влияю на людей. Сижу, никого не трогаю, тихонько подбираю чувства, что они столь щедро выплёскивают в пространство.

Вскоре внимание моё привлёк немолодой мужчина, чей проигрыш достиг уже двадцати пяти рублей. Ему бы расстроиться – ан нет. Веселье, азарт, непристойные слова – это из него брызгало вволю, в этом он походил на фонтан в Петергофе… и при всём при том испытывал явное сладострастие. Невкусный, в общем, дядька.

Любопытства ради глянул я на цветок его души сквозь Сумрак – и долго сидел с разинутым ртом. Мужчина оказался Иным, Тёмным – но пока что не посвящённым. Судя по яркости – четвёртый ранг.

Пожалуй, стоило бы немедленно известить дядюшку. Нам в Дозоре лишний маг уж явно не помешает. Но вновь обуял меня дух противоречия, и поступил я не как должно, а как хотелось. То есть, развалясь на диванчике, внимательно разглядывал мужчину и сквозь Сумрак, и обычным зрением.

На вид было ему около пятидесяти. Высокий, плотный, парик сбился набок, и видны собственные его волосы, рыжеватые с сединой. Лицо красное – от избытка то ли чувств, то ли шампанского. Глаза маленькие, серые, и взгляд их чем-то напоминал Харальда в тот час, когда бранил он меня за Марью Глебовну. Руки длинные, наверняка сильные, пальцы толстые, как солёные огурцы из бочки… Одет богато и модно, однако на белых панталонах расплывается красное пятно от вина… а кажется, будто кровь.

Так-так… Кто же это у нас такой интересный? Внешность его ничего мне не говорила, хотя дядюшка и скинул мне из мозга в мозг портреты всей городской знати. Стало быть, заезжий господин. Однако раз приглашён на бал к графине, то не случайная, не залётная птица. Скорее всего помещик из Тверской губернии, нередко наезжающий из имения своего в город.

А меж тем таинственный незнакомец почуял мой взгляд и резко обернулся.

– Ба! А это что за птица? – вскричал он, хлопнув себя по ляжкам. – Почему не знаю?

Я встал с дивана, слегка поклонился.

– Андрей Галактионович Полынский, гвардии поручик в отставке, к вашим услугам. – Добавлять, что ныне служу я в здешней конторе Тайной экспедиции, пока было ни к чему. – С кем имею честь?

– Так ты что же, меня не знаешь? – изумился мужчина. – Да меня тут каждый знать должен, я тут всё вон как держу!

Чтобы показать как, он сжал правый кулак и звонко хлопнул по нему левой ладонью.

– Сдаётся мне, что его высокопревосходительство господин генерал-губернатор Николай Петрович Архаров выглядит несколько иначе, – усмехнулся я. – И то же касается городского головы, графа Скавронского. Вас же, простите, не имел доселе чести знать. В Твери обретаюсь меньше месяца, – добавил я примирительно.

– Ну, так уж и быть, на первый раз прощаю, – расхохотался неудачливый игрок. – Князь Модест Яковлевич Корсунов, здешний помещик. Чинов не занимаю, ибо все чины мне до ветчины! Передо мной и без того здесь трепещут! А ты, поручик, давай-ка сюда, за столик. Переведаюсь с тобой в картишки, пощупаю, что ты за гусь.

Напрашивается князюшка на неприятности? Или просто дурак? Или и то и другое вместе? Как бы там ни было, пора окоротить наглеца.

Многое можно было сейчас с ним сделать, оставаясь в рамках дозволенного. Ну не в таракана же его превращать! Нужно что-нибудь мелкое, воздействие седьмого уровня, чтоб и мысли ни у кого из людишек не возникло, что нечисто дело. К примеру, кишечник ему опорожнить… или лучше пусть поползает на четвереньках, похрюкает… нашампанился он изрядно, никого не удивит. А то ещё можно влепить по нему «Горючим покаянием» – пусть в слезах перед всеми исповедуется в прегрешениях… у такого кабана их должно быть что щетинок в шерсти. Правда, это уже не седьмой и даже не шестой, а именно что третий уровень.

Но я ничего этого делать не стал. Не потому, что поскупился на магию – свою, по рангу положенную мне годовую меру воздействий вычерпал я менее чем на десятую долю. Просто князь Корсунов был не совсем человеком… пускай пока и сам того не ведает. Если наши до сих пор о нём не прочухали, то скоро так и так узнают, приберут к рукам, расскажут про Иных, помогут поднять свою тень, нырнуть в Сумрак… и вынырнуть оттуда уже настоящим Тёмным. Дядя Яник, может, и в Дозор его возьмёт, рук-то мало, у Светлых перевес… Зачем же мне его позорить? Зачем наживать себе врага? Причём врага, похоже, могучего. Если сейчас у него скрытая сила тянет на четвёртый ранг, то до чего он с годами дорастёт? Я, положим, тоже не вечно на третьем застряну, однако ещё бабушка надвое сказала, кто кого опередит. Нет уж, будем без глупостей. Будем по-человечески.

– Благодарю, ваша светлость, за щедрое предложение, – усмехнулся я, – но что-то не хочется. Не люблю, знаете ли, карточную игру. Да и занятие сие, прямо скажем, не богоугодное.

Князь вытаращился на меня – и был сейчас невероятно похож на огромную жабу. Мой отказ мало того что оскорбил его, но ещё и поразил до крайности. На багровом лице пламенела одна короткая мысль: «Такого не может быть!»

Тотчас же к уху его склонился низенький лысоватый господинчик средних лет, принялся что-то скороговоркой шептать.

– А! – загремел князь, досадливо отпихивая от себя левой рукой ненужного более господинчика. – Вот ты, значит, какая птица, поручик! Наследничек богатенького дядюшки, проигравшийся вчистую! Не любит он игры! Да гляньте на него! – Князь протянул ко мне палец с толстым золотым перстнем. – Да он всего лишь трусит! Боится продуть последние панталоны! И это благородный человек? Что за времена пошли, право слово? Чтобы русский дворянин трусил карт? Чтобы дрожал он за последний свой пятак, точно чухонец или жид? И вот такие защищать будут Русь нашу матушку? Поручик он! Отставной козы поручик! Возрастом сопляк, на увечного не похож, а уже и в отставке! Небось из полка за трусость выгнали?

– Вы намеренно оскорбляете меня, князь? – произнёс я как можно холоднее. Трудно это – изобразить голосом лёд, когда внутри бушует кипящая лава. Трудно – но можно. За последние полтора года многому пришлось мне научиться.