Современный французский детективный роман - Буало Пьер - Страница 20

Вот если бы светило солнце, яркое солнце, все бы изменилось. Мирей бы не появилась. Свет стирает звезды, верно? А между тем звезды не гаснут, они живут. Антиб! Единственный способ убить Мирей. Вернее, окончательно стереть ее с лица земли. Люсьен знала, что делала. Но теперь он все понял и не желает больше спасаться бегством, бежать на залитый солнцем юг. Ведь Мирей уже не сердится. Остается только победить страх, выжидающий момент, чтоб на него напасть. К этому привыкнуть трудно. Надо, наверно, научиться спокойно, без дрожи, вспоминать и о ванне, и о мертвой, одеревенелой, холодной Мирей с прилипшими ко лбу волосами…

Вдоль состава бешено бежали рельсы. Сплетались, опять разбегались в разные стороны. Поезда, вокзалы, мосты, склады с грохотом исчезали вдали. Вагон, освещенный мягким синеватым светом, упруго покачивался. Как будто едешь в далекое путешествие. Едешь-едешь, а все не доедешь, ибо в конце пути придется затеряться в толпе живых!

Над перроном колышется зыбкая пелена паровозного дыма. Суетятся носильщики, мешают пройти. Мужчины, женщины бегут, машут руками, обнимаются… «Целую тебя, как ты любишь, мой волчище». Но Мирей нет и не может быть на перроне. Ее час еще не пробил.

— Соедините меня с Нантом!

Стены кабинета испещрены надписями, номерами телефонов, непристойными рисунками.

— Алло, Нант?.. Больница?.. Доктора Люсьен Могар.

Стоя в кабинете, Равинель уже ничего, ничего не слышит, кроме шума бурлящей, как река, толпы.

— Алло!.. Это ты? Она мне написала. Да, да… собирается вернуться через несколько дней… Да, Мирей! Мне написала Мирей, понятно? Пневматичку… Уверяю тебя, что она… Нет.

Нет. Я в здравом уме… Я вовсе не собираюсь тебя мучить, но лучше, чтобы ты знала… Ну да, я отдаю себе отчет… Но я начинаю многое понимать… О-о! Долго объяснять… Что я собираюсь делать? Откуда я знаю?.. Договорились. До завтра!

Бедная Люсьен! Вечная потребность рассуждать… Что ж, сама убедится. Сама прикоснется к тайне. Сама увидит письмо.

Письмо?.. Но увидит ли она его? Разумеется, раз один почтовый работник вынул его из ящика, другой отштемпелевал, а почтальон доставил адресату! Нет, письмо настоящее. Только вот поймет его не каждый. Надо иметь хорошее воображение.

Бульвар Денэн. Светящиеся стрелы дождя. Сверкающее стадо машин. Хоровод теней. Кафе, похожие на огромные, ярко освещенные пещеры, отраженные невидимыми зеркалами и уходящие в бесконечность… И здесь тот же легкий переход от реальности к миру теней… и никто ничего не замечает.

Подкравшаяся темнота затопила бульвар, словно бурлящим илистым потоком, тем, что уносит разом и свет, и запахи, и людей. Ну-ка! Будь откровенен! Сколько раз ты мечтал утонуть в этих больших канавах, именуемых улицами? Сколько раз ты мечтал плавать по ним легкой рыбешкой и, забавляясь, тыкаться носом в витрины, смотреть на поставленные поперек течения церкви-верши, скверы-сети, где бьются, барахтаются неясные силуэты? И если ты подхватил идею Люсьен насчет ванны, то разве не из-за воды? Вода! Гладкая поблескивающая поверхность, под которой происходит нечто головокружительное. Тебе захотелось, чтобы Мирей участвовала в твоей игре. А теперь ты сам впал в искушение. Уж не завидуешь ли ты ей?

Равинель долго, бесцельно блуждал по улицам… И вот он у берега Сены. Идет вдоль каменного, высокого — почти до плеч — парапета. Впереди мост, большая арка, под ней маслянистые отсветы. Город кажется пустынным. Слабый ветерок отдает запахами шлюза и водостока. Мирей где-то тут. Она растворилась в темноте. Они — Мирей и он — каждый в своей стихии и не могут соединиться. Они в разных измерениях. Но они еще могут встретиться и обменяться сигналами, как пассажиры неожиданно встретившихся в море судов.

Мирей!

Он с нежностью произносит ее имя. Больше откладывать нельзя. Надо бежать навстречу к ней, разбивая все преграды.

Проснувшись в номере гостиницы, Равинель тут же вспомнил, что долго бродил по улицам, снова представил себе Мирей и вздохнул. Лишь через несколько минут он сообразил, что сегодня воскресенье. Конечно, воскресенье, ведь Люсьен приезжает поездом в двенадцать с минутами. Должно быть, сейчас она уже в пути. Чем бы пока заняться? А чем вообще можно заниматься в воскресенье? Пропащий день, только ломает всю неделю и задерживает бег времени. А Равинель торопится. Он спешит встретиться с Люсьен.

Девять часов.

Он встал, оделся, отдернул старенькую занавеску, загораживавшую окно. Серое небо. Крыши. Слуховые окна — некоторые даже как следует не отмыты от маскировки. Он спустился вниз, оплатил номер, вручив деньги старушке в бигуди. На улице огляделся и понял, что находится в районе Центрального рынка, в двух шагах от дома, где живет Жермен. При чем тут Жермен? У него можно подождать…

Квартира брата Мирей была на четвертом этаже, и так как выключатель не работал, пришлось ощупью подниматься по лестнице среди воскресных запахов и звуков. За тонкими перегородками напевали, включали радио, болтали о ближайшем матче, о вечернем фильме; выкипало на плите молоко, горланили дети. Равинель столкнулся с каким-то мужчиной. Набросив прямо на пижаму пальто с поднятым воротником, тот вел собаку на поводке. Видимо, иностранец. Ключ от квартиры Жермена торчал в двери. Вечно у них ключ в двери. Но Равинель им не воспользовался. Он постучал. Открыл сам Жермен.

— А-а, Фернан! Как поживаешь?

— А ты как?

— Помаленьку разваливаюсь на части… Извини за беспорядок. Только что встал. Ты, конечно, выпьешь кофейку? Ну, конечно, выпьешь!

Он первым прошел в столовую, отодвинул с дороги стулья, убрал в шкаф халат.

— Марта дома? — поинтересовался Равинель.

— Пошла в церковь, скоро вернется… Садись, старина. Про здоровье не спрашиваю. Мирей говорила, ты в отличной форме. Счастливчик! Не то что я… Посмотрел бы ты на мой последний рентгеновский снимок… Ой… Вот угощайся, кофе на плите. Сейчас принесу.

Равинель осторожно потянул носом. В столовой спертый воздух, пропахший эвкалиптовой настойкой и лекарствами. Рядом с кофейником — кастрюлька с иголками и шприцем. Равинель пожалел, что пришел. Жермен что-то искал в спальне и кричал оттуда:

— Проверь, чистый ли… Врач сказал… При хорошем уходе…

Вступая в брак, думаешь, что женишься на женщине, а женишься на целой куче родственников со всеми их историями. Женишься на бесконечных рассказах Жермена о том, как он жил в плену, женишься на секретах Жермена, на болезнях Жермена… Жизнь — обманщица. В детстве обещает чудеса, а потом…

Жермен вернулся с большими желтыми конвертами — ни дать ни взять почта политического деятеля.

— Наливай себе, старик! Ты небось завтракал? Доктор Гляйзе — голова. Делает такие рентгеновские снимки! Вот ты ничего не видишь, кроме черных и белых пятен, а он так тебе их расшифрует, будто книгу читает.

Подойдя к окну, Жермен показал на свет хрустящую пленку.

— Видишь, над сердцем… Светлое пятно — сердце… Ну да, я тоже стал разбираться. Вот эта маленькая черточка прямо над сердцем… Тебе, наверно, плохо видно. Подойди ближе!

Равинель не выносил этих мерзких снимков. Он не желал знать, как выглядят человеческие потроха. Ему всегда становилось не по себе при виде скелета, опоэтизированного рентгеном. Кое-что должно оставаться сокрытым от человеческого взора. Это нельзя обнародовать. Ему всегда претила любознательность Жермена.

— Рубцевание идет полным ходом, — продолжал Жермен. — Надо, конечно, еще очень беречься. Но, во всяком случае, уже неплохо… Погоди, сейчас я покажу тебе анализ мокроты… Куда я засунул лабораторный анализ? Марта вечно все теряет. Может, она послала его в социальное страхование? Впрочем, Мирей тебе расскажет…

— Да, да…

Жермен осторожно, чуть ли не с нежностью вложил снимок в конверт. Потом, смакуя, извлек другой и стал рассматривать, склонив голову набок.

— Три тысячи франков за каждое фото… К счастью, мне повысят пенсию. Черт, какой отменный снимок! Как говорит доктор: «Вы интересный случай».