Пылай для меня (ЛП) - Эндрюс Илона - Страница 43

Мой телефон зажужжал. Новое сообщение.

«Мэм, это полиция. Вызов идет ИЗНУТРИ ВАШЕГО ДОМА».

Придурок!

«Я тебя рассердил?»

Что б тебя!

Я нажала на интерком.

- Еще одно сообщение. Думаю, он над нами издевается.

- Сидите тихо, - сказала мама.

Я набрала «Засранец» на телефоне.

«Хах. Передай привет своему новому другу».

На экране Рендж Ровер взорвался. Взрывная волна ударила в дверь и стены невидимым кулаком. Склад задрожал.

Интерком загорелся.

- Дети с тобой? - спросила мама.

- Да, - отозвался Берн. - Они со мной.

Яркое белое пламя взметнулось из металлического корпуса Рендж Ровера. О том, чтобы туда выйти, не могло быть и речи. Мы все стали бы отличными мишенями, выделяясь на фоне огня.

Мы сидели и смотрели, как горит Рендж Ровер, пока на нашу улицу не зарулила пожарная машина в сопровождении сирены и мигалок.

- Снимай рубашку. - В жизни бы не подумала, что скажу нечто подобное Бичу Мексики.

Чокнутый Роган стянул рубашку и я изо всех сил постаралась не пялиться. Мускулы перекатывались под его загорелой кожей. Он не был темнее меня, но если я была рыжевато-золотистого тона, то его кожа обладала насыщенным коричневым оттенком. Он был великолепно сложен. Его широкие плечи переходили в мускулистую грудь, в свою очередь, перетекавшую в плоские кубики на твердом животе. «Мужественный» или «атлетичный» не давали ему должного описания. Танцоры или гимнасты были атлетичными. Он же обладал телом, которое должно было принадлежать мужчине из другого времени, тому, кто размахивал мечом с беспощадной яростью, защищая свои земли, и бежал по полю на стену врагов. Была какая-то брутальная сила в том, как мышцы бугрились на его груди.

Я даже не осознавала, насколько он был огромным. Из-за своих отлично скроенных костюмов и правильных пропорций тела, он выглядел человеком почти нормальных размеров. Но сейчас, когда он сидел на моем кухонном стуле, отчего тот казался крошечным, было очень сложно не обращать на это внимания. Одна его физическая сила была ошеломляющей. Он мог раздавить меня голыми руками. Но мне было все равно. Я могла бы смотреть на него всю ночь. Мне был бы не нужен сон. Не нужен был отдых. Я бы просто сидела здесь, и глазела на него. И если бы я смотрела достаточно долго, то отбросила бы прочь всю осторожность, и провела рукой по этим могучим мускулам. Я бы почувствовала силу в его плечах. Я бы поцеловала...

И на этом достаточно.

Под всей этой мужественной, грубой красотой таился холод - такой, который мог пырнуть беспомощного мужчину ножом, почувствовать, как его кончик царапает кость, и повторить это снова и снова, без всяких зазрений совести. Этот холод пугал меня. Чокнутый Роган, в отличие от других людей, редко лгал. Я не знала, было ли это оттого, что я могла его раскусить, или же это было для него естественно. Если он говорил, что мог тебя убить, то так оно и было. Он не угрожал и не обещал, он констатировал факт, а если чего-то хотел, то мог пойти на что угодно, чтобы это заполучить.

Я открыла аптечку и достала из нее марлю и пластырь.

Пожарные уехали, залив жалкие останки Рендж Ровера огнетушительной пеной. Было почти нереально, как быстро прекратились их вопросы после того, как Роган назвал свое имя. Мама настояла, чтобы остаться на наблюдательной площадке, которую они с бабушкой сделали, пока я ездила поговорить с Багом. Дети ушли спать. Бабушка Фрида тоже. Один из людей Чокнутого Рогана пришел, чтобы лично взять на себя ответственность за непредотвращенный взрыв. Когда Арабелле было два или три года, она не любила попадать в неприятности. Она не хотела, чтобы кто-нибудь на нее злился, а ожидание наказания всегда было для нее слишком большим испытанием. Поэтому, когда она делала что-нибудь плохое, то объявляла: «Я собираюсь наказать себя!» и отправлялась к себе в комнату, чтобы встать в угол. Именно такое выражение лица было у мужчины, который смотрел на Чокнутого Рогана в тихом отчаянии. Он бы точно наказал себя, если бы мог.

Сейчас он уже ушел, и склад погрузился в тишину.

Я присела на корточки, чтобы получше видеть его так называемую «перевязку».

- Сейчас я это сниму.

- Постараюсь не заплакать.

Я закатила глаза, вздохнула и оторвала скотч. Он поморщился. Неглубокая рана пересекала его ребра с правой стороны, скорее царапина, чем глубокий порез, но она была три дюйма длиной и кровоточила. По крайней мере, это была не зияющая рана, и мы могли обойтись без швов. Я достала физраствор и чистые тряпки.

- Сочувствую, что так вышло с твоим автомобилем. - Я побрызгала рану физраствором и промокнула ее салфеткой.

- Мы договаривались раскрыть все карты, - сказал он. - Когда ты собиралась мне сказать, что Пирс на тебя запал?

- Он не запал на меня.

- Он позвонил тебе сообщить, что собирался устроить сегодня фейерверки. Заявил, что хочет тебя. Затем прислал сообщение, чтобы ты непременно увидела, как он взрывает мою машину. Вот уже два раза он оповестил тебя, прежде чем сделать что-то, что он считает впечатляющим.

Я нанесла на порез мазь с антибиотиком и накрыла ее марлевым тампоном.

- Адам - пустозвон. Он импульсивный, и ему нравится, когда люди убеждают его, какой он крутой и классный. Я молодая привлекательная женщина, и я дала ему знать, что его выходки меня не впечатляют. - Я начала заклеивать порез. - Он предлагал вместе прийти к его матери, просто чтобы он смог увидеть выражение ее лица. Это его повеселило. Это не увлечение, это... мимолетная фантазия, или как это обычно называют?

- Подобные вещи мне нужно знать, - сказал он. - Я могу их использовать. Если бы я знал об этом, то провел бы день по-другому.

- Забавно, как от тебя только и слышно «я». И никогда - «мы». - Я заклеила другую сторону пореза.

- Что такого ты сделала, чтобы его завлечь? Вы целовались? Держались за руки?

Он говорил сдержанным тоном, но в нем проскакивало легкое раздражение.

- Я чмокнула его в щеку. И в этом не было ничего сексуального. Он пытался уговорить меня сбежать с ним, а я не хотела дать ему отпор так, чтобы он ушел, хлопнув дверью. Мне все еще нужно вернуть его в семью.

- Тогда почему он повелся?

- Я не знаю, почему, - сказала я раздраженно. - Наверное, потому что я выслеживаю его, и при этом говорю ему «нет». До него не доходит, что я преследую его из-за «МРМ», грозящейся вышвырнуть мою семью на улицу. Его Дом верховенствует уже целую вечность, и он даже не может себе представить, чтобы кто-то мог сделать подобное с ними. Не говоря уже о том, чтобы понять, каково это. Вероятно, он считает, что я преследую его, потому что тайно влюблена в сверкающий бриллиант, коим он является.

Упс. Кажется, я ляпнула лишнее. Я не хотела, чтобы Роган знал, что Монтгомери держат нас за горло. Сложно сказать, что он мог сделать с этой информацией. Я выпрямилась.

- Знаешь, сейчас на этой кухне двое людей. Один из них избалованный, до неприличия богатый Превосходный, а второй - я. У тебя больше общего с Адамом, чем у меня. Почему бы тебе не сказать мне, зачем он это делает?

Чокнутый Роган посмотрел на меня. Его взгляд был ясным и твердым.

- У меня нет с ним ничего общего.

С этим можно было согласиться. Роган ничуть не походил на Пирса. Адам был подростком в теле мужчины. Роган же был мужчиной - расчетливым, могущественным и упрямым.

Берн влетел на кухню едва не бегом, и остановился. До меня дошло, что я стояла в двух дюймах от полуобнаженного Рогана, который смотрел на меня.

- Мне зайти попозже? - спросил Берн.

- Нет, - возразила я, отступая от Рогана. - Он допрашивал меня, пока я его латала, но мы уже закончили.

Чокнутый Роган глянул на свой бок.

- Спасибо.

- Пожалуйста.

Берн поставил на стол ноутбук.

- Я нашел.

На ноутбуке видеоплеер проигрывал запись с обычной камеры у входной двери. Временной маркер показывал 20:26. Двадцать шесть минут девятого. Прошла всего пара мгновений после нашего приезда.